Красные часы - Лени Зумас

детстве, когда они ютились в социальной квартире, Дидье Пит боготворит.

Звонит телефон, номер незнакомый. Жена вспоминает заготовленную для рекламщиков реплику: «Немедленно вычеркните меня из своего списка».

– Сьюзен Макиннес? – это имя она не носит уже целых шесть лет. – Эдвард Тилман. С юридического.

– Конечно, Эдвард… Я тебя помню.

– Ну, я надеялся, что помнишь.

Он все такой же чопорный, и нос, как всегда, заложен. Умница Эдвард, книжки читает, а по жизни дурак.

– Как у тебя дела?

– Терпимо, – отвечает он, – но дело вот в чем: меня тут занесло в твою деревню.

Жена оглядывается, словно боится, что Тилман стоит на крыльце актового зала и наблюдает за ней.

– У меня здесь клиент, и я хотел тебе сообщить о своем приезде. Нелепо бы вышло, столкнись мы случайно на улице.

– Тебе есть где остановиться?

Эдвард соблюдал бы в доме чистоту, но постоялец он разборчивый: понадобилось бы дополнительное одеяло, он бы обязательно сделал замечание о сквозняках и текущих кранах.

– Я в «Нарвале» живу.

– Если хочешь, мы будем очень рады…

– Спасибо. Я прекрасно устроился.

Жена немножко следила за его карьерой. Эдвард блестяще учился и мог бы сразу же после выпуска получить место в навороченной конторе, но в итоге работает в государственной адвокатуре в Салеме. Денег, наверное, получает с гулькин нос.

– Приходи к нам как-нибудь на ужин.

Вот придет к ним и подумает: «А разнесло ее слегка. Такая стройная была, а теперь… Но так с ними случается после беременности. С жиром труднее бороться».

– Х-хм. Хорошая мысль.

Она вспоминает это его фирменное хмыканье – он всегда так хмыкал.

Говорят, в «Нарвале» водятся клопы.

– Ну и?..

Но Эдвард уже повесил трубку.

Дидье толкает ее плечом.

– Это кто был?

– Парень один с юридического.

– Надеюсь, не секс-вампир Чед.

– Просто заучка один, мы с ним вместе статью делали.

Как и следовало ожидать, муж больше ни о чем не спрашивает.

Джон хнычет и дергает жену за руку. Она забыла взять книжку про дикобраза и пакетик с виноградом. А на стенках унитаза на втором этаже следы ее фекалий. Она теперь трусливо избегает туалетного ершика, и он ржавеет без толку в своей подставке.

Вокруг Брайана толкутся жизнерадостные мальчишки, наверное, из его футбольной команды. Но сезон же кончился? Хотя они, конечно, все равно его боготворят.

И вокруг Ро тоже собрались ученики. Лицо у нее уже не такое сердитое, она театрально размахивает руками, смешит детей. Они ее обожают – а почему бы и нет? Ро – хороший человек. Жене тоже хочется быть хорошим человеком, таким, который порадовался бы за Ро, если бы та забеременела или усыновила ребенка, не стал бы надеяться, что у нее ничего не выйдет.

Ро завидует, глядя на Джона и Бекс? А что, если ей так и не удастся зачать? Или усыновить? Какой у нее в жизни будет якорь? Когда жена выходит на улицу, держа за руку Бекс и толкая перед собой коляску с Джоном, на них прямо большими буквами написано: «Цель в жизни достигнута». Она высидела этих маленьких зверушек, кормит их, моет, любит, и когда-нибудь они и сами станут настоящими людьми. Жена сделала людей. Можно больше не оправдывать свое существование на этой планете.

Большие карие глаза, освещенные солнечными лучами кудри, идеальные подбородочки. «Все маленькие детишки очаровательны, ты же это знаешь, правда?» – как обычно, Дидье умеет отравить радость. Да, дети рождаются очаровательными, чтобы их не бросили на погибель, ведь одни они выжить не могут, им надо сначала подрасти. Но верно и то, что некоторые дети красивее других. «Jambon sur les yeux», – любит говорить Дидье. У тебя вечно на глазах ветчина.

Поднять, посадить, пристегнуть.

На ветровом стекле капельки дождя.

Скоро покажется океан.

– Есть хочу! – вопит Бекс.

– Сейчас уже приедем, – отвечает жена.

Почти добрались до того резкого поворота, где хлипкая ограда. Убрать руки с руля. Машина, ломая ветки, полетит по скалам прямо в воду.

А завтра в газетах напишут: «Трагедия! Катастрофа на горной дороге: погибли мать и двое детей».

– Мамусик, а олени спят? – спрашивает Бекс.

Когда они подъезжают к повороту, жена убирает ногу с педали газа.

Когда-то Дидье ревновал ее к Чеду, студенту-третьекурснику, с которым она несколько раз ходила на свидания еще до их знакомства.

Если жена когда-нибудь скажет Дидье: «Я переспала с Брайаном», он что-нибудь предпримет, согласится пойти к психотерапевту, захочет ее вернуть? Или просто пробурчит, не поднимая глаз от телефона: «Поздравляю»?

Она так тру́сит, что не может подать на развод.

И хочет, чтобы это сделал Дидье.

* * *

Летом 1868 года двадцатисемилетняя Айвёр Минервудоттир уехала из Абердина, с собой она увезла премию – жалование за целый месяц (жена директора судоверфи ей благоволила), а на самом дне ее чемодана лежали четыре серебряных подсвечника.

Она поехала в Лондон.

Продала подсвечники.

Раздобыла читательский билет в библиотеку Британского музея, куда можно было записаться бесплатно.

Купила записную книжку в коричневом кожаном переплете.

И начала делать выписки.

Дочь

Первую утреннюю сигарету она выкуривает около помойки. Обычно это лучшая за день сигарета, но в последнее время вкус у них какой-то странный. Они как будто оставляют мягкий химический налет на нёбе.

Какое дело каким-то толстым усатым дядькам из Вашингтона до того, как она поступит со своим сгустком? Они с ней даже не знакомы. Им плевать, что маленьких волчат отстреливают с вертолетов. Волчата – те же дети, они уже сами могут дышать, бегать, спать и кормиться, а сгусток – еще даже не ребенок. За пределами ее организма он и двух секунд не протянет.

Именно эти усатые дядьки виноваты в том, что случилось с Ясмин.

Которая пела в церкви.

Это была Африканская методистская епископальная церковь. Когда дочь ночевала у Солтеров, а потом утром шла вместе с ними на службу, ей каждый раз становилось не по себе.

А Ясмин говорила: «Знаешь, Мэттс, мне вообще всегда не по себе».

«Глупая белая девочка».

Начинается дождь. Дочь прикуривает вторую сигарету. На математику она не пойдет, пусть даже мистер Сяо разозлится, хотя злить его не хочется – при встрече он обязательно скажет: «Куорлс, какого черта?» Но на математике будет Нури Визерс, очень надо пялиться на это непотребство. Дочь закрывает глаза, втягивает дым, капли дождя оседают на ресницах.

– Хочешь рак себе заработать? – прямо перед ней стоит Ро/Мисс.

– Нет, – дочь роняет сигарету и затаптывает ее.

– Подними, пожалуйста, окурок.

Приходится сунуть его в карман: совсем неохота тащиться к мусорному баку и