Время шинигами - Кайли Ли Бейкер

исчезать. Яркий свет скопился под нами, заполняя трещины и поднимаясь к потолку. Нивен и ёкай прижимались ко мне: каким-то образом мне все еще удавалось стоять на ногах, хотя колени дрожали.

Аматэрасу продолжала сидеть на полу, но ее волосы снова приобрели теплый янтарный оттенок.

– Этот мир был доверен мне, – прошептала она. – Я не могу верить мужчинам, которые пытаются его разрушить, даже если они – моя семья. Я не могу позволить себе ошибаться, пока держу мир в своих руках. Он слишком хрупок.

Она подняла голову. В ее глазах все еще стояли слезы, но в них появились тонкие золотые нити, похожие на рыбок кои в пруду.

– Я не хочу встречаться с твоими ёкаями, Рэн, – сказала она. – Это был бы неравный обмен, потому что я не знаю, где меч.

Я сжала челюсти, борясь с желанием что-нибудь сломать. Я, конечно, не ожидала, что Аматэрасу припрятала меч в шкафу под одеждой, но я думала, что, по крайней мере, она имеет представление, куда мне отправиться.

– Я думала, что ты видишь все, – сказала я так вежливо, как только могла сквозь стиснутые зубы.

Аматэрасу сощурилась.

– Я вижу многое, Рэн, – например, что ты делала в человеческом мире последнее десятилетие. Ты не совсем типичная богиня смерти, не так ли?

– Что? – прошептал Нивен позади меня.

Я напряглась, молясь, чтобы Аматэрасу не выбрала этот момент для небрежного упоминания про несколько тысяч душ, которые я съела, чтобы спасти Нивена.

– Ты просила меня не вмешиваться в твои дела, поэтому и сама не вмешивайся в мои, – сказала я как могла твердо, глядя прямо на солнце. Резкие слова обожгли мне губы, но я не хотела, чтобы она снова погрузилась во тьму.

«Она не уважает тебя, – прошелестела Идзанами, – поэтому у нее нет причин помогать тебе».

Я стиснула зубы. Ненавистно было это признавать, но Идзанами права. Божества не уважали меня, и я слишком легко позволяла им манипулировать собой. Без сомнений, у жнецов не было бы и шанса перед богиней Солнца или богом бурь и морей, но ни один из них не хотел помочь мне.

«Покажи ей, что такое настоящий страх, – сказала Идзанами. – Если она плачет от деяний своих братьев, то ужаснется, когда увидит, на что способна Смерть».

Я сглотнула, думая о чернильно-черных слезах Аматэрасу, о том, как она съежилась, стоя на коленях, о том, как рушился ее идеальный дворец. Всего несколько неосторожных слов – и самая почитаемая богиня Японии пала передо мной. Я прикусила язык. Боль прижала меня к земле, пока я пыталась отогнать мысли Идзанами, стыдясь того, что они искушают меня. Ответом Идзанами всегда были хаос и смерть, но это не помогло бы мне найти меч.

– Мне жаль, что я больше ничем не могу помочь тебе, Рэн, – сказала Аматэрасу. – Я не знаю, где сейчас меч, но я знаю, где он был.

Я подняла глаза, и голос Идзанами внезапно оборвался.

– Где?

Аматэрасу повернулась и указала на свои широкие окна, за которыми под облаками скрывался мир людей.

– Тысячи лет назад в Кагосиме жил человек по имени Икки. Он подружился со многими ёкаями, которые в конце концов отдали меч ему на хранение. Но я не знаю, что он с ним сделал после этого.

Я вздохнула.

– За тысячи лет с мечом могло случиться многое, а Кагосима – не то чтобы маленькое место для поисков.

– Возможно, что это не так, – сказала Аматэрасу. – Все зависит от того, чего хочет меч.

Я нахмурилась.

– Как меч может чего-то хотеть?

– Это божественное оружие и часть древней легенды, – пояснила Аматэрасу, приподнимая брови в знак удивления моему кислому тону. – Вещам такой огромной ценности предназначено либо быть потерянными навсегда, либо ожидать, чтобы их нашли. В любом случае ничто из того, чего касались божества, потом не живет спокойной мирской жизнью. Я подозреваю, что ты так или иначе найдешь ответ.

У меня в голове промелькнула мысль размозжить себе лоб об изящный мраморный пол ее дворца. Мне требовалось конкретное место, а не загадка. Я почти подумала о том, что резкость Сусаноо мне нравилась больше, чем лиричность Аматэрасу.

– Я запомню это, – произнесла я, и это был самый вежливый ответ, на который я была способна. – Может быть, ты знаешь что-нибудь еще?

Аматэрасу покачала головой.

