Красные часы - Лени Зумас

сегодня… Да… У меня донорская сперма, поэтому я хотела… Хорошо, конечно… – подождать, подождать. Звенит звонок, сейчас она опоздает на свой урок. – Хорошо… Да, у меня несколько пробирок от разных доноров, но я бы хотела использовать номер 9072.

Сперму замораживают почти сразу же после того, как соберут, а размораживают прямо перед инсеминацией. Так что долгие месяцы миллионы сперматозоидов лежат неподвижно и не могут выполнить свою генетическую функцию. Завтра перед ее прибытием лаборант из клиники разморозит пробирку с номером 9072 (скалолаз, красивая сестра), прогонит ее содержимое через центрифугу, чтобы отделить сперму от семенной жидкости и очистить сперматозоиды от простагландина и прочего мусора.

– Да, буду к семи! – говорит жизнеописательница медсестре, и от радости у нее перехватывает горло.

Завтра в семь. В семь завтра. Завтра в Салеме на тенистой улочке в престижном районе бывший третий от центра нападающий оплодотворит жизнеописательницу.

Маленький мой, если сможешь у меня появиться, появись.

Если не сможешь, не появляйся, но пусть я не рассыплюсь из-за этого на куски.

Спит она плохо. У нее в руках банка с каким-то кремом для лица, крем с опиатами, она хочет его нагреть и уколоться, ищет вату в маминой спальне. Нельзя, чтобы мама увидела. Но она одновременно и есть мама, а человек с банкой – Арчи.

– Что с ватой? – спрашивает он.

– Кончилась, фильтр возьми.

– Но у меня сигарет нет!

– Может, у меня остались, – говорит жизнеописательница.

Она просыпается раньше будильника. Выпивает стакан воды, надевает старую зеленую парку, которая досталась ей от брата, вешает на шею цепочку с маминым ключом от велосипедного замка. Жизнеописательница – атеистка, но добрые родные призраки не помешают.

«Арчи – красавчик, – говорила мама, – а ты у меня умница-разумница».

Жизнеописательница выходит из квартиры, темно и солоно, шумит море, машина вся промерзла. На горной дороге ни души. Фары высвечивают скальную стенку и верхушки пихт, черный океан искрится серебром, однажды эту дорогу и этот океан увидит ребеночек.

Двенадцать минут восьмого: она подписывает документы. Занимает свое место среди молчаливых женщин с бриллиантовыми кольцами.

Без двух восемь: медсестра Душка ведет ее в смотровую, там жизнеописательница раздевается ниже пояса, залезает на кресло и укрывается листом бумаги. Сердце колотится вдвое быстрее обычного. Учащенный пульс влияет на фертильность? Во сне она была Арчи и хотела вколоть наркотик себе прямо в грудь, слева, потому что ей сказали: если попасть прямо в сердце, кайф будет несказанный.

Без одиннадцати девять: рядом с раздвинутыми ногами жизнеописательницы стоит Кальбфляйш с пробиркой в руках.

– Этот донор? Все правильно?

Она прищуривается. «9072, криобанк, Атена». Да.

– По этому материалу очень хорошие данные. Тринадцать целых три десятых миллиона движущихся сперматозоидов.

– Напомните, пожалуйста, а средний показатель какой?

– Должно быть не менее пяти миллионов.

Кальбфляйш вставляет в вагину жизнеописательницы гинекологическое зеркало. Пока не очень больно. Надавливает, раздвигает шейку, и тут уж она стискивает зубы. Доктор вводит в матку пластиковый катетер. Медсестра вручает ему шприц с обработанной спермой – бледно-желтая капелька. Кальбфляйш впрыскивает сперму в катетер, и она течет прямиком в матку под самые фаллопиевы трубы.

Все это занимает не больше минуты.

Доктор сдергивает резиновые перчатки, желает жизнеописательнице удачи и уходит.

– Золотце, полежите немного, – советует Душка. – Водички хотите?

– Нет, спасибо. Спасибо.

Вдох.

Ей так страшно.

Выдох.

Либо все получится, либо в течение следующих двух недель ее выберет какая-нибудь биологическая мать. После пятнадцатого января вступит в силу закон «Каждому ребенку – два родителя», и тогда ни одному приемному малышу не придется страдать из-за матери-одиночки с низкой самооценкой, жалкими доходами и полным отсутствием времени. Каждый приемный ребенок будет расти в благополучной семье с двумя родителями. По словам конгрессменов, чем меньше матерей-одиночек, тем меньше преступников, наркоманов, людей, сидящих на пособии. Тем меньше фермеров, выращивающих гранат. Телеведущих. Ученых, разрабатывающих лекарства. Президентов Соединенных Штатов.

Вдох.

«Не падать, Стивенс, не падать!»

Выдох.

Она не двигается.

В старшей школе весной, летом и осенью жизнеописательница бегала по несколько часов каждый день, тогда у нее были хорошие, тренированные мускулы. Забеги на четыреста и восемьсот метров. Она хоть и не блистала, но демонстрировала вполне приличные результаты, а в выпускном классе даже занимала призовые места на соревнованиях. Арчи, тогда десятиклассник, болел за нее, повиснув на металлической сетке. Родители тоже болели, но на трибунах. После соревнований мама устраивала праздничный ужин и готовила дочкины любимые блюда: яичницу с зеленым перцем чили, пирог с арахисовым маслом. Как же жизнеописательница это обожала: стол ломится от еды, лампы горят, на улице весна и поют сверчки, мама еще здоровая, Арчи в футболке с черепом балуется и кладет себе на голову ложку с пирогом. Они согревали ее своим вниманием – усталую и гордую воительницу, которая попала стрелой в нужную пятку.

Если сможешь у меня появиться, появись, и я назову тебя Арчи.

Сидя в машине, жизнеописательница открывает пластиковый пакет с ломтиками ананаса – в них содержится бромелаин, а он вроде как помогает оплодотворенной яйцеклетке укрепиться на стенке матки. Яйцеклетка сможет укрепиться только дней через пять, но жизнеописательнице от ананаса спокойнее. Он такой сладкий, приятный, заглушает вкус горькой от страха слюны.

Пять дней. Два месяца. Сорок два года. Как она ненавидит все эти даты.

Пожалуйста, пускай на этот раз получится.

По дороге домой жизнеописательница старается не двигать тазом. Аккуратно приподнимает ногу и пальцами давит на тормоз или газ, не задействуя мышцы бедер. «Да ладно, при желании можно и в спортзал сходить», – сказал Кальбфляйш после первой инсеминации, имея в виду, что совершенно не важно, чем займется жизнеописательница после того, как несколько минут тихонько полежит в смотровой. Но она твердо намерена носить себя как хрустальную вазу.

На этот раз должно получиться.

Она будет сидеть в классе, не двигая бедрами и тазом, чтобы яйцеклетки плавали себе спокойно в трубе, манящие, готовые. Одна из них с распростертыми объятиями примет сперматозоид, сольется с ним и начнет делиться. Из одной две. Из двух четыре. Из четырех восемь. А зародыш, в котором целых восемь клеток, уже вполне жизнеспособен.

* * *

Полтора года я прожила в доме мужа, а потом его лодка утонула во время шторма и он вместе с ней.

За эти полтора года я не зачала ребенка и тем самым навлекла позор на свою мать.

Тем утром, когда я уплывала в Абердин, небо было красным. Она сказала:

– Плыви-плыви, нам такая негодная fisa не нужна.

Дочь

Родители у