Время шинигами - Кайли Ли Бейкер

все краски этого мира.

Под склоном горы, на которой мы находились, на улицах под полуденным солнцем покачивались пока еще не зажженные бумажные фонарики с красными, белыми и бледно-зелеными полосками. Люди несли на кладбища букеты хризантем маслянисто-желтого, ярко-оранжевого и бледно-пурпурного оттенков. Даже летние юката были абсолютно разных цветов: от прохладного лавандового до синего – такое разительное отличие от абсолютно белых одежд мертвых в Ёми. В воздухе пахло пеплом, который жженым дождем падал на город из вулкана по другую сторону залива, словно серое конфетти.

Хотя горы и леса Японии стали частью ткани моей души и были нанесены на карту моего сознания, я никогда не путешествовала так далеко на юг и никогда не была так близко к Якусиме, где когда-то жила моя мать. До того как узнала о ее гибели, я мечтала отправиться туда и увидеть влажные зеленые леса и голубые огни над водой. Теперь же я стремилась держаться от нее как можно дальше. Якусима была лишь еще одним местом, которое я могла бы назвать своим домом, если бы все обернулось иначе.

Через тени я протащила нас к горе, совсем близко к окраинам города, где наш внешний вид не бросался в глаза. Судя по положению солнца, позднее утро перешло в полдень, сокращая время, за которое нам нужно было найти Икки. Как бы мне ни хотелось немедля рвануть в город, после путешествия через всю страну в компании трех пассажиров я чувствовала себя так, будто мне раздробили кости, а затем снова собрали их вместе. Я держалась за перила и притворялась, будто любуюсь пейзажем, но в действительности же дожидалась, пока ноги перестанут трястись, – чтобы не споткнуться и не скатиться с горы или не сделать еще чего-нибудь, неподобающего богине.

Нивен и ёкай уже перегнулись через перила и увлеченно разглядывали город внизу. Мне пришлось сделать то же самое, и я вдыхала доносящийся с крыш резкий запах Смерти – молочно-белую дымку, исходящую от духов, бродящих по небу туда-сюда. Далеко-далеко, в центре города, ждал наступления темноты огромный костер.

Цукуёми, по-видимому, не слишком привлекал фестиваль Обон. Он хмуро поглядывал на солнце, а на лбу у него выступила испарина.

– Как я понимаю, ты нечасто бываешь на юге, – предположила я, прислонившись спиной к перилам.

Он вытер лицо рукавом и покачал головой.

– Это все солнечный свет, – сказал он. – Моя сестра любит напоминать мне, насколько она сильна. На юге, где и так постоянно жарко, это делать легче.

Я подняла брови. На юге действительно было теплее, но мне, в отличие от Цукуёми, не казалось, что я таю.

– Если бы она сейчас жгла тебя лучами, разве мы этого не почувствовали бы?

Цукуёми уставился на меня. Он морщился от пота, который попадал ему в глаза.

– Я живу на луне, а это полная противоположность солнцу. Я не привык к солнечному свету.

– А я живу в Ёми, в Царстве Вечной Ночи.

– Но ты часто бываешь в человеческом мире.

– Да, но… – я замерла, крепче сжав перила. – Откуда ты знаешь?

– Я ведь тебе уже говорил, что луна все видит, – ответил он, пожимая плечами. – Я наблюдал, как ты собираешь души.

Я напряглась. По позвоночнику скользнуло внезапное желание сбежать. Никто, кроме Тиё, не должен был знать о том, что я нарушаю правила, пожираю души, плачу и бываю слабой.

– Я просто… – Я изо всех сил пыталась найти слова, чтобы объясниться. Даже если Цукуёми думал, будто я убиваю ради забавы, это не должно было иметь для меня никакого значения, но слова торопливо сорвались с губ, врезаясь друг в друга. – Я не пыталась…

– Я знаю, зачем ты это делала, – перебил он меня, остановив взмахом руки. – Вернее, сначала я не знал, но потом вернулся твой брат, истекая непроглядной тьмой. Я знаю правила своего отца, так что понять было нетрудно.

– Не говори Нивену, – попросила я, оглядываясь через плечо, чтобы убедиться, что он все еще болтает с ёкаем.

Цукуёми нахмурился.

– Думаешь, его это расстроит?

– Наверняка.

Цукуёми посмотрел на Нивена поверх моего плеча.

– Не понимаю жнецов. Моя сестра не убила бы ради меня и мухи-однодневки, даже если бы от этого зависела моя жизнь. Нивену следует быть благодарным. – Его лицо странно исказилось, превратив простое неодобрение во что-то более уродливое.

Я не знала, что ответить, поэтому просто повернулась обратно к горизонту.

– Не могу поверить, что ты наблюдал за мной, – сказала я.

– Из твоих уст это звучит неприлично.