– Прости, что разочаровала тебя, Рэн, но у меня полно других дел, помимо присмотра за игрушками моего брата.

Я вздохнула.

– В таком случае, думаю, нам пора, – сказала я, надеясь, что Аматэрасу ничего не потребует за такой бесполезный ответ. Я схватила ёкая за запястье, чтобы Нивен тоже последовал за мной.

– Подожди.

Мою свободную руку обхватили чьи-то пальцы. Сначала я подумала, что это Нивен, потому что прикосновение было странно прохладным, но это оказалась богиня Солнца.

– Цукуёми… Он ничего мне не передавал? – спросила она, не в силах взглянуть мне в глаза.

Я заколебалась. Какое ей дело, раз она так легко оскорбляла его?

– Нет, – сказала я. – А теперь отпусти меня.

Она подняла голову, и на мгновение ее глаза из золотых стали землисто-карими, почти как у человека. Затем она моргнула, и золото вернулось, хотя казалось тусклее, чем раньше. Она отвернулась, и я не стала ждать ее позволения уйти.

Я распахнула двери дворца и потащила ёкая за собой, к мосту.

– Будь она проклята, – выругалась я, хватаясь за голову.

– О чем она говорила? – спросил Нивен. – Что ты делала в человеческом мире?

Я отвернулась, чтобы скрыть выражение своего лица.

– Делала свое дело. Она просто не понимает, каково это – работать со смертью, – солгала я.

– Во всяком случае, она рассказала нам что-то полезное, верно? – спросила Тамамо-но Мэй, и мне впервые захотелось обнять ёкая – за то, как ловко она сменила тему.

– Вряд ли, – отозвалась я. – Если ты не заметила, у нас не особо много времени, чтобы выслеживать людей.

Я бросилась обратно по мосту, спеша убраться из этого проклятого дворца и спрятаться от раздражающего оптимизма ёкая и опасных вопросов Нивена.

Вскоре в поле зрения появился Цукуёми, разглядывающий с моста мир внизу. Стоило мне увидеть его, как в моем сознании возник образ луны, с ее безупречной поверхностью, и часть моей ярости улетучилась. Увидев мое лицо, он нахмурился и шагнул ко мне. Я вкратце рассказала ему, что поведала его сестра.

– Тогда нам нужно отправиться в Кагосиму, – заключил он.

Я покачала головой.

– Икки был человеком, и он жил там тысячи лет назад. Он уже давно мертв и, вероятно, обитает где-то на окраинах Ёми.

– Верно, он мертв, – подтвердил Цукуёми, его взгляд блуждал по нашим лицам. – Ты помнишь, какой сегодня день?

Я моргнула. Календарь мало волновал меня в бытность собирательницей душ, а сейчас, когда я стала богиней, стал значить и того меньше.

– Сегодня последний день Обона, – напомнил он.

– Обона? – переспросил Нивен, оглядываясь на Тамамо-но Маэ.

– Это праздник мертвых, – пояснила она, расширив глаза. – Духи предков возвращаются на Землю.

– Не просто на Землю, – поправил Цукуёми, – а в свои дома на Земле. И Аматэрасу только что сказала тебе, откуда именно родом Икки.

– То есть сегодня мы можем точно сказать, где можно найти Икки, – поняла я. – По крайней мере, до заката.

Если сегодня был последний день праздника, то на закате люди разожгут костры, чтобы попрощаться с духами, снова отправляя их в Ёми. На то, чтобы прочесать окраины царства тьмы в поисках кого-то давно умершего, могут уйти годы. Поэтому нам необходимо найти Икки сегодня вечером.

– Кагосима находится на самом юге Японии, – сообщила Тамамо-но Маэ. – Ты сможешь доставить нас туда до окончания фестиваля?

Вопрос был животрепещущим. Я никогда не переносила четырех человек на такое расстояние сквозь тени. Я подумала об Аматэрасу и ее величественной элегантности, о том, что она, вероятно, и глазом не моргнула бы, если бы ее попросили переставить звезды. Я понятия не имела, как обрести такую же силу, не оставляя за собой вереницу трупов, но должна была попытаться. Ради Японии и ради Нивена.

– Не говори глупостей, – ответила я, поворачиваясь к горизонту, где, сжигая тени на вершине горы, яростно сияло утреннее солнце. – Я доставлю нас туда до обеда.

Глава 12

Внизу, в Ёми, праздник Обон означал лишь несколько дней запустения и блаженной тишины, так как духи поднимались навестить свои семьи. Я никогда не задумывалась о том, как фестиваль проходит в мире живых. В конце концов, идея целого праздника в честь умерших казалась мне довольно глупой: мертвым нет дела ни до красивых огней, ни до танцев, ни до пищи, есть которую они не могут.

Но в Кагосиму Обон, кажется, приносил