Время шинигами - Кайли Ли Бейкер

стая птиц. Я прикрыла лицо руками, пытаясь хоть что-то разглядеть. Остальные спрятались под столами, лисица-ёкай заскулила в объятиях Нивена.

Вихрь бумаг превратился в ураган – тяжелые свитки стало затягивать внутрь. С громоподобным грохотом стопки книг рухнули и заскользили к центру комнаты, пока смерч не засосал и их. Чернильницы опрокинулись на пол и разлетелись на осколки, залив половицы чернильной кровью.

С тихим гулом, словно земля вот-вот должна была провалиться под нашими ногами, ураган начал оседать. Бумаги зависли в воздухе, собираясь все ближе и ближе друг к другу, а потом приняли форму дракона.

Над нами навис бумажный змей: его глаза были черными кругами мокрых чернил, а зубы – клочками разорванного пергамента, свисающего под губой. Развернутый свиток образовал его изогнутую шею, от которой красными и золотыми листами гофрированной бумаги спускался по спине величественный плащ. Изо рта существа выскользнул острый бумажный язык, с него стекали, падая на пол, капли чернил.

– Кёринрин! – воскликнула Тамамо-но Маэ, бросаясь вперед с распростертыми объятиями.

Дракон зашипел на нее, его горячее дыхание разметало разбросанные бумаги. Тамамо-но Маэ взвизгнула и, тут же обратившись лисицей, спряталась за мной.

– Что это такое? – прошептал Нивен, держа перед собой свиток, словно оружие.

– Дух познания, – ответила я, подходя к дракону ближе. – Ёкай.

За прошедшие десять лет я успела изучить всех ёкаев своего царства, но кёринрина никогда не встречала. Поговаривали, что брошенные свитки, оставленные без внимания в течение многих лет, иногда могут превращаться в этих драконов мудрости.

Эта находка была намного удачнее, чем человек или жнец. Возможно, дракон действительно способен нам помочь.

– Невероятно, – сказал Цукуёми, шагнув ближе и наклонив голову, чтобы изучить ёкая получше. – Я никогда их прежде не видел. У меня в бумагах всегда порядок, так что не было и шанса, что там заведется кёринрин.

Дракон спокойно смотрел на Цукуёми, словно изучал его столь же пристально, как и тот – его.

– Он опасен? – прошептал Нивен.

– Он состоит из бумаги, – ответила я, указывая на двенадцать свечей в люстре над головой. Вряд ли победить дракона из оригами очень сложно.

– Я не был бы так уверен, что он не сможет нам навредить, – возразил Цукуёми. – У китайцев есть один вид казни, называемый линчи, – смерть от тысячи порезов.

Действительно, края бумаги дракона могли посоперничать по остроте с катаной Идзанами. Представив, как я пробегаю по ним пальцами, я почти почувствовала боль от пореза. Дракон смотрел на меня с кривоватой ухмылкой, вероятно догадываясь, о чем я думаю. Впрочем, кёринрин мало чего не знал.

– Если это дух познания, то выходит, что он может знать о правнуке Икки? – спросила Тамамо-но Маэ, оскалившись и отступив от кёринрина, когда тот вытянул шею, чтобы обнюхать ее. Один из его длинных усов задел мое плечо, порвав рукав.

– Будем надеяться, – сказала я, отходя немного назад. – Дракон, помоги нам.

Кёринрин уставился на меня, раздувая бумажные ноздри, и произнес:

– Тогда Его Величество Идзанаги объявил персикам: «Коль вы помогли мне, помогите и всему живому».

Он как будто рассказывал сказку – казалось, его голос был создан, чтобы поведать древние легенды о захватывающих путешествиях, от его глубокого спокойного тембра тряслись половицы. Но что все это значило?

Я нахмурилась и перевела взгляд на Цукуёми. Тот моргнул и уставился в стену, словно копаясь в воспоