Время шинигами - Кайли Ли Бейкер

ночь для плавания при полной луне, – сказал он, и его голос эхом разнесся над водой. – В день осеннего равноденствия луна начнет убывать, но я могу осветить ее еще на одну ночь.

– Две ночи! – крикнул один из матросов.

– Одну, – повторил Цукуёми, сощурившись. – Если изменить лунный цикл слишком сильно, это повлияет на приливы.

Призраки сгрудились, перешептываясь. Цукуёми стоял, скрестив на груди руки. Когда морской бриз колыхал его белое кимоно, он казался совершенным божеством, словно только он мог управлять приливами и заставлял весь мир вращаться.

– Договорились! – наконец согласился один из матросов, поднимая стеклянную бутылку под аплодисменты остальных.

– Откуда им знать, что он сдержит свое обещание? – шепотом спросил Нивен у Тамамо-но Маэ.

– Оттуда, что у меня есть честь, – нахмурился Цукуёми.

– Потому что нарушение обещания, данного ёкаям, – это плохая примета, – пояснила Тамамо-но Маэ. – Рано или поздно приливы найдут его и утащат под воду.

Корабль раскачивался из стороны в сторону, пока фунаюрэй продолжали радоваться, ударяясь о борта.

– Скажите мне, где Икки! – крикнула я, пока их празднование не стало чересчур громким.

– Он на кладбище Коримото! – крикнул один из них прямо перед тем, как другой пьяный матрос столкнул его за борт в прозрачную воду, которая поглотила ёкая без единого всплеска.

Я не стала благодарить их, зная, что они все равно не услышат моих слов.

– Тебе не стоит доверять ёкаям, – предупредил Цукуёми, когда мы поспешили обратно к главной улице. – Они заботятся только о своих интересах.

– В отличие от тебя и твоих брата с сестрой, которые помогают Рэн исключительно по доброте душевной? – поддел его Нивен.

Цукуёми поджал губы и больше не спорил.

Спросив у прохожих дорогу к кладбищу Коримото и лишь благодаря удаче не устроив при этом еще одной сцены, мы снова поднялись в гору, на этот раз с восточной окраины города, вверх по вырубленным в холме замшелым ступеням. Воздух здесь, вдали от городской толпы, был холодным. Чем выше мы поднимались, тем яснее проступали черты вулкана за заливом – он словно вырос из океана, приветствуя нас. Людской гомон на главных улицах перешел в отдаленный ропот, а запах Смерти снова стал сильнее – ведя нас вверх по лестнице, туда, где нас будто уже ждали.

Наконец мы вошли на кладбище.

Из-за Обона все могилы были убраны, сорняки – выдернуты. Повсюду стояли яркие цветы в небольших вазах: хрустящие оранжевые ходзуки, белые хризантемы, лотосы, гвоздики и бамбуковые побеги.

В отличие от Хайгейтского кладбища в Лондоне, где я выросла, с плоскими надгробиями и скорбными ангелами, большинство могил в Японии представляли собой небольшие столбы, расположенные на ступенчатых платформах, с вертикально вырезанными на камне именами. Все кладбище было украшено красными и белыми бумажными фонариками, призванными направлять мертвых.

Горячий ветер развевал мои волосы, расчесывал пряди и ласкал лицо, будто у него были руки. Духи знали, что мы здесь.

Вдруг кто-то схватил меня за запястье. Я повернулась, ожидая снова увидеть ёкая, но это оказался Нивен. Он прижался ко мне: духи гладили его шею, скользили призрачными пальцами по его ребрам.

– Оставьте его в покое, – велела я, махнув в их сторону рукой. Тут же поднялся ветер, который устремился в небо, сотрясая листву над нашими головами.

Хватка Нивена ослабла, но моей руки он не отпустил.

– Спасибо, – произнес брат деревянным голосом. Его рука соскользнула с моего запястья, и он сделал шаг назад, уставившись в землю.

– Духи не причинят тебе вреда. – Я попыталась успокоить его.

– Знаю, – ответил Нивен, глядя на дорожку. – Просто это неприятно.

– Никто не причинит тебе вреда. – Я не должна была говорить этого, потому что мы оба знали, как тяжело бывает сдержать подобные обещания.

Он вздрогнул, как будто ему было физически больно смотреть на меня.

– Рэн, – вздохнул он.

Я не желала слышать, что он скажет дальше, поэтому отвернулась – и тут же чуть не споткнулась о лисицу.

Я уперлась рукой в могильную плиту. Животное вцепилось в подол моего кимоно и потянуло.

– Тамамо-но Маэ? – позвала я. Лисица заскулила.

Нивен последовал за нами, я махнула Цукуёми.

Лисица остановилась у безымянной могилы, а затем во вспышке мерцающего света снова превратилась в человека.

