Невеста по фотографии - Ли Кым-и

страха. Тогда кидать камни в Окхву и ее дочь она считала само собой разумеющимся. Она их била, но не испытывала ни капли сожаления. Но так делать было нельзя. Никто не вправе поднимать на кого бы то ни было руку. Подыль казалось, что раны на теле Сонхвы – это следы от брошенных ею камней.

Взгляд Подыль упал на лежавший на полке в кухне чемодан Сонхвы. Бедняжка купила его вслед за ней в порту Кобе. Девушка вспомнила, как Сонхва по просьбе Хончжу улыбалась, дефилируя с ним в руках. Подыль резко встала и сказала:

– Собирайся! Поедем к нам!

На лице Сонхвы проступило чувство облегчения. Госпоже Кесон не хватало рабочих рук, так что можно попросить устроить подругу работать в столовую. А спать уложить ее можно будет в комнате мамы Тусуна, которая живет одна. А если не выйдет, то можно отправить Тхэвана спать к свекру, пока не найдет подруге комнату. Подыль достала с полки чемодан. В нем лежала одежда для свадебной церемонии. Вспомнив, что в тот день Сонхва была самой красивой из всех невест, Подыль вновь заплакала. В это время Сонхва собрала разбросанные по углам вещи и сложила в чемодан.

Упаковав скарб, девушки вышли на улицу. За это время ливень кончился, и снова засияло яркое солнце. Подыль приобняла Сонхву, которая щурилась и шла нетвердой походкой. С листьев деревьев падали крупные капли дождя. Над горным хребтом Коолау поднялась радуга.

Через два месяца после Нового года Подыль узнала, что беременна. Ее цикл был нерегулярным, и рано начался токсикоз, поэтому поначалу она не поняла, что с ней происходит. Тошнота не прекращалась, и Подыль решила, что сильно заболела, и, чтобы Тхэван и старик Со не беспокоились, втайне от них отправилась в лазарет в японском лагере. В тот миг, когда Подыль увидела написанные врачом иероглифы «беременна», ей показалось, будто десятки радуг раскрылись в одночасье перед ней.

Врач достал табличку с рисунками и объяснил с помощью нее, что она на третьем месяце. Увидев рисунок зародыша в утробе, Подыль вспомнила лица всех сразу: Тхэвана, свекра, мамы… Ей поскорее хотелось сообщить всем эту новость и в то же время повременить и насладиться радостью в одиночку. С ребенком под сердцем Подыль осторожно шла домой по дороге, окруженной ослепительно-желтыми цветущими рододендронами. Вечером того же дня, убрав со стола после ужина, девушка сообщила новость Тхэвану и старику Со. По изрезанному морщинами лицу свекра потекли слезы.

– Спасибо, спасибо! Моя невестка – сокровище нашего дома!

От этих трогательных слов старика Подыль тоже заплакала. Перед отцом Тхэван был невозмутим, но, как только они вошли в комнату и остались наедине, он что есть силы обнял Подыль.

– Ай, аккуратней! Я же так задохнусь! – сказала девушка, не сдержав улыбки.

Тхэван обхватил двумя руками лицо девушки и осыпал его поцелуями. Каждой клеточкой тела Подыль чувствовала, как сильно Тхэван ее любит. Она тоже была безмерно счастлива.

– Ну перестань же! Я же всего лишь беременна, как другие…

Словно стесняясь, Подыль выпроводила за дверь Тхэвана, и ее начало тошнить.

На завтрак, обед и ужин Сонхва старалась готовить разные блюда, чтобы хоть как-то накормить Подыль. В этот раз была каша на кедровых орехах. Подыль выворачивало от одного лишь запаха еды, но, думая о ребенке, она насильно клала ложку в рот и проглатывала содержимое будто лекарство. Сонхва наблюдала за ней с волнением. Еле осилив три ложки, Подыль вернула тарелку, на что Сонхва безмолвно вздохнула.

– Сейчас кажется, что я привезла тебя сюды, чтобы ты за мной ухаживала. Ведь я выживаю благодаря тебе, – сказала тяжело Подыль.

Если бы не Сонхва, кто бы о ней заботился, когда она так страдает от тошноты? Тхэвану сказать было нельзя, да и с мамой Джули было бы не так спокойно, как с Сонхвой. Сонхва на это лишь молча улыбалась.

Через три дня после того, как они забрали Сонхву, к ним явился Сокпо. Но вместо жены он встретил Тхэвана с Подыль и Чэсона с женой. Сонхва же, будто зверек, преследуемый хищником, дрожала и не покидала комнату Подыль.

– Я тоже поначалу решил покончить с плохими привычками и жить счастливо! Я лез из кожи вон, но она и тогда не шла мне навстречу. Она забросила хозяйство и выходила из дома лишь по ночам…

От оправданий Сокпо Подыль охватила ярость:

– Откудова же взяться вдруг нежности к такому старику, как вы? Вам нужно было продолжать вести себя хорошо, а не начать ее избивать! Она же теперича живой труп, а не человек! – кричала громко Подыль, забыв, что рядом стоят Тхэван и Чэсон.

– Она сказала, что умрет, но домой не вернется, что ты будешь с этим делать? – спросил Тхэван, незаметно потянув Подыль за рукав.

Оценив ситуацию, Сокпо сказал, что раз Сонхва останется здесь, то он тоже хочет работать в этом лагере. Получив клятву от старика, что он не поднимет больше руку на девушку, бросит играть и пить и будет усердно трудиться, Тхэван и Чэсон пошли ему навстречу. Они также подготовили ему дом, где он мог бы жить.

– Сонхва родилась там же, где выросла я, она мне как младшая сестра из родной стороны, так что еще раз тронешь ее хоть пальцем, мы ее быстро с тобой разведем! – пригрозила мама Джули.

Благодаря тому, что Подыль была рядом, а жены в лагере все как одна заботились о Сонхве, девушка постепенно обрела спокойствие. Женщинам нравилось, что Сонхва лечит несварение желудка и головную боль своими иголками, да еще и справляется лучше доктора в лазарете. А еще она отлично выполняла работу на кухне, следуя всем указаниям госпожи Кесон и мамы Джеймса. Видя, как Подыль искренне ухаживает за стариком Со, который всего на год старше Сокпо, Сонхва постепенно меняла свое отношение к мужу. Она стала видеть в нем не супруга, а старика, достойного сожаления. Сокпо же трудился на плантациях, не доставляя кому-либо особых хлопот.

1919 год

Во второй декаде марта сообщество чосонцев на Гавайях забурлило. Поводом стали новости о Движении за независимость Чосона. Движение «Мансэ», или «Да здравствует независимость!», началось в Кёнсоне и других больших городах, а затем призывы к освобождению распространились по всей стране. Мужчины, женщины, старики, дети, студенты, крестьяне, рабочие, кисэн – все как один скандировали «Да здравствует независимость!». Эти громкие призывы, раздававшиеся эхом во всех восьми провинциях Чосона, пересекли море и докатились до Гавайев. Даже в американских газетах о Декларации независимости Чосона писали как о значительном событии.

Стоило жителям лагеря, ходившим на митинги в Гонолулу, собраться вместе, как они тут же начинали обсуждать Движение за независимость. Говорили, что десятки людей погибли или пострадали при столкновении с японской полицией, тюрьмы до отказа забиты протестующими, но это только разжигает движение еще больше. После