Невеста по фотографии - Ли Кым-и

я проходила мимо ювелирного магазина, то увидела жемчуг. Он был едва заметен, но выглядел благородно и намного красивее, чем золото или бриллианты. Поэтому я хочу назвать нашу дочь Пёрл, чтобы она выросла такой жемчужиной.

Подыль положила свою руку на ладонь Тхэвана, лежавшую у нее на животе. Это имя она непременно взяла бы себе, если, как Эстер, могла бы сама его выбрать. Это имя она хотела подарить своей первой дочери.

– Раз так, то мне нравится! Если родится дочка, так ее и назовем. Ой, по тому, как сильно малыш пинается, кажется, что это сын. Дэвид, хорошо проведи время у мамы в животике и появись на свет здоровым!

Заканчивая фразу, Тхэван передразнивал интонации Подыль, и обсуждение имени закончилось смехом.

Старик Со выбрал ребенку имя, плакал, глядя на сушившиеся после стирки одежду и подгузники малыша, медленно и тяжело ходил по двору, но рождения внука так и не увидел. На рассвете Подыль зашла в кухню, но удивилась, не увидев на этот раз никаких признаков присутствия свекра, и позвала его. Не услышав ответа, она осторожно открыла дверь и заглянула в комнату – старик Со еще спал. Беззвучно закрыв дверь, девушка вдруг почувствовала, как от внезапно возникшей мысли у нее подкосились ноги, и рухнула на пол. Услышав звон тарелок, Тхэван распахнул дверь и, испугавшись при виде лежащей на полу Подыль, тут же подбежал к жене. Девушка сильно дрожала и указывала на комнату свекра.

– О-отец, отец…

Тхэван вбежал в комнату и позвал отца, а потом оттуда раздался вой, похожий на звериный. Старик Со умер, не дожив одного года до своего шестидесятилетия. Это произошло в первой декаде августа.

– Старик в тебе души не чаял! Он, поди, боялся, что тебе будет сложно растить дите и ухаживать за ним, потому ушел в мир иной до рождения внука, – плакала мама Джули, которая относилась к старику Со как к родному дяде.

– Это счастье, что он заполучил невестку, знал, что у него будет внук, и умер во сне. Давай возьмем себя в руки и отпустим его в добрый путь! – утешал Тхэвана Чэсон, который, несмотря на ссоры по поводу фермы, в момент горя по-прежнему относился к нему как к брату.

Старика Со похоронили на общем кладбище в Кахуку. Ехать на станцию «Ева», где лежали его жена и сын, было тяжело из-за жары, транспорта и расстояния. Покойного положили в гроб и благодаря помощи жителей лагеря установили надгробие.

Со Кичхун (1860–1919)

– Отец, соберитесь там обязательно все вместе с женой и сыном! А пока спите покойно! – плакала у надгробия Подыль.

Для Подыль свекор стал тем, кто подарил ей заботу, которую она не получила от собственного отца. Если бы он ее не встретил радушно, не принял бы ее тепло, то ей было бы очень сложно справиться с трудностями. Казалось, что из сердца вырвали стержень, будто бы выкорчевали дерево, что стояло при въезде в родную деревню. Подыль не могла справиться с утратой и душевной болью. Тхэван, простившийся со всей семьей, с которой он приехал на Гавайи, тоже глубоко скорбел. Сонхва, словно тень, присматривала за Подыль.

Стоило Подыль бросить взгляд на стул под папайей, на котором сидел старик Со, как она начинала плакать. Глаза застилала пелена слез и при виде одежды для малыша и его кроватки. Девушка ревела, глядя на тарелку и столовые приборы свекра, которые теперь стали не нужны. Все, на что она смотрела, напоминало о том, как пусто стало без свекра, поэтому ей не хотелось выходить из дома. Потеряв жизненные силы, Подыль не могла даже работать в прачечной.

Однажды Тхэван пришел с работы, вынес столик с ужином, который накрыла Сонхва, и сел напротив Подыль. Ради мужа, который всунул ей в руку ложку и, почистив жареную рыбку, положил на рис, девушка съела несколько ложек. Поев, Тхэван сказал:

– Нас пригласили в эту субботу вечером на праздник в пуэрториканский лагерь. Пойдем?

Этот лагерь был самым ближайшим к лагерю «Сэвен», но, так как у них были разные землевладельцы, контактов с ним они почти не поддерживали. По словам мамы Тусуна, которой довелось жить с рабочими из Пуэрто-Рико, эти люди были очень жизнерадостными.

– Ты сказал «нас», то бишь всех жителей лагеря?

– Нет, я так думаю, нас с тобой, семью Чэсона, родителей Джеймса и еще несколько молодых людей. Так что пойдем, заодно и развеемся!

Подыль тоже думала, что пора приходить в себя и возвращаться к обычной жизни, каждый раз, когда чувствовала, как в животе активно шевелится ребенок, который будто пытался разбудить ее, так же, как это делал переживающий за нее Тхэван. Однако она не хотела отправляться на вечеринку после недавней смерти свекра. В Чосоне им полагалось бы носить траур по меньшей мере год.

– Я был бы рад все делать по чосонским традициям. Но здесь даже после похорон родителей, братьев или детей люди идут работать на следующий день. Отец тоже хотел бы, чтобы ты оживилась, пришла в себя и родила здорового ребенка, – сказал Тхэван.

Подыль согласилась пойти в пуэрториканский лагерь. Тхэван попросил госпожу Кесон приготовить еду. Все были рады увидеть Подыль в общей столовой.

– Хорошо, что ты пришла! Умерший есть умерший, а живому еще жить надо! – Госпожа Кесон похлопала Подыль по спине.

– Как ты осунулась! Ты была большим счастьем для господина Со. Даже если бы мой родной отец умер, я бы не смогла так горестно плакать! Всем очень грустно видеть тебя такой, – сказала мама Тусуна.

– Благодаря тебе я тоже вспоминаю своего папу и лью слезы. На похоронах господина Со я будто бы почтила память родного папы, – добавила мама Джули, которая поздно узнала о кончине своего отца.

– Не зря говорят, что, идя в чужой дом в дни траура, чтобы пустить слезу, сначала стоит излить свои печали. Я тоже вспоминала родную мать и плакала, – подтвердила мама Джеймса.

– Сонхва старается заботиться о Подыль. Потому хорошо иметь приятелей. А теперича давайте готовить!

Госпожа Кесон достала необходимые ингредиенты. Пожарив нарезанные овощи и свинину, женщины перемешали их с лапшой чапчхэ, заправленной соей с приправами, и сделали блинчинки чон, обжарив лук и тыкву в масле с мукой. Еду они готовили не только для тех, кто собирался на вечеринку в пуэрториканский лагерь, поэтому делали сразу много. Так Тхэван отблагодарил жителей лагеря, которые помогали ему с похоронами отца.

В пуэрториканский лагерь отправилось всего семь человек: Подыль, Тхэван, Сонхва, Чэсон с женой, папа Джеймса и мама Тусуна. Госпожа Кесон и мама Джеймса решили остаться, чтобы накормить жителей лагеря, которые предпочли спокойно поесть и выпить на своей территории, а не сидеть в гостях, не понимая ни слова.

Вершину горы Коолау залил алый свет. Наступали сумерки,