Время шинигами - Кайли Ли Бейкер

наш народ. Ты же знаешь, что жнецов и так слишком мало.

– Они не мой народ! – закричала я. – Единственное, что у меня есть, – это Япония, и они хотят отнять ее у меня!

– Если ты будешь убивать каждого жнеца, которого встретишь, то чем ты лучше Айви?

Я заколебалась.

– А я не хочу быть лучше Айви, – ответила я.

Затем я повернулась и перерезала жнецам горло.

Из ран хлынула кровь и, пропитывая одежду, стекла на землю. Мужчины закашляли и захрипели, широко распахнув глаза от страха.

– Я хочу быть хуже, – продолжала я. Меня, точно лесной пожар, поглощающий деревья, захватил внезапный отголосок солидарности с Идзанами. Ее голос зазвучал у меня в ушах, и, когда я открыла рот, из него вырвались ее резкие слова на языке Смерти:

– Я должна быть хуже, если хочу победить ее. Как ты этого не понимаешь?

Но, конечно же, Нивен никогда бы этого не понял. Он не видел лиц всех тех людей, которых я убила лишь ради того, чтобы вернуть его. Он не знал, что я готова была снова и снова пожирать тысячу сердец живых людей, заходящихся криком, только чтобы он оказался в безопасности. Я никогда не получила бы того, чего хочу, принимая простые решения. И если ценой этого была моя душа – каждая ее часть, которую Нивен когда-то любил, – так тому и быть. Я не видела смысла быть хорошим человеком, если мой брат мертв.

Кроме того, разве обязана я относиться к жнецам с добротой? Когда я была ребенком, на моей двери свиной кровью писали «полукровка», отрезали мне косы на уроках. Когда я повзрослела и смогла дать отпор, они выпотрошили меня на кованом заборе и бросили в канализационный сток, пригрозив сделать с Нивеном что-то похуже. Все, что происходило сейчас, было лишь естественным следствием их жестокости.

«Они заслуживают страданий», – прошелестела в моей голове Идзанами, и ее слова обожгли мне губы, словно умоляя озвучить их, но я крепко сжала челюсти.

– Ты совсем не изменилась, – горько прошептал Нивен.

Я обернулась. Кинжал, который я держала в руке, вдруг стал весить тысячу фунтов.

– Нивен…

– Нет, – закончил он, отступая. Он схватил ёкая за руку и потащил ее к городу. Тамамо-но Маэ бросила на меня грустный взгляд через плечо, но позволила Нивену увести себя.

Цукуёми наблюдал за мной. Одна половина его тела была залита лунным светом, другая оставалась в тени. Гнев Идзанами остыл и теперь лишь тлел, словно угли. Ее голос внезапно стих.

– Ничего не говори, – попросила я.

Цукуёми нахмурился.

– Что, по-твоему, я собирался сказать?

Я покачала головой.

– Я просто хочу, чтобы он был в безопасности, – прошептала я. Я не хотела произносить это вслух, но сейчас мне казалось, будто все в этом мире презирают меня, кроме Цукуёми. Мгновение он смотрел на меня так, словно я – математическое уравнение, которое он не может решить, а затем вздохнул, и его хмурое лицо разгладилось.

– Однажды так и будет, – сказал бог Луны.

– Я не люблю ложь, даже если мне лгут из лучших побуждений.

– Я никогда не лгал тебе, – возразил Цукуёми. – Я верю, что с Нивеном все будет в порядке, потому что его защищает богиня. Я искренне убежден в этом.

Я молча устремила взгляд на горящий город. Вера Цукуёми в меня была такой наивной. Он не знал, как часто я терпела неудачи, – а Нивен и ёкай знали. Скоро узнает и он.

– Позаботься о том, чтобы никто нас не преследовал, – попросила я. – Они будут держаться неподалеку.

– Неподалеку? – переспросил Цукуёми.

Я кивнула.

– У жнецов не очень хорошее зрение.

Небо снова треснуло, заставив меня вздрогнуть. Разве мы не разморозили время?

Но тут Кагосиму накрыл горячий дождь, и пожар сменился дымом. Теперь, когда все фонарики обратились в мокрую золу, на город опустилась тихая тьма. На горизонте вдалеке горел единственный огонек – это покачивался на волнах корабль фунаюрэй, наблюдающих за тем, как обугленные останки их города рассыпаются в пепел.

