Время шинигами - Кайли Ли Бейкер

в умоляющем жесте, отказываясь смотреть мне в глаза и глядя только на Икки.

Я бросила фигуру на доску.

– Я просила не мешать мне, – прошипела я.

– Рэн, я хорош в сёги, – прошептал он с мольбой в глазах. Я в этом не сомневалась. Вероятно, в его раздражающе точном, энциклопедическом мозгу имелись тысячи стратегий. – Позволь мне помочь.

– Неплохая идея, – вставил Нивен.

Я повернулась к нему, еще сильнее хмуря брови. «Значит, теперь ты вдруг встал на сторону Цукуёми?» Лицо Нивена дернулось, когда он посмотрел на мои пальцы, затем его бледно-голубые глаза метнулись обратно к моему лицу. Я подумала о том, как было хорошо, когда они дрались в моем пруду, а не сообща проявляли заботу.

Икки решил проблему за меня.

– Информация нужна ей, – сказал он. – Так что она может заработать ее или просто отказаться.

Я повернулась к Цукуёми и покачала головой. Это была моя игра – не его. Плечи Нивена поникли, ёкай прижалась к нему.

Когда мы закончили раскладывать кома, Тамамо-но Маэ села и прислонилась ко мне, схватив меня за руку и уставившись на фигуры широко раскрытыми глазами. Нивен сел рядом с ней, а Цукуёми опустился на колени слева от меня. Их пристальные взгляды абсолютно не помогали мне успокоиться.

– Ты можешь это сделать, Рэн! – воодушевляла меня ёкай, стискивая мою руку. Затем она прижалась к моему уху и прошептала на чистейшем английском:

– Он недооценивает тебя.

– Никакого обмана! – воскликнул Икки.

Тамамо-но Маэ надула губы и снова схватила меня за рукав, отворачиваясь от призрака. Я не знала, смогу ли победить, но раз все на меня смотрели, я должна была по крайней мере попытаться. Я потянулась за фигурой, но Икки ударил меня по руке.

– Мы еще не решили, кто ходит первым, – сказал он, смахивая с доски пять своих пешек и тряся ими в сложенных чашей ладонях. – Невежественная девчонка. Бросила мне вызов, а сама даже не знаешь правил.

Я не ответила, но мое лицо вспыхнуло. Тиё всегда позволяла мне ходить первой, и потому я думала, что первенство хода не имеет значения. Теперь я осознала, что, возможно, значение имело то, что я была ее богиней.

Икки бросил кости на доску и стал наблюдать, как они вращаются, а затем замирают. Какие-то упали красными словами вверх, другие – черными.

– Черные ходят первыми, – напомнил Икки и сгреб фигуры прежде, чем я успела их разглядеть. Он двинул свою фигуру вперед и выжидающе уставился на меня. – Ну?

Я выпрямилась, глядя на перепачканные грязью отрезанные части человеческого тела – кома походили на крошечное кладбище тех, кто бросил Икки вызов и проиграл.

Я сделала ход.

Мы с Икки по очереди двигали вперед свои фигуры, а все остальные нервно переводили взгляд с меня на призрака и обратно. От напряженного молчания Цукуёми веяло холодным осуждением, а широко распахнутые глаза Нивена заставляли меня чувствовать себя цирковой обезьянкой.

Ёкай свернулась калачиком у моей руки и молча наблюдала.

Икки делал ходы без колебаний. Обычно фигуры ударялись о деревянную доску с приятным стуком, но эта игра была устрашающе тихой: кома тонули в грязи и перекатывались с бока на бок из-за своей кривой формы. Обычно сёги напоминала живой разговор, но эта игра походила лишь на шепот.

Я пыталась вспомнить партии, которые были у нас с Тиё. Она всегда настаивала на том, чтобы я обдумывала каждый ход с особой тщательностью, а я же просто бросала фигуры вперед в спонтанной агрессивной атаке, придумывая стратегию по ходу дела. В основном это срабатывало.

Я потянулась за своей ладьей, и Икки усмехнулся, скрестив руки на груди. У меня по коже пробежали мурашки. Я осмелилась поднять на него взгляд: его губы скривились в улыбке, которая привела меня в бешенство. Он так доволен, потому что заманил меня в ловушку, или просто блефует?

Я двинула свою фигуру вперед и съела его золотого генерала, снимая того с доски. Икки лишь покачал головой, моментально забрав мою пешку.

