Россия в канун войны и революции. Воспоминания иностранного корреспондента газеты «Таймс» - Дональд Маккензи Уоллес

одиночества, и по крайней мере у них есть одно хорошее качество – всегда иметь возможность и желание играть в карты сколь угодно долго. Кроме того, Анна Александровна испытывает удовольствие от сознания того, что среди них она важная персона и пользуется бесспорным авторитетом во всех вопросах вкуса и моды; и она особенно благосклонна к тем, кто, обращаясь к ней, именует ее «ваше превосходительство».

Главные празднества устраиваются в именины генерала и его супруги, иначе говоря, в дни святого Николая и святой Анны. По таким случаям все соседи приезжают поздравить их и, разумеется, остаются отобедать. После обеда старшие гости садятся за карты, а молодежь устраивает импровизированные танцы. Праздник проходит особенно успешно, когда поучаствовать в нем приезжает старший сын и привозит с собой брата-офицера. Сейчас он тоже генерал, как и его отец[27].

В минувшие дни ждали, что один из его товарищей предложит руку и сердце Ольге Николаевне, второй дочери, хрупкой девушке, получившей образование в одном из крупных «институтов» – огромных школ-интернатов, основанных и поддерживаемых государством для дочерей тех, кто хорошо послужил своей родине. К сожалению, предложение так и не было сделано, и несостоявшаяся невеста с ее сестрой живут в доме старыми девами, оплакивая недостаток «культурного» общества и убивая время безобидным и элегантным способом – с помощью музыки, рукоделия и легкой литературы.

На именинах можно было встретить еще более любопытные экземпляры старой закваски. Один из них мне запомнился особенно. Это был высокий, дородный старик в поношенном сюртуке, складками натянутом на талии. Его косматые брови наползали на маленькие тусклые глаза, тяжелые усы частично скрывали большой рот, который явно указывал на чувственные наклонности. Его волосы были подстрижены так коротко, что трудно было сказать, какого цвета они оказались бы, если бы им дали отрасти. Он всегда приезжал в своем тарантасе как раз к закускам – блюдам, которые подают незадолго до обеда для аппетита, бурчал несколько поздравлений хозяину и хозяйке, односложно приветствовал знакомых, обильно наедался и сразу же после этого устраивался за карточным столом, где сидел молча, пока находился кто-нибудь, готовый с ним сыграть. Однако гости не любили играть с Андреем Васильевичем, его общество было не очень приятным, и он всегда умудрялся вернуться домой с набитым кошельком.

Андрей Васильевич был в округе известным человеком. Про него ходил целый цикл легенд, и я часто слышал, что няньки пугали им непослушных детей, и весьма действенно. Я никогда не упускал возможности встретиться с ним, потому что мне было любопытно увидеть и изучить легендарного монстра во плоти. Не могу сказать, сколько было правды в тех сказках, кои рассказывали о нем, но они определенно были не лишены основания. В юности он какое-то время служил в армии и даже в ту эпоху, когда солдафоны имели хорошие шансы на повышение, прославился жестокостью по отношению к подчиненным. Однако его карьера оборвалась, когда он дослужился всего лишь до капитана. Он чем-то себя скомпрометировал и посчитал целесообразным подать в отставку и уехать к себе в имение. Здесь он организовал свой дом, руководствуясь не христианскими, а магометанскими принципами, и правил слугами и крестьянами так же, как привык командовать солдатами, беспощадно применяя телесные наказания. Его жена не решалась протестовать против магометанских мер, и любой крестьянин, который стоял на пути их осуществления, сразу же отправлялся в армию или в Сибирь – по усмотрению его господина[28]. Наконец его крепостные не выдержали тирании и притеснений и устроили мятеж. Однажды ночью его дом окружили и подожгли, но он сумел избежать уготованной ему участи и беспощадно покарал всех бунтовщиков. Это был суровый урок, но он не подействовал на Андрея Васильевича. Приняв меры против подобных сюрпризов, он продолжал тиранить и притеснять, как и прежде, пока в 1861 году крепостных не освободили и он не потерял над ними власть.

Совершенно иным человеком был Павел Трофимыч, который тоже регулярно являлся засвидетельствовать свое почтение и поздравить генерала и генеральшу. Приятно было обратиться от сурового, морщинистого, угрюмого лица сказочного злодея к мягкому, гладкому и веселому лицу этого человека, который привык во всем видеть светлое, так что в конце концов и само его лицо приобрело некий свет. «Доброе, веселое, честное лицо!» – мог бы воскликнуть незнакомец, поглядев на него. Зная кое-что о его характере и жизни, я не мог поддержать такое мнение. Он определенно был весел, ибо мало кто мог так же, как он, веселиться и наслаждаться весельем. Его можно было бы назвать и добрым, если понимать это слово в смысле «добродушный», ибо он никогда не обижался и всегда был готов сделать доброе дело, если это не стоило ему никаких хлопот. Но что касается его честности, то тут требуются некоторые оговорки. Его репутация не могла быть совершенно незапятнанной, ведь он был судьей окружного суда еще до начала судебной реформы и, не будучи Катоном, поддавался обычным соблазнам. Он никогда не изучал права и не претендовал на обладание глубокими познаниями в законах. Всем, кто готов был его слушать, он открыто заявлял, что в пойнтерах и сеттерах разбирается гораздо лучше, чем в юридических тонкостях. Но у него было очень маленькое имение, и он не мог позволить себе отказаться от назначения.

…Павел Трофимыч был отнюдь не худшим из судей. Он был известен тем, что защищал вдов и сирот от тех, кто хотел на них нажиться, и никакие деньги не заставили бы его принять неправедное решение против друга, если тот заранее в частном порядке разъяснил ему все обстоятельства дела; но если он ничего не знал ни о деле, ни о сторонах, он охотно подписывал подготовленные секретарем решения и украдкой присваивал деньги, не испытывая при этом никаких угрызений совести. Он знал, что все судьи поступают так же, и не претендовал на то, чтобы быть лучше своих коллег.

Когда Павел Трофимыч играл в карты в гостях у генерала или где-нибудь еще, за тем же столом, как правило, сидел невысокий, неуклюжий, гладко выбритый человек с темными глазами и чем-то татарским в лице. Звали его Алексей Петрович Т. Трудно сказать, действительно ли в нем текла татарская кровь, но все его предки на протяжении одного или двух поколений были добрыми православными христианами. Его отец был бедным военным хирургом в линейном полку, а сам он в юности служил писцом в одной из канцелярий уездного города. Он был тогда очень беден, и ему было нелегко жить на те жалкие гроши, которые он получал