Россия в канун войны и революции. Воспоминания иностранного корреспондента газеты «Таймс» - Дональд Маккензи Уоллес

наполовину очнулся от привычной летаргии и стал изредка читать скудные официальные отчеты, публикуемые правительством. Он был немного удивлен, что не сообщалось ни о каких крупных победах и что армия не пошла сразу же наступать на Константинополь. О причинах он никогда не задумывался. Некоторые из соседей говорили ему, что в армии беспорядок, что вся николаевская система оказалась совершенно бестолковой. Может быть, все это и так, но он не разбирался в военных и политических вопросах. Несомненно, в конце концов все как-нибудь уладится. В каком-то смысле все действительно уладилось, и он снова бросил читать газеты; но вскоре его поразили сообщения, гораздо более тревожные, чем любые слухи о войне. Заговорили о крестьянском вопросе и стали открыто заявлять, что крепостных нужно немедленно освобождать. Впервые в жизни Ивану Иванычу потребовались объяснения. Узнав, что один из его соседей, который всегда был респектабельным и разумным человеком и приверженцем строгой дисциплины, ведет такие разговоры, он отвел того в сторону и спросил, что все это значит. Сосед объяснил, что старый порядок вещей оказался несостоятелен и обречен на крах, что начинается новая эпоха, что все нужно реформировать и что император в соответствии с секретной статьей договора с союзниками вот-вот даст стране конституцию! Иван Иваныч немного послушал молча, а потом нетерпеливым жестом прервал говорящего: «Полно дурачиться. Василий Петрович, скажите серьезно, что вы имеете в виду».

Когда Василий Петрович поклялся, что говорит совершенно серьезно, его друг поглядел на него с выражением глубокого сострадания и, отвернувшись, заметил: «Значит, и вы тоже сошли с ума!»

Слова Василия Петровича, которые его апатичный и трезвомыслящий друг считал признаком временного помешательства, справедливо отражали настроения очень многих русских дворян в то время и не были лишены определенных оснований. Секретный пункт в Парижском мирном договоре был чистой выдумкой, но совершенно верно, что страна вступала в эпоху великих реформ, среди которых главное место занимал вопрос отмены крепостного права. В этом вскоре убедился даже наш скептик Иван Иваныч. Александр II, сын и преемник Николая, в официальной речи перед дворянством Московской губернии заявил, что нынешнее положение вещей не может продолжаться вечно, и призвал помещиков подумать о том, как улучшить условия жизни их крепостных. В соответствии с его наказом были образованы губернские комитеты с целью подготовки конкретных проектов, и постепенно стало очевидно, что освобождение крепостных действительно близко.

Ивана Иваныча встревожила перспектива потерять власть над своими крепостными. Хотя он никогда не был жестоким хозяином, он все-таки не жалел розог, когда считал это нужным, и полагал, что березовые ветки – необходимое орудие в российской системе земледелия. Некоторое время он утешался той мыслью, что крестьяне – не птицы небесные, что им так или иначе нужны пропитание и одежда и что они будут готовы служить ему в качестве сельскохозяйственных батраков; но когда он узнал, что они получат большую часть имения в свое пользование, его надежды рухнули, и его обуял страх перед неминуемым разорением.

Эти мрачные предчувствия отнюдь не оправдались. Его крепостные были освобождены и получили около половины имения, но в обмен на уступленную землю они ежегодно выплачивали ему значительную сумму и всегда были готовы обрабатывать его поля за умеренное вознаграждение. Годовые издержки значительно возросли, но и цена на зерно увеличилась, и это компенсировало дополнительные расходы. Управление имением стало гораздо менее патриархальным; многое из того, что прежде оставлялось на обычай и молчаливое усмотрение, стало регулироваться четкими договорами на чисто коммерческих принципах; выплачивалось и получалось гораздо больше денег; в руках хозяина осталось гораздо меньше власти, но и его обязанности пропорционально сократились; но, несмотря на все эти перемены, Ивану Иванычу было бы очень трудно определить, стал ли он богаче или беднее. У него меньше лошадей и меньше слуг, но все же больше, чем ему нужно, и его образ жизни не претерпел заметных изменений. Марья Пет ровна жалуется, что крестьяне больше не приносят ей яйца, кур и домотканое полотно и что все теперь стоит втридорога, но кладовая почему-то все так же полна и в доме царит все то же изобилие.

Иван Иваныч определенно не обладает никакими выдающимися качествами. Сделать из него героя невозможно, даже если бы его биографию составлял его собственный сын. Ревностные христиане имеют основания презирать его, а активные, энергичные люди – справедливо осуждать за праздность и апатию. Но, с другой стороны, у него нет и больших недостатков. Его пороки носят пассивный, отрицательный характер. Он уважаемый, если и не выдающийся член общества, и кажется весьма достойным человеком по сравнению со многими соседями, выросшими в подобных же условиях. Взять, к примеру, его младшего брата Дмитрия, который живет недалеко.

Дмитрий Иваныч, как и его брат Иван, от природы был наделен решительным отвращением к продолжительным умственным нагрузкам, но, будучи человеком не без способностей, он не побоялся юнкерских экзаменов – особенно когда мог рассчитывать на покровительство полковника – и, соответственно, поступил в армию. В его полку было несколько веселых молодых офицеров, подобных ему, всегда готовых облегчить монотонность гарнизонной жизни шумными забавами, и среди них он легко приобрел репутацию отличного малого. В пьянках он мог перепить лучших из них и во всех безумных шалостях неизменно играл главную роль. Таким образом, он приобрел симпатию товарищей, и какое-то время все шло хорошо. Сам полковник в свое время отдал дань грехам молодости и был склонен не обращать особого внимания на пьяные грешки подчиненных, насколько это было возможно. Но не прошло много лет, как обстановка в полку внезапно изменилась. До штаба дошли некоторые слухи, и император Николай назначил полковником приверженца строгой дисциплины, немца по происхождению, и тот решил превратить полк в своего рода машину, которая должна работать с точностью хронометра.

Эти перемены пришлись совсем не по нраву Дмитрию Иванычу. Его раздражали новые ограничения, и, как только он получил звание лейтенанта, он тут же ушел в отставку, чтобы наслаждаться вольностями деревенской жизни. Вскоре после этого умер его отец, и он стал владельцем имения с двумя сотнями крепостных. В отличие от старшего брата, он не женился и не «обабился», но поступил еще хуже. В своем маленьком независимом княжестве – ибо таково было русское поместье в старые добрые времена – он был властелином всего, что видело его око, и всецело предался буйному веселью, страсти к охоте и любви к выпивке и утехам. Многие из безумных шалостей, которые он себе позволял, надолго сохранятся в народной памяти, но здесь мы описать их не можем.

Дмитрий Иваныч