Красные часы - Лени Зумас

лестницы и сильно ушиблась.

Что от ушиба у нее начался отек мозга.

Что она упала, потому что выпила «зелье».

Что зелье, которое она выпила перед падением, и вызвало это падение.

Что зелье можно считать незаконным оказанием помощи больному.

Что в газете написали «Ведьминские проделки».

Что масло, которое она дала Лоле, должно было вылечить шрам.

Что это масло для наружного применения – его нельзя пить.

Что, даже если его выпить, из-за бузинного цвета, лимона, лаванды и греческого клевера человек не может упасть с лестницы.

Что поверят не лесной сумасшедшей, а директору школы.

– Персиваль! – кричит в окошко на двери дежурная. – Одевайся. К тебе адвокат.

На адвокате, как и в прошлый раз, деловой костюм. Как будто он хочет казаться настоящим. Как будто в этом костюме он настоящий и сильный, а не толстенький, трусоватый и чудной. Из людей знахарка больше любит чудных и трусоватых, так что адвокат ей нравится.

Он достает из кейса две коробочки лакричных конфет.

– Как вы и просили.

Знахарка открывает одну, запихивает в рот черные конфеты, протягивает коробку адвокату.

– Х-хм, я такие не ем, – он достает бутылочку и наливает себе санитайзер в ладонь. – Ваш друг, Коттер, взялся кормить животных, говорит, с ними все в порядке.

– Он смотрит за козами, чтобы на дорогу не вышли?

Адвокат кивает. Почесывает шею.

– Боюсь, у меня для вас неприятные новости.

Мэтти-Матильда?

Пошла делать аборт и… умерла?!

– Прокурор выдвинул обвинение.

– Выдвинул?

– Новое обвинение. Против вас выдвинули еще одно обвинение.

– Какое?

– Покушение на убийство.

В животе разливается обжигающий серебряный холод.

– Теперь эмбрионы по закону считаются людьми. Намеренное уничтожение зародыша или эмбриона расценивается как убийство второй степени. А в Орегоне – как убийство, но без отягчающих обстоятельств.

– Что вам рассказала учительница музыки?

– Кто?

– Учи…

– Замолчите, – резко обрывает ее адвокат.

Знахарка смотрит на него искоса.

– Мисс Персиваль, не следует говорить мне то, что вы собирались сказать. Ясно? Обвинение выдвинул адвокат Долорес Файви. Миссис Файви утверждает, что вы согласились прервать ее беременность. Это правда?

– Нет.

– Хорошо, – он роется в кейсе и достает записную книжку и ручку. – Она когда-нибудь говорила вам, что беременна? Или что собирается сделать аборт?

В Лолиных часах всегда было пустым-пусто.

– Лола лжет, – говорит знахарка.

– Почему?

– Пусть доктор ее посмотрит. У нее в матке тихо.

– Никто не шумит? – адвокат поднимает взгляд от записной книжки.

Он знахарке помогает, хотя платить ей нечем, поэтому она натянуто смеется.

– Она никогда не была беременной.

– Но она может заявить под присягой, что думала, будто беременна, – он залезает под манжету и чешет предплечье, потом опять мажет руки санитайзером. – После нашего последнего разговора я искал, но так и не смог обнаружить никаких свидетельств того, что миссис Файви подвергается домашнему насилию. Никаких обращений в больницу или в полицию, никаких озабоченных друзей или докторов. Ничего.

– Но он ей палец сломал. Руку обжег и ударил в челюсть.

– Мы не сможем заявить об этом на суде, если у нас не будет свидетельских показаний.

«Я происхожу от пирата. От пирата. Я…»

– Мисс Персиваль, я хочу, чтобы вы понимали: минимальный срок, полагающийся за покушение на убийство, девяносто месяцев.

Семь лет, шесть месяцев.

– И это минимальный срок. Может быть и больше.

– Но я этого не делала.

– Я вам верю. И заставлю присяжных вам поверить. Но нам нужно разобрать все подробности ваших отношений с миссис Файви.

Он хочет знать, чем Лола заплатила за масло для шрама. Если обвинение докажет, что знахарке платили деньгами или чем-то еще, тогда присяжных можно подтолкнуть к выводу, что деньги или товары поступали в счет оплаты будущего аборта. Приняв их, знахарка как бы согласилась участвовать в покушении на убийство.

– Вот что они попытаются втолковать присяжным, – говорит адвокат. – Нужно пресечь эти попытки. Будем использовать все, что может поставить под сомнение их доводы.

– Я не помню, – говорит знахарка.

Если рассказать про секс, будет только хуже. Секс – самая древняя на свете форма оплаты.

Через семь лет и шесть месяцев козы и курицы умрут, Душегуб ее позабудет, а жучки-древогрызы начисто сожрут крышу.

* * *

Кожа на руках у полярной исследовательницы огрубела от домашней работы.

А секс прогулки с шотландским гувернером Гарри Рэтреем в парке Виктории ей опротивели.

Жена

В большом школьном актовом зале воздух влажный, повсюду висит новогодняя мишура.

– Все олени забавлялись и обидно издевались.

– А где Санта? – спрашивает Джон.

– Потом.

– Санта на спектакли не приходит, – встревает Бекс, она просто до ужаса въедливая.

– Тише, маленькие chouchou, – одергивает их Дидье, который сидит с другой стороны от Джона.

Жена оглядывается в поисках Брайана. Ее взгляд останавливается на обтянутом блестящей серебристой тканью бюсте Долорес Файви, который, кажется, за проведенные в больнице недели слегка усох, как и сама Долорес. Не очень-то теперь сексапильная наша миссис Файви. Пенни зевает. Пит уткнулся в телефон. Ро обмякла в кресле, и вид у нее сердитый.

– И хором они закричали: «Рудольф, мы тебя и не знали!»

Аплодисменты, артисты кланяются, на сцену выходит Брайан в спортивном зеленом, как Гринч, пиджаке.

Отсюда ямочку на подбородке не видно.

– Спасибо, уважаемый хор! – громко объявляет он, снова аплодисменты. – И спасибо всем, кто пришел на наше… специальное представление.

– Тупой, как цельное пробковое дерево, – шепчет Дидье, перегнувшись через Джона.

– Желаем всем веселого и радостного Рождества, – продолжает Брайан.

Где, интересно, он будет отмечать? Лопает, наверно, как тяжеловоз, с такой-то комплекцией.

На улице возле актового зала жена стоит рядом с Дидье и Питом, оттягивая момент, когда придется пристегивать детей, везти их обратно в дом на холме, отстегивать, споласкивать яблоки, мазать миндальным маслом цельнозерновой хлеб, разливать по чашкам молоко от коровы, питавшейся только дикорастущей травой.

Пит:

– Эта запись вышла только в восемьдесят первом.

Дидье:

– Нет уж, извини, в восьмидесятом, ровно через два месяца после того, как он повесился.

А вот когда надо давать детям витамины со фтором – он запомнить никак не может.

– И ровно через сто лет после того, как построили наш дом, – добавляет жена.

– Готов поспорить, строили его китайцы за сущие гроши, – возмущается Пит. – В Орегоне моих соотечественников хорошенько поимели. Особенно железнодорожных рабочих, ну и шахтеров тоже. Слыхала про резню в каньоне Хеллс?

– Нет, – отвечает жена.

– А ты почитай.

Пит ее презирает, почти не скрываясь. Изнеженная белая дамочка, без работы, живет в доме родителей – чем она занимается днями напролет? А вот Дидье потчует его историями о своем разудалом монреальском