Время шинигами - Кайли Ли Бейкер

легко не расстаются.

Я выдохнула. В глубине души я ожидала чего-то подобного, но втайне все же надеялась, что меч был похоронен вместе с ним. Неужели я обречена гоняться за нужными мне людьми по всей Японии?

– И где он сейчас?

Икки скрестил руки на груди.

– Мой меч выкован из света, который положил начало Вселенной. Почему я должен отдать его девчонке, которая даже не умеет говорить по-японски?

– Потому что она – твоя богиня, – произнес Цукуёми. Он навис над Икки так же, как над человеком, которого напугал на улице, и в его глазах закружились звезды и тьма. – В жизни ты мог делать все, что хотел, но теперь ты в ответе перед ней.

– И что она сделает, если я откажусь? Убьет меня во второй раз?

– Есть вещи похуже смерти, – сказала я. – Если не веришь мне, тебе это докажут жнецы.

Нивен дернулся: ему лучше других было известно, на какую жестокость способны Высшие жнецы.

Но Икки только закатил глаза.

– Ты не сможешь даже выиграть партию в сёги, не то что победить жнецов.

«Хороший был человек. Отлично играл в сёги», – сказал один из матросов. Я играла в нее с Тиё несколько лет назад. Те десять долгих лет, что Нивена не было рядом, я коротала время как могла: от бесконечного чтения на японском мои глаза порой начинали косить. Тиё научила меня основам игры, но, учитывая, что она все время проигрывала, я предположила, что существует какое-то негласное правило не обыгрывать богиню. Я бросала вызов и другим слугам, но они все тоже проигрывали, так что в конце концов мне стало скучно и я бросила это дело.

Сёги – стратегическая игра, похожая на шахматы. Но шахматы подразумевают битву умов: чем быстрее и грязнее ты играешь, тем лучше, потому что главное – это победа. Японская же сёги долгое время находилась под охраной сёгуната – это воплощение изящных искусств, прославляющих сёгунов, сродни поэзии. Из нее тянутся корни Японии – вопреки все большему влиянию Запада. Основное правило в ней то же, что и в шахматах: выигрывает тот, кто первым забирает короля соперника.

– Предлагаю заключить пари, – сказала я.

Икки заколебался.

– Что?

– Ставлю на то, что смогу победить тебя в сёги, – сказала я.

– Сёги – мужская игра, – возразил он.

– Боишься, что не сможешь победить женщину?

Икки ощетинился.

– Я смог бы победить тебя даже с завязанными глазами.

– Тогда докажи это, – предложила я. – Но если проиграешь, то расскажешь мне, куда делся твой внук вместе с мечом.

Икки ухмыльнулся.

– Это довольно несправедливо, – сопротивлялся он. – Ты вынуждаешь меня поставить на кон мою честь. Я должен провести последние часы Обона со своей семьей.

– А я должна сидеть на своем троне, пока слуги кормят меня с ложечки. Но скоро придут жнецы – и поэтому я здесь.

Икки вздохнул.

– Хорошо, но, если выиграю я, ты дашь мне то, чего я хочу.

– И чего же ты хочешь?

Икки улыбнулся, обнажая ряд кривых желтых зубов, его глаза все еще скрывала шляпа.

– Я не скажу.

Я скрестила руки на груди.

– Сделки так не работают. Я не собираюсь соглашаться на условия, которых не знаю.

– Если ты уверена, что не проиграешь, то тебя не должно волновать, о чем я хочу попросить.

– Разумеется, должно!

Икки пожал плечами и отвернулся, явно намереваясь уйти.

– Как хочешь. Не я разбудил мертвеца, потому что мне нужна его помощь.

– Подожди!

Икки остановился и оглянулся через плечо. Я не могла позволить ему уйти просто так. Я не была уверена, смогу ли вызвать его снова под конец Обона.

– Ты правда рассматриваешь этот вариант? – спросил Нивен.

– Нужно пробовать все варианты, – влез Цукуёми.

Нивен смерил его взглядом, затем снова повернулся ко мне.

– Почему бы тебе не подкупить его, как ёкаев? – прошептал он.

– Я мертв уже тысячу лет, – нахмурился Икки. – Мне не нужны ни еда, ни выпивка, ни женщины. Я хочу лишь играть в сёги.

Я подозревала это, и именно поэтому не сильно беспокоилась о том, что Икки может попросить. Но, конечно же, Нивен не мог знать об этом. Он не понимал мертвых так, как я.

Чем дольше они оставались в Ёми, тем меньше чего-то желали. Их души изнашивались и растягивались до тех пор, пока в них не появлялись дыры, как на отсыревшей бумаге. У них не было ни снов, ни желаний – как у живых, – и они больше не чувствовали агонии и жажды. Они находили способ проводить время с удобством, ведя простую и тихую загробную жизнь, которая с течением времени теряла свои острые углы, словно сглаженный речным потоком речной камень.

