Моя жизнь. Записки суфражистки - Эммелин Панкхёрст

законах, составляемых мужчинами – без участия женщин – для охраны женщин и детей, я держусь совсем особого мнения. Из своего опыта по попечительству о бедных и регистратора рождений и смертей я знаю, как смешны, как трагически даже далеки эти законы от действительной охраны их. Возьмите, например, прославленную «детскую хартию» 1906 года, мероприятие, прославившее на весь свет Ллойд-Джорджа. Целые тома можно заполнить ошибками и жестокостями этого закона, цель которого заключается в сохранении и улучшении жизни детей. Отличительная черта закона состоит в том, что главную ответственность за небрежное обращение с детьми он возлагает на плечи матерей, которые по английским законам не обладают никакими родительскими правами. Несколько особенно ярких случаев подобного рода стали известны около этого времени и придали бойкоту переписи еще больший смысл.

Особенно грустна история Энни Ульмор. Она была арестована и посажена на 6 недель в Холлоуэйскую тюрьму за небрежное отношение к своим детям. На суде свидетельские показания выяснили, что она жила с мужем и детьми в жалкой лачуге, которую было бы невозможно держать в чистоте, даже если бы в доме была вода. Бедняжке, больной и истощенной, благодаря лишениям, приходилось таскать воду издалека. Дети, как и само жилище, были очень грязны, это правда, но детей она хорошо кормила и заботливо к ним относилась. Муж ее, поденщик, долгое время ходивший без работы, удостоверил, что его жена «морила себя голодом, лишь бы накормить ребят». И, однако, она была признана нарушившей правила «детской хартии» и отправлена в тюрьму. Я с удовольствием могу сказать, что благодаря стараниям суфражисток она была помилована и получила лучшее жилище.

Другим примером может послужить случай с Хелен Конрой, обвиненной за житье в одной скверной комнате с мужем и семью детьми, из которых самому младшему был всего только 1 месяц. В силу закона матери запрещено было спать с этим ребенком вместе в одной постели, и тем не менее обвинение против нее состояло частью в том, что ребенок был найден спящим в ящике, устланном сырой соломой. Несомненно, она предпочла бы положить его в колыбель или в ящик с сухой соломой, но крайняя нищета делала приобретение колыбели немыслимым, а вся обстановка жилища не позволяла сохранять солому сухой. В данном случае оба родителя были приговорены к 3 месяцам тюремного заключения с обязательной тяжелой работой. Судья между прочим отметил, что дом, в котором жили эти бедняки, еще два года тому назад был осужден на слом, но некий почтенный домовладелец все же продолжал собирать дань с его жильцов.

Другая бедная мать, выброшенная из своего жилища ввиду неуплаты ренты, пошла со своими четырьмя детьми в поле и была обнаружена спящей вместе с ними в песочной яме. Ее посадили в тюрьму на месяц, а детей поместили в рабочий дом.

Достаточно подумать об этих несчастных матерях, этих жертвах подчинения женщин, чтобы оправдать сопротивление правительству, которое отказывает женщинам в праве свободно устраивать свою судьбу.

Так как к 1 апреля от Асквита не удалось добиться никакого обязательства, мы провели, и притом весьма успешно, свой бойкот переписи. Многие тысячи женщин во всех концах страны отказывались давать о себе сведения или уклонялись от этого. Я вернула свой переписной лист, написав поперек его: «Кто не имеет голоса, того не считают», другие женщины последовали моему примеру, делая соответствующие надписи. Одна женщина вписала в бланк подробные сведения о своем лакее, прибавив, что в ее доме имеется еще много женщин, но нет больше лиц.[1]В Бирмингеме шестнадцать состоятельных женщин дали в своих домах приют массе бойкотисток. Эти последние спали на полу на креслах и столах, даже в ваннах. Заведующая одним крупным колледжем открыла двери здания тремстам женщинам. В других городах многие женщины целую ночь занимали у себя своих приятельниц, которые хотели оставаться это время вне дома. В некоторых местностях на ночь были сняты бойкотистками пустующие здания в безлюдных углах. Несколько групп сняло цыганские шалаши и провели ночь среди болот.

В Лондоне в ночь переписи мы устроили большой концерт в Куинс-Холле. Многие из нас до полуночи гуляли по Трафальгар-Скверу, а затем отправились на каток, где провели время до самого утра. Одни катались, другие смотрели на них, наслаждаясь при этом прекрасной музыкой и театральными номерами, которые помогли незаметно провести ночные часы. Среди нас было несколько самых блестящих театральных «звезд», щедро расточавших нам свои дары. Почти так же было проведено время и в театре Скала.

Было любопытно посмотреть, что придумает правительство, чтобы наказать мятежных женщин, но оно отдало себе отчет в невозможности предпринять карательные действия; Джон Бернс, в качестве главы местного самоуправления, руководивший переписью, заявил, что правительство решило проявить великодушие. Что уклонившихся, заявил он, незначительно. Но всем и каждому было известно, что это представляет полное извращение фактов.

5 мая согласительный билль обсуждался во втором чтении и был принят громадным большинством в 137 голосов. После этого публика и часть прессы соединились в настойчивом требовании, чтобы правительство уступило определенно выраженной воле Палаты и содействовало прохождению билля. Согласительный комитет отправил депутацию к Асквиту, чтобы напомнить ему его обещание, данное перед выборами и состоящее в том, что Палате Общин будет предоставлена возможность обсудить во всем объеме вопрос о женском избирательном праве; депутации удалось лишь получить с его стороны заверение, что он это имеет в виду. В конце месяца в Палате было сообщено, что правительство в настоящую сессию не уделит времени для обсуждения билля, но если новый билль будет удовлетворять условиям, перечисленным премьером, и редакция его будет допускать внесение поправок, то правительство сочтет своим долгом поставить его на очередь в одну из сессий настоящего парламента. Оно будет готово в ближайшую же сессию, когда билль опять подвергнется второму чтению, уделить для него неделю, что, по его мнению, вполне достаточно и с точки зрения авторов проекта для его окончательного принятия.

Обещание это было дано для того, чтобы удержать ЖСПС от милитантской демонстрации по поводу коронации.

Кейр Харди задал вопрос, обеспечит ли правительство, хотя бы путем прекращения прений или другим способом, прохождение билля в течение намеченной недели, на что Асквит ответил: «Нет, подобного обязательства я дать не могу. Как-никак, реформа эта имеет величайшее значение».

Ответ этот, по-видимому, делал обещание правительства фактически бесполезным. Согласительный комитет принял во внимание возможность того, что билль будет «заговорен» речами, и лорд Литтон написал Асквиту, прося у него гарантий, что обещанная неделя будет предоставлена не для академических прений и рассуждений, а для действительного прохождения билля. Он просил также, чтобы к этой неделе были добавлены дни