– Не делай так на людях! – рявкнула я, загораживая ее своим телом и оглядывая кладбище, чтобы убедиться, что никто ничего не видел. К счастью, большинство жителей уже спустились в город, чтобы прогуляться по нарядным улицам или приготовить праздничный ужин. У входа на кладбище еще стояло несколько человек, но, похоже, и они тоже собирались уходить. Смерть отталкивает живых.

– Я нашла его! – воскликнула ёкай, игнорируя мой упрек и указывая на безымянную могилу перед собой.

– Ты уверена? – спросила я, переглянувшись с Нивеном. Он выглядел таким же озадаченным.

– Я чую его запах, – уверенно ответила Тамамо-но Маэ, постукивая по своему носу. – Люди, которых коснулись божества, имеют определенный запах.

– Его кости пахнут? – спросил Цукуёми, поморщившись.

– Нет, его душа, – отозвалась Тамамо-но Маэ и нахмурилась, как будто это было очевидно. Широко улыбнувшись, она повернулась ко мне и придвинулась еще ближе, глядя на меня своими сияющими глазами, – будто ожидала, что я поглажу ее по голове.

– Молодец, – похвалила я ёкай, чувствуя, что эти слова из меня вырвали насильно.

Тамамо-но Маэ просияла еще больше и обхватила меня руками.

Солнце клонилось ниже к горизонту. Вскоре небо потемнеет – и загорятся костры. Я зажгла фонарики над могилой Икки, а затем положила ладони на прохладную каменную плиту. Я никогда раньше не призывала мертвых, но если даже люди могли во время Обона направлять души с помощью одних лишь бумажных фонариков, то богине смерти это точно удастся.

– Икки, – позвала я, и язык Смерти зашевелил листву на растущих вокруг кладбища деревьях, – я – Смерть, и я призываю тебя. – Небо потемнело, солнце скрылось за горизонтом, оставив после себя лишь горько-красную полоску. Грязь под моими ногами похолодела, тепло лета уступило место холоду Смерти. – Приди же ко мне.

Развешанные повсюду бумажные фонарики замерцали, те, что находились над могилой Икки, загорелись ярче остальных.

Затем ветер внезапно стих, и фонари погасли сами собой, погрузив кладбище во тьму. Нивен и Тамамо-но Маэ схватили меня за рукава. Я повернулась к Цукуёми. Тот стоял неподвижно, хмуро уставившись на могилу. Ну и где Икки?

Позади нас в хрупкой тишине кладбища вдруг раздался голос, старый и трескучий, навевающий мысли о залитой чаем карте сокровищ.

– Никогда прежде я не встречал божеств младше меня.

Глава 13

Я увидела перед собой полупрозрачный силуэт мужчины. Его лицо было скрыто широкополой шляпой, на плечи наброшена игольчатая соломенная накидка. На левом плече лежал какой-то инструмент, похожий на грабли, с тремя длинными ржавыми зазубренными шипами. Дух выглядел так, будто его содрали со старой фотографии: одежда выцвела от времени. На кладбище становилось все холоднее, небо смолкло.

Смерть закружилась над могилами, и ее горький аромат смыл запах благовоний. Нивен и Тамамо-но Маэ дрожали за моей спиной, Цукуёми неподвижно стоял рядом и хмуро взирал на призрака.

– Значит, это новая Идзанами, – заключил мужчина. Его голос звучал издалека, как будто он говорил с нами, стоя по другую сторону двери. – Богиня смерти, которая не может даже правильно произнести мое имя.

Обида обожгла мне губы, но я проглотила ее, напоминая себе, что нам нужно содействие Икки. Я знала, что говорю по-японски с акцентом, но мало кто осмеливался проявить грубость и поправить богиню. Очевидно, мой японский был достаточно внятен, чтобы он смог ответить на мой призыв.

– Я не новая Идзанами, – возразила я. – Я Рэн.

– Да, возможно, это было слишком великодушное сравнение, – согласился Икки. – Идзанами создала Японию, а ты лишь разрушаешь ее.

Его слова ужалили меня, но я задвинула боль подальше и подняла глаза к темнеющему небу. У нас оставалось всего около часа, если не меньше. Погневаться я успею в другое время, а информацию от Икки нужно получить сейчас.

– Я – то, что стоит между Японией и флотом жнецов, – пояснила я.

– Тогда мы обречены, – сказал Икки. – Ты ребенок, чужеземка. Япония падет под твоей властью, и эта вина будет лежать на тебе вечность.

Фонари на кладбище снова замерцали. Я смотрела ему в глаза, и мои тени медленно расползались по земле. «Он прав», – подумала я. Но что еще я могла сделать, кроме как продолжать попытки? Я обязана спасти Японию.

– Мне нужен Кусанаги-но Цуруги.

Икки усмехнулся.

– Ты опоздала на сотни лет, – сказал он. – Перед смертью я передал его своему сыну, а тот – своему. Это семейная реликвия – с такими вещами