– Я ему не доверяю, – прошептала ёкай.

Я – тоже, но это не имело значения. Я еще раз взглянула на заходящее солнце и повернулась к Икки.

– Ты не получишь ни одной из наших душ, – предупредила я.

Икки усмехнулся.

– И что бы я с ними делал? Я тебе не шинигами.

– Значит, ты не намерен убивать нас?

– Опять же, зачем мне это? – Икки нахмурился. – Чтобы таскать за собой трупы, как ветроуказатели? Ты будешь играть или нет?

– Рэн, – вмешался Нивен, – я не думаю, что…

– Ладно, – ответила я, просто чтобы брат не успел заставить меня усомниться в своем решении. Либо я играю, либо выпытываю из него ответ за час до захода солнца – и что-то подсказывало мне, что Икки раскроет нам свои секреты не так скоро.

Призрак уселся на землю, скрестив ноги, и жестом пригласил меня последовать его примеру. Как только я села, он провел рукой над землей – и из грязи появилась сетчатая доска для сёги. Он высыпал из матерчатых мешков кома, те со стуком упали на землю. В отличие от полированных деревянных фигур, которыми мы играли с Тиё, этот набор был окрашен во все оттенки грязно-белого и бледно-желтого, напоминая прокисшее молоко. Я подняла одну из фигур, что почище, и провела большим пальцем по вырезанному на ней слову.

– Что это? – спросила я.

– Ко-ма, – произнес Икки по слогам, будто я не знала этого слова.

– Ты же понял, что я не об этом, – отозвалась я и взяла желтую фигуру. Она согнулась, будто была сделана из резины; название было вырезано на ее искривленной поверхности грязной косой чертой. – Ты вел себя как мэйдзин, но у тебя даже нет настоящей сёги?

– Этот набор – ценнейший из всех, что ты когда-либо видела, – сказал он, не поднимая глаз и расставляя фигуры на своей стороне доски. – Он приносит мне удачу. – Икки взял серебряного генерала и повертел его в пальцах. Эта фигура выглядела так, будто когда-то разлетелась вдребезги и затем была склеена заново.

Тамамо-но Маэ наклонилась вперед, чтобы рассмотреть фигуры, и ее лицо приняло такое выражение, как будто она почувствовала запах гнили.

– Из чего они? – спросила я. – Я не потерплю обмана еще до начала игры.

Икки сухо усмехнулся – словно высохшая трава резко заколыхалась от порыва ветра.

– Никакого обмана, – сказал он.

Наконец он приподнял поля шляпы, и я встретилась с ним взглядом. Его глаза были белыми, без зрачков – бледные светящиеся сферы лунного цвета. Он протянул мне руку и нетерпеливо цокнул языком, когда я не поняла его жеста. Я медленно положила свою ладонь поверх бумажной его.

– Из пальцев получаются лучшие кома, – прошептал он, поглаживая мою кожу колючими кончиками пальцев. Я напряглась и попыталась вырваться, но он держал крепко. – Хрящ – неплохой материал, но из него трудно что-то вырезать, особенно из ушей: там столько всяких изгибов. Носы тоже отлично подходят, если отделить их от костей. – Нивен и Цукуёми позади меня застыли. Ёкай схватила меня за рукав, задрожав. – Довольно крепкие фигуры получаются из зубов, если их достаточно, – продолжал Икки. – Но, конечно, их вытащить сложнее всего. Пальцы легко отрубить хорошим ножом, а вот зубы приходится вырывать.

– Так вот чего ты от меня хочешь? – спросила я, и у меня пересохло во рту. – Новый набор кома для сёги?

Икки ухмыльнулся.

– Такова валюта мертвых, Ваше Величества. Ты сама решила играть.

Я так сильно стиснула зубы, что у меня заболела челюсть. Ёкай ойкнула, Нивен и Цукуёми обменялись обеспокоенными взглядами. Икки вытащил покрытый грязью и ржавчиной нож и воткнул его в землю.

– Я буду быстр, – пообещал он. – У меня большой опыт.

Я закрыла глаза, выравнивая дыхание. Любая часть тела, которую от меня отрежет призрак, со временем отрастет, но это не значило, что я хотела, чтобы мне отпиливали нос ржавым ножом. Времени лежать, как морская звезда, отращивающая новую плоть, у меня не было, ведь через три дня должна прибыть Айви.

– Позволь мне сыграть за нее, – предложил Цукуёми. Я обернулась, нахмурившись. Он сложил руки