Красные часы - Лени Зумас

стороны продолжать попытки при таких показателях.

«Нельзя перед ним плакать. Нельзя перед ним плакать».

– Будем надеяться, что в этом цикле получится, – добавляет Кальбфляйш. – Никогда не знаешь наверняка. В моей практике случались разные чудеса.

Жизнеописательница успевает дойти до парковки и только там дает волю слезам.

В машине на темном шоссе она прикидывает даты.

Первого декабря она сдаст анализ на ХГЧ, свой самый последний анализ.

Если он положительный!..

Если он отрицательный, до пятнадцатого января еще полтора месяца.

Какая-нибудь биологическая мать может выбрать ее из каталога, и тогда социальный работник позвонит и скажет: «Мисс Стивенс, у меня для вас хорошие новости!»

Пятнадцатого января вступит в силу закон «Каждому ребенку – два родителя», и в американские семьи вернутся достоинство, мощь и процветание.

В вестибюле своего дома жизнеописательница проверяет почтовый ящик. Письмо с напоминанием о том, что пора записаться к стоматологу, каталог с юбками и мешковатыми рубашками для женщин, которым за, письмо из Центра репродуктивной медицины: «Вам выставлен счет на сумму 936,85  ».

«Существует большая вероятность, что яйцеклетки не выйдут».

На кухне она достает из духовки противень, кладет на него счет, поджигает и долго-долго смотрит на пламя. Срабатывает противопожарная сигнализация.

УА! УА! УА! УА!

– Заткнись, заткнись…

УА! УА! УА!

Жизнеописательница подтаскивает стул,

УА! УА!

забирается на него

УА! УА!

и ударяет по сигнализации кулаком («Да заткнись ты уже!»), и снова, и еще раз, пока не раскалывается пластиковый колпачок.

* * *

И моя негодная fisa отправилась в Абердин. Там я устроилась катальщицей в прачечную при судоверфи.

Дочь

Идет по улице Лупатия к горной дороге под звон трехчасового колокола. В кармане листок с подробной инструкцией, как пройти к домику ведьмы, – Эш как-то выведала у сестры.

Сердце морской свинки весит восемьдесят граммов.

Сердце жирафа – одиннадцать с половиной килограммов.

«Ясмин, я пополняю наш список».

Что делает Ясмин прямо сейчас?

Под ногами у дочери хрустят камешки, сухие листья и хвоя, а в ушах громко стучит пульс, она очень надеется, что идет правильно. С дороги она свернула возле синего знака «Кемпинг – 4 мили», дошла по тропинке до коричневого знака «Гунакадейтский государственный лес», там уходит вбок тропинка поменьше, но что, если тут несколько знаков «Государственный лес»?

– Она просто травок всяких даст выпить, – объясняла сестра Эш.

И тело снова очистится.

Но это будет преступление.

Наполовину Эфраима, наполовину ее.

Ехать в Канаду – еще более тяжкое преступление.

Но ее все равно могут отправить в колонию для несовершеннолетних Болт-Ривер.

И может, будет очень больно.

Но в абортарии еще больнее, у них ведь ржавые…

Дочь ускоряет шаг. Шея вспотела, ноги ноют, сердце колотится о ребра.

Эш с ней не пошла. Если их поймают, то полиция может принять ее за подельницу, Эш предъявят соучастие в убийстве, а ей уже шестнадцать, в шестнадцать тебя судят как взрослую.

Дочь все понимает. Но вот Ясмин пошла бы с ней.

Она выходит к домику – это маленькая квадратная хижина, сложенная из бревен, в окнах свет, из трубы идет дым. Сестра Эш сказала, что там должны быть курицы и козы – надо проверить, тот ли дом, а то нарвешься еще на какого-нибудь насильника. Хотя у насильника тоже могут быть козы и курицы. Есть что-то вроде курятника, но птиц не видно. Может, спят? И маленький сарай, дочь подходит ближе, заглядывает внутрь: две козы – черная и серая. Зрачки у них как у роботов.

– Тише, тише, – говорит дочь, хотя они и так не издают ни звука.

Дым из трубы, освещенные окна – ведьма дома, тогда чего ради терять тут время с козами? А если ведьма рассердится, что дочь явилась без спросу, если у нее ружье? Когда нарушитель проникает на частную территорию, по закону его можно пристрелить.

Дочь поднимается на крыльцо, медленно вдыхая и выдыхая, как учила мама на соревнованиях по гимнастике (потом дочь слишком сильно вытянулась и уже не могла заниматься).

Мама бы все поняла гораздо лучше папы.

Но дочь им никогда не скажет.

Тук-тук.

Дверь открывает женщина, вовсе не старая. Даже в чем-то красивая. Большие зеленые глаза, темные волосы кольцами обрамляют бледное лицо. На шее – бархатная лента, сама она одета в платье из грубой ткани, больше всего напоминающее мешок. Что-то среднее между викторианской проституткой и кроманьонкой. Это вообще ведьма?

Женщина хмуро разглядывает дочь.

– Здравствуйте, – говорит та.

Может, это служанка ведьмы или ее младшая сестра?

– Ты! – женщина обхватывает себя руками за плечи и начинает почесываться. Ногти шуршат по грубой ткани.

– Простите, что побеспокоила, но мне нужно… Я не знаю, вы ведь… Джин Персиваль?

– А что? – женщина смотрит искоса. Взгляд у нее скорее звериный.

– Мне нужна гинекологическая помощь.

– Как ты сюда попала?

– Мне про вас Клементина рассказала.

– Клементина, – теперь женщина и хмурится, и улыбается – как будто лицо не знает, что ему делать.

– Она просила вам передать, что бородавка сошла.

– Хорошо, – женщина отступает на шаг, пропуская дочь в дом. В комнате тепло, пахнет деревом, с балок свисают белые фонарики, на полках теснятся стеклянные банки, бутылочки и книги. Старомодная печка. Котла нет.

– Я Мэтти… Матильда.

– Меня зовут Джин Персиваль.

– Приятно познакомиться.

В горле у ведьмы что-то протяжно булькает. Ее кустистые брови дергаются. Может, она и правда сумасшедшая.

– Садись.

– Спасибо, – дочь садится на стул.

– Чем тебе помочь?

– Мне нужны специальные травы, чтобы прервать беременность.

– Ты беременна, но ребенка не хочешь?

Дочь кивает. Джин Персиваль прижимает руку ко лбу, как будто загораживаясь от света. Отрывисто смеется.

– Я не подсадная утка, – говорит Мэтти. – За мной никто не следил.

Во всяком случае, она никого не заметила.

– Сколько тебе лет?

– Скоро будет шестнадцать.

– Когда у тебя день рождения?

– В феврале.

– Когда именно?

– Пятнадцатого. Я Водолей.

Джин, запустив пальцы в волосы, меряет шагами комнатушку.

– Пятнадцатое-ноль-второе. Тебе скоро шестнадцать.

– Вы же не… – дочь кашляет, пытаясь скрыть волнение. – Если аборт делают несовершеннолетней, можно получить больший срок?

Джин останавливается. Опускает руки.

– Это не имеет отношения к делу. Тебе воды налить?

– Нет, спасибо. Простите, что заранее не предупредила, что приду.

– Сколько недель?

– Я не совсем уверена, но вроде одиннадцать или двенадцать. Месячные должны были начаться где-то в середине сентября или около того.

– Значит, четырнадцатая неделя. Конец первого триместра. Нужно еще две недели накинуть до зачатия.

– Но у меня еще осталось время?

Какие же у нее брови. Две бешеные коричневые гусеницы. Она живет одна и, наверное, никто ей не говорил, что