– А разве это не так?

Он покраснел.

– Я не подсматривал, как ты переодеваешься и прочее в этом духе. Тем более что ты ведь просто убивала людей.

Я рассмеялась, покачав головой.

– Я бы сказала, что это тоже довольно интимный акт.

Цукуёми ничего не ответил. Трудно было определить, играл ли по-прежнему на его щеках румянец или он просто обгорел. Я посмотрела на солнце: лучи были теплыми, но терпимыми. Действительно ли Аматэрасу наказывает его?

Они оба расспрашивали меня друг о друге, так что было очевидно, что в какой-то степени Цукуёми тоже занимает мысли Аматэрасу. Тем не менее для меня было загадкой, зачем Цукуёми требовалось одобрение кого-то вроде его сестры – с ее непреклонным чувством долга, резким характером и болью, отголоски которой не смягчились даже за тысячи лет. При мысли об этом перед моим мысленным взором возникло лицо Эмброуза, его постоянно тусклые, несмотря на яркие радужки, глаза. Возможно, всех нас вопреки всякой логике тянет к тому, обо что можно уколоться.

Я повернулась к Нивену, который перегнулся через перила на краю тропы, подставляя лицо небу и улыбаясь, в то время как ёкай балансировала на выступе. Я тоже не сдержала улыбки, но вся радость тут же испарилась, стоило мне вспомнить, почему он так жаждет солнечного света.

– Пойдемте, – громко объявила я, заставив их обоих обернуться. – Мы должны найти Икки до захода солнца.

Если бы не Обон, ближайшее кладбище можно было бы легко найти по запаху Смерти, но, как только мы спустились в город, духи сбили нас с пути.

– Сюда! – Я указала на дорогу, ведущую вдоль канала с замшелыми камнями.

– Нет, в ту сторону притяжение сильнее, – возразил Нивен, указывая на торговую улицу, полную лотков с фруктами. Затем ветер переменился – и запах Смерти раздался с противоположной стороны. Мы с Нивеном повернулись на него и поникли, поняв, что найти кладбище по запаху Смерти в Обон невозможно.

Мы стояли посреди дороги, и нас со всех сторон обступала толпа. Кое-кто поглядывал на нас с любопытством. Должно быть, наша компания, состоявшая наполовину из чужеземцев и наполовину из японцев, выглядела очень странно: все в грязных кимоно, будто только что вернулись в город после незаконного захоронения на болоте.

– Позвольте мне, – предложил Цукуёми.

Я нахмурилась.

– Позволить тебе – что?..

– Прошу прощения, – Цукуёми к обратился к человеку, тянувшему телегу, груженную коробками. Тот тут же сжался перед внушительной фигурой Цукуёми. – Не подскажете, где кладбище?

– Их несколько, – ответил мужчина, окидывая меня и Нивена таким взглядом, будто мы могли избить его и обокрасть. – Которое вам нужно?

– То, на котором похоронен Икки.

– Людишки подобного не знают, – встряла Тамамо-но Маэ, скрестив руки на груди. – Нам просто нужно найти ближайшее кладбище, а потом я обнюхаю могилы. Так будет быстрее.

– Людишки? – переспросил мужчина, неуверенно отступая.

Я вздохнула, подавляя желание ударить и Цукуёми, и ёкая, пока человек медленно пятился. Тамамо-но Маэ покраснела, схватила меня за руку и спряталась за моей спиной, а Цукуёми громко спросил мужчину, что случилось. Вдруг кто-то врезался в Нивена, споткнувшись и рассыпав сладкий картофель из корзины на землю. Нивен принялся извиняться на английском, овощи разлетелись по улице, сбивая проходивших мимо людей с ног. Мое лицо вспыхнуло. Даже в британской одежде я никогда не привлекала столько внимания.

– Прошу нас извинить, – произнесла я, хватая Нивена и Цукуёми за рукава и таща их к боковому переулку, в сторону побережья. Тамамо-но Маэ все еще цеплялась за мою одежду. Я не отпустила их, пока толпа не начала расходиться, а морской бриз не смыл спутанные запахи Смерти.

– Я что-то сделал неправильно? – спросил Цукуёми.

– Ты навис над человеком так, будто хотел его сожрать, – ответил Нивен, сверля его взглядом.

Бог Луны моргнул.

– Но я не хотел его сжирать.

– Твое присутствие подавляет людей, – объяснила я, массируя лоб. – И, Тамамо-но Маэ, ты не должна называть их «людишками» в лицо.

– Но ведь они и есть людишки, – возразила ёкай, насупившись.

– Ее зовут Микудзумэ, – поправил Нивен, переводя взгляд с Цукуёми на меня.

– Все нормально. У меня много имен, – сказала ёкай, все еще глядя на улицу, с которой мы только что