Я пыталась продумать следующие ходы, но солнце садилось безумно быстро, и это сбивало меня с толку. Я видела тысячу негативных вариантов развития событий, миллион возможных ходов, которыми Икки мог захватить мои фигуры. Слишком много возможностей и слишком мало времени, чтобы их обдумать. Даже если бы я заморозила время, чтобы у меня было больше минут на размышления, я не смогла бы помешать солнцу упасть за горизонт.

– У тебя прекрасные пальцы, – заметил Икки. – Такие тонкие и длинные. И ногти такие чистые.

Я сделала еще один ход – просто чтобы он перестал на меня пялиться, но Икки лишь вздохнул.

– Тебе следует продумывать свои ходы на три шага вперед, – поучал он. – Прежде чем сдвинуть фигуру, ты должна понять, как я на это отреагирую. Я всегда знаю, как пойдешь ты, и именно поэтому я выиграю.

Я сглотнула. С Тиё я так никогда не играла. Мой план всегда менялся по мере изменения ситуации на доске. У меня не было единой, всеобъемлющей стратегии – лишь быстрый ответ на внезапные атаки.

– Ты не знаешь, как я пойду, – возразила я.

Икки покачал головой, захватывая еще одну из моих фигур.

– Я знал тысячу девушек, похожих на тебя, – сказал он. – Ты не такая уж и особенная, какой себя считаешь.

Но, видимо, Икки все же понимал меня не так хорошо, как предполагал: я вообще не считала себя особенной. Он был так уверен в том, каким будет мой следующий ход, – но почему? Какой он меня представляет?

«Невежественная девчонка, – сказал он. – Ты даже не умеешь играть».

Доска между нами была уже полупустой, Икки забрал больше половины моих фигур. Даже Нивену, который не умел играть, было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что я проигрываю. Икки тоже это понимал. Вот кого он видел во мне: чужеземку, невежду, неудачницу.

Может быть, пришло время доказать ему его правоту.

Я выхватила одну из съеденных мной фигур и занесла ее над рядом, где уже стояла одна из моих кома. Прежде чем та успела коснуться доски, Цукуёми закашлялся, а ёкай заерзала рядом со мной, щипая за кожу. Я отдернула руку, будто обожглась, и бросила на Цукуёми панический взгляд.

– Я не могу так пойти? – спросила я.

Он, морщась, покачал головой. Икки ухмыльнулся. Если раньше он и считал меня неумехой, то теперь лишь уверился в этом.

Я убрала фигуру и схватилась за ладью, бросая ее справа от короля Икки. Он вздохнул и тут же побил ее.

– Почему-то мне сейчас стало очень весело, – сказал он. – Твой нос отлично подойдет для кома. Очень высокий.

Теперь между его королем и моей последней фигурой оставалась только одна пустая клетка. Я изо всех сил старалась сохранять равнодушное выражение лица, чтобы Икки не догадался, что я замышляю. Но он даже не смотрел на своего короля – он следил за моим.

У меня оставался еще один трофейный золотой генерал, а солнце почти ушло за горизонт. Я подняла фигуру и швырнула ее между его королем и моей пешкой.

Икки уже потянулся за следующей кома, как вдруг его рука замерла, а глаза потемнели, превратившись в камень.

Его король в последнем ряду оказался в ловушке. Это был несложный ход, но он сработал, потому что Икки не думал, что я на него способна. Он считал, что видит меня насквозь, но усмотрел во мне лишь чужеземку – а должен был разглядеть богиню.

Он сжал свою фигуру в кулаке, превратив ее в пыль. Я перегнулась через доску и схватила его за воротник.

– Где твой меч? – спросила я.

– Грязная мошенница, – прошипел он, вырываясь из моей хватки.

Он становился все прозрачнее в моих руках: его душа возвращалась в Ёми. Ветер принес издалека запах праздничных костров: их уже зажгли. У меня оставалось всего несколько мгновений до того, как Икки поглотит ночь.

– Скажи мне! – рявкнула я, встряхнув его, хотя я уже чувствовала, как шелк его одеяния ускользает сквозь мои пальцы.

– Его получил мой правнук, – слова на языке Смерти вырвали из него ответ. – Из Якусимы.

Я застыла.

Якусима. Край голубых огней и зеленых лесов. Место, где жила моя мать.

По кладбищу пронесся порыв прохладного ветра, погасив фонарики. Рубашка Икки, в которую я вцепилась, превратилось в ничто – его дух унесся в небо, словно подхваченный ветром клочок бумаги. Ветер стер все следы от доски для сёги, оставив после нее лишь гладкую землю. Долгое время все молчали, уставившись туда,