Красные часы - Лени Зумас

а растирает и добавляет в снадобья. В одной коробке – обычные волосы, в другой – лобковые, они для разного нужны: в лобковых больше железа, в обычных – магния и селена. Волосы у нее от одного человека, и скоро они закончатся.

Длинные рыжие волоски можно использовать в снадобьях. Каштановые лобковые тоже сгодятся. Но некоторые волосы бесполезны: те, что торчат из подмышек, едва заметные темные над верхней губой. Они вморожены в кожу трупа, который лежит в морозильнике.

Какие, интересно, на вкус волосы у девочки? Блестящие, прямые, темные. Девочка не поливает их лаком. И длинные – цепляются за ремешок портфеля, знахарка видела, как девочка вышла из школы и стала вытаскивать прядь из-под ремешка, рассердилась, дернула, щеки у нее раскраснелись от досады, а потом она позабыла про волосы – стала высматривать кого-то, но этого кого-то не было среди выходящих детей. Девочка пошла по дороге, одна, а знахарка еле удержалась, чтобы не пойти следом.

Хлеб черствый, ведь сегодня уже вторник.

Тетя Темпл умерла во вторник, восемь зим назад.

До тети Темпл мать частенько забывала купить еды, и знахарка жарила себе на обед кетчуп, горчицу и майонез – они спекались в горячую корочку.

До тети Темпл она сама себя укладывала спать.

До тети Темпл она постоянно пила аспирин, ведь доктора вызывать дорого, а в отделении скорой ее мать слишком хорошо знали.

До тети Темпл она ни разу не бывала в кино.

Тетя заплетала рыжие косы, носила колыхающиеся лиловые шаровары, замуж не выходила. Смех у нее был чуть визгливый. А магазин она назвала в честь ведьмы, которая жила в Массачусетсе триста лет назад. Ньювиллцы и Темпл звали ведьмой, но относились к ней не так, как к знахарке.

Юная красотка Халлет влюбилась в пирата, а тот ее бросил. Легенда гласит, что она родила дитя и в ту же ночь его убила – удавила в амбаре, ее посадили в тюрьму, она спятила и заманивала корабли на скалы Кейп-Кода. Темпл говорила, что на самом деле Халлет втайне отдала ребенка жене фермера. Та женщина вела дневник, так вот и стало обо всем известно.

Тот ребенок был пра-пра-пра-пра-пра-пра-прадедушкой знахарки.

Самой сердцевиной левой ушной раковины она слышит, как древогрызы глодают стропила, откладывают яйца в стыки балок.

«Всегда помни, что ты ведешь свой род от Черного Сэма Беллами и Марии Халлет», – говорила Темпл.

Но знахарка никогда не стала бы привязывать фонарики к хвостам китов. Она терпеть не может плавать, как все матросы и рыбаки.

* * *

Заря такая топит шхуны, бриги, лес валит на овец, рвет счастье птиц[26].

Жена

Вопли, вопли, вопли. Без конца, без конца, без конца.

– ВКЛЮЧИ!!!

Джон хочет, чтобы жена опять поставила ему пластинку, она отказывается. Все утро как заведенная пластинка: крики и вопли, крики и вопли, упал на пол, раскинул руки-ноги в разные стороны морской звездой.

– ВКЛЮЧИ!!!

Без конца, без конца.

– Мама, включи! Мама, включи! Мама, включи! Мама…

Она увещевала, умоляла, не обращала внимания. Наверное, у нее и вправду сейчас лопнут барабанные перепонки, поэтому она говорит:

– Заткнись, мать твою.

Никакого эффекта. Джон по-прежнему валяется на полу, молотит руками-ногами и вопит, но Дидье кричит из столовой:

– Не надо с ним так!

– Либо сам с ним разбирайся, либо иди на хрен.

Муж приходит, сердито поднимает колпак и ставит иглу на пластинку. Раздается веселенькое бренчание гитары.

Джон замолкает, он весь взмок, дышит тяжело.

– Мы веселые динозаврики, динозаврики, динозаврики!

– Только что он усвоил, что, если орать до посинения, получишь то, что хочешь, – говорит жена.

– Ну и прекрасно, мы живем в суровом мире.

– Мы веселые динозаврики, динозаврики, динозаврики! По земле мы дружно топаем, раз-два-три!

– Выведи его, пожалуйста, на прогулку, – просит жена.

– Там дождь.

– Его дождевик висит на перилах.

– Вряд ли он сейчас захочет гулять.

– Пожалуйста, сделай эту маленькую малость.

– Я не в настроении гулять.

– Я никогда не бываю одна.

– Я тоже. Я постоянно с этими trous du cul[27], пять дней в неделю.

– Дидье, пожалуйста, выведи его погулять, – говорит она медленно, четко. – Через час привезут Бекс, я сделаю обед, но до тех пор я хочу побыть одна.

– Я бы тоже хотел побыть один, – ворчит он, но все-таки идет за дождевиком. – Пошли, Джон-вояж.

Смести крошки в ладонь.

Побрызгать стол.

Вытереть стол.

Сполоснуть чашки и миски.

Поставить чашки и миски в посудомойку.

Замочить в миске киноа.

Помыть красные перцы, порезать.

Убрать нарезанные перцы в холодильник.

Промыть киноа в дуршлаге.

Убрать промытое киноа в холодильник.

Воду из-под киноа вылить в горшок с фикусом.

Побрызгать молочай, отростки которого похожи на прическу Медузы Горгоны.

Вытащить из сушилки в подвале белье.

Сложить одежду.

Положить одежду в корзинку.

Поставить корзинку около нижней ступеньки лестницы на второй этаж.

Написать в списке, который лежит в бумажнике: «средство для стирки».

«Кап, кап, кап», – капает кран на кухне.

Никто в этом доме даже не любит киноа.

Жена снимает с верхней полки пластиковые тыковки Джона и Бекс.

Хеллоуин был больше месяца назад. Она им сказала, что конфеты закончились.

В пустой кухне или в швейной она частенько тайком ото всех пожирает глюкозу.

Сейчас жена разрешает себе взять три кокосовые конфетки. И одну миндальную. И пакетик хеллоуинских ирисок.

«Вот, Ро, что тебя ожидает! Сидишь и давишься засохшими конфетами, которые уворовала у собственных детей».

Что же она за человек такой – почему она надеется, что Ро не забеременеет? Не опубликует свою книгу о полярной исследовательнице?

«Кап, кап, кап».

Как будто, если у Ро не будет ребенка и книги, жене от этого станет легче.

Как будто, если у жены появится работа, Ро от этого станет хуже.

Такое постыдное соперничество, что даже думать о нем нет сил.

Оно вспыхивает и гаснет.

Ждет своего часа.

В доме так холодно.

Жена снимает с себя свитер и подкладывает его под заднюю дверь кухни. Кухонный пол усыпан крошками.

Она идет за метлой, но вместо метлы достает телефон.

Сегодня суббота, утром мама слоняется по дому, убирается, листает журналы.

Конечно, они периодически видятся, уже на следующей неделе будет День благодарения, но просто так ведь не нагрянешь внезапно без предупреждения. Все-таки сто пятьдесят километров.

Жене тридцать семь, а она скучает по мамочке.

Но через тридцать лет она разве не будет радоваться, если Бекс и Джон