Глава 15

Мы решили отдохнуть под секвойями сада клана Симадзу. Это было самое просторное и безлюдное место в Кагосиме: акры идеально изогнутых ручьев, аккуратно обрезанных деревьев и отполированных каменных дорожек. Я укрыла нас одеялом тьмы и была уверена, что до утра нас не побеспокоят ни охрана, ни смотрители. Сначала мы хотели поискать гостиницу, но, обнаружив, что две из них сгорели, решили больше не тратить время на блуждания по людным местам, поскольку там все еще могли скрываться жнецы. Кроме того, сумерки смыли дневной зной, оставив в городе лишь приятную прохладу. Я взобралась на самое высокое дерево в саду и уселась на ветку, скрестив руки на груди и устремив взгляд на берег.

Нивен пытался устроиться как можно дальше от меня, но Тамамо-но Маэ обернулась лисицей и свернулась калачиком у корней, вынудив Нивена с ворчанием подобраться ближе. Цукуёми занял вторую половину дерева, наказав мне разбудить его, когда я устану караулить.

Я смотрела в сторону Якусимы, раскинувшейся на другом берегу, и крутила кольцо Хиро, подвешенное на цепочке на шее. Когда я еще думала, что моя мать жива, то больше всего на свете хотела увидеть место, где она собирала души, место, которое могло быть моим домом. Но теперь я чувствовала лишь, что у меня отобрали мечту, вместо которой остался только горький привкус того, что никогда не будет моим. Какая-то часть меня надеялась, что Якусима окажется маленьким уродливым островом с мертвыми деревьями и загрязненной водой. Я боялась почувствовать, что что-то потеряла, проведя детство в Лондоне. Но Хиро говорил, что Якусима прекрасна, и, хотя он лгал о многих вещах, лгать об этом у него не было причин.

При всем моем нежелании казалось, нам все равно придется туда отправиться. Цукуёми сказал, что человеческие города хранят архивы семейных реестров, с помощью которых мы сможем проследить родословную Икки. Теперь, когда Обон закончился и я больше не могла по желанию призывать души, это казалось нашим единственным выходом.

Я прислонилась к стволу и закрыла глаза. Глубокая ночь и россыпь звезд над вулканом лишь напомнили мне о том, что пролетел еще один день, в который мы не нашли меча. А где-то за островами по морю плыл корабль Айви, и он приближался к Японии.

В детстве ее любимой забавой было удерживать меня, вырывая зубы плоскогубцами, чтобы посмотреть, как быстро они отрастут. Ей нравился звук, который издавали костяшки моих пальцев, когда выскакивали из суставов, и цвет моей крови на свежем снегу. Но кости всегда срастались, а раны затягивались. Худшее в Айви было не то, что она сделала когда-то, а то, что она могла сделать в будущем.

Однажды ночью в Лондоне я ждала Нивена после уроков, стоя в темной нише катакомб, чтобы другие жнецы проходили мимо, не замечая моего существования. Когда весь класс опустел, а Нивен так и не показался, я заглянула в его пустую лекционную аудиторию, чувствуя, как у меня в животе закипает паника.

– Что-то потеряла?

За моей спиной, скрестив руки на груди, стояла Айви, и ее тень ползла по каменной стене, точно плесень. Я не услышала, как она подошла, потому что она постоянно злоупотребляла скачками во времени, чтобы появляться из ниоткуда и пугать окружающих.

– Где он? – спросила я, прижимая к животу книгу, чтобы защитить внутренние органы.

Айви не ответила, только повернулась спиной и направилась вглубь катакомб. Я огляделась на случай, если в тени прячется кто-то из ее дружков, и поспешила за ней. Она вывела меня в холл, на влажную землю кладбища, и в мое горло забился густой вечерний туман. Мы шли все дальше и дальше, туда, где могилы были старее, а потрескавшиеся от влаги надгробия поросли мхом и торчали во все стороны на неровной земле. Здесь запах Смерти был слабее, а кости – старше и тише.

Туман со свистом рассеялся, открыв высокий холмик свежей земли перед сланцевым надгробием, на котором было криво нацарапано: СКАРБОРО.

Сначала я растерялась.

Затем почувствовала, что от почвы исходит запах свежей крови. Я упала на колени, и пальцы впились в грязь, которая тут же окрасила руки в темно-красный цвет, заполнивший трещины на ладонях.

Глубоко под слоями мокрой от дождя грязи и камней я услышала скрежет ногтей по дереву и учащенное неглубокое дыхание. Мой взгляд переместился к надписи на надгробии, а затем вернулся к Айви.

– Что ты с ним