Красные часы - Лени Зумас

Огонь над волнами, чтобы корабли не проглотило море. На кораблях усталые мужчины в дождевиках, прищурившись, глядят вдаль, чтобы не умереть. Свет скажет им: «Не плывите сюда», направит в другую сторону по черной воде, в которой полным-полно костей – эти мужчины совсем не хотят добавлять к ним свои. Плохая примета упоминать на корабле законников, кроликов, свиней и церковь. И нельзя говорить «утоп», а только «сгинул».

На родительском собрании учительница спросила:

– А где же твоя мама?

Знахарка ответила:

– Уплыла на корабле.

На самом деле мать уехала на такси, а с водителем расплатилась деньгами, которые стащила из кассы «Красотки Халлет». И восьмилетняя знахарка ждала, час за часом. День за днем. Всю зиму. А потом Темпл отвезла ее в Салем и оформила опеку.

Восемь зим назад знахарка обнаружила под серебристой елью мертвую Темпл. Причину она так и не узнала. Сердечный приступ? Удар? Тетя ушла собирать латук и надолго запропала, так что знахарка заволновалась. Пошла искать. И нашла. Кожа у Темпл была синеватая, а так тетя как будто спала.

К тому времени магазинчик «Красотка Халлет» уже закрылся: слишком плохо раскупали туристы свечки и карты Таро. Темпл его продала. Они переехали из квартиры над лавкой в лесной домик, и Темпл сказала знахарке, которая давно бросила школу и в основном торчала в библиотеке и на скалах:

– Пора браться за работу.

Знахарка не хотела, чтобы у нее забрали тетино тело. Не могла отдать Темпл в похоронное бюро, где ее бы распотрошили и забальзамировали. Земля была мерзлой и слишком твердой, а огонь тетя никогда не любила. Поэтому знахарка остригла ей ногти, срезала волосы, ресницы и кожу с кончиков пальцев, а труп положила в морозильник и прикрыла сверху пакетами со льдом и мороженым лососем.

Прошлой зимой знахарке исполнилось тридцать два – два раза по шестнадцать (шестнадцать будет девочке в феврале) и половина от шестидесяти четырех. Шестьдесят четыре демона в «Инфернальном словаре». Шестьдесят четыре клетки на шахматной доске. Шестьдесят четыре – это восемь в квадрате, число воскрешения и заживления: новое начало, снова и снова.

Как же уснуть, когда перед глазами так и стоит лицо девочки?

Бывало, она целыми месяцами или годами не думала о ней. А потом вдруг что-нибудь напоминало (запах вишен, слово «скоро»). И она снова забывала, отпускала маленькую рыбку. Но с тех пор, как увидела ее лицо возле библиотеки, не могла не думать. Не гадать. Это ты?

Это она.

– Душегуб, иди сюда.

Знахарка отрезает ломтик от буханки Коттера и сначала предлагает кусочек коту. Смазывает подушечку пальца на правой ноге каплей масла черной ели.

И засыпает.

В лесу раздается стук. Душегуб шипит, курицы все до единой кудахчут-надрываются. Осоловевшая знахарка встает. Прокашливается. Пукает.

Это в дверь стучат. Душегуб уже не шипит – воет.

– Тише, мудоскочек, – знахарка ногой отодвигает его от порога.

Двое мужчин в синей форме. Один черноволосый, другой светловолосый.

– Что такое.

– Я офицер Визерс, а это офицер Смит, – говорит черноволосый, – вы Джин Персиваль?

Заметили, как она следила за девочкой? Обвинят в преследовании? Может, девочка ее увидела, вспомнила, что знахарка пряталась за деревьями возле школы, и рассказала родителям?

Она ведь просто хотела посмотреть на ее лицо. Услышать голос. Проверить, что из нее получилось.

– Джин Персиваль, – продолжает черноволосый, – вы арестованы за незаконное оказание помощи больному.

Знахарка смотрит на него, открыв рот.

– Она по-английски вообще говорит? – недоумевает блондин.

Черноволосый откашливается.

– У вас есть право хранить молчание. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде. У вас есть право на адвоката и право на его присутствие во время допроса. Если вы не можете позволить себе адвоката, вам его назначат. Вы понимаете зачитанные вам права?

Знахарка сидит на скамейке около письменного стола светловолосого полицейского. Ей дали пачку крекеров и воду в прозрачном стаканчике.

Кто задаст зерна Пинке и Гансу? Отнесет в курятник хромую наседку? Покормит рыбой Душегуба? А что, если они откроют…

– Мне надо позвонить, – говорит знахарка.

– Вы уже звонили, – отвечает светловолосый полицейский.

– Нет, не звонила.

– Джек, она звонила кому-нибудь? – кричит полицейский через плечо.

– Понятия не имею, – орет кто-то позади знахарки.

– Тогда звоните.

Она стоит около стола, вцепившись в пластиковую трубку.

– Звоните, мэм.

Последний раз знахарка пользовалась телефоном, когда Темпл была еще жива.

– Я номер не помню.

Сколько она за последний месяц разморозила лососей? Сколько осталось в морозильнике? Сколько там пакетов со льдом?

– Все контакты в мобильнике? Понимаю, обычное дело.

– Мне нужен телефон почтового отделения.

– Ньювиллского?

Знахарка улыбается, ведь если кивнуть, то из глаз покатятся слезы – прямо по щекам.

* * *

Лед, который будет преследовать меня, зовется на языке инупиатов «иву», европейцы говорят «ледяное цунами», предугадать его приближение невозможно. Этот лед мчит на берег из моря – огромная масса воды, сплющенная в железную приливную волну. Но я буду быстрее иву. Я обращусь в снежного оленя и обгоню его.

Жена

Гуляет вместе с детьми по Лупатии, убивает время. Ветер сильный, синий, промозглый – ноябрьский.

Перед мороженицей «Весь мир – пломбир» жена вспоминает ямочку на подбородке у Брайана.

Его бедра.

Как он на нее смотрел.

– Доброе утро, Сьюзен! – здоровается библиотекарша.

– Доброе утро!

«Красотка Халлет» закрылась, открылся парикмахерский салон, а так все по-старому уже много-много лет: магазинчики, паб, библиотека и церковь стоят на соленом ветру.

Неужели жена так и умрет в Ньювилле?

Когда они переходят Лупатию, мимо проносится велосипедист – буквально в миллиметре.

– Смотри, куда идешь! – орет он, притормозив и обернувшись на ходу. – Нарожала сопливых детишек на нашей умирающей планете.

– Козел, – кричит жена ему вслед.

Да, она шла не по переходу.

Да, она нарожала детишек в этом дерьмовом мире.

От шейки Бекс пахло чем-то теплым, шелковистым, новорожденным.

Своим ротиком малышка восторженно вцепилась в сосок и пила струящееся по молочным железам молоко.

Джон засыпал у жены на груди с таким бесконечным доверием.

Наверное, эта планета вот-вот погибнет, наверное, она истекает кровью, но жена все равно выбрала бы их, снова и снова.

– Мамусик, а завтра в школу?

– Да, Бусинка, – жена включает поворотник, жмет на тормоз, съезжает с асфальтовой дороги.

– А почему?

– Потому что понедельник.

Вверх, на холм под колышущейся крышей из орегонской ольхи и земляничника.

«Нужно как-нибудь еще вместе кофе выпить».

Можно встретиться в Венпорте. И выпить кофе.

Раньше жена часто ездила по Венпорту, когда без конца колесила туда-сюда, пытаясь убаюкать Бекс. В младенчестве дочка никак не желала засыпать, Дидье был в школе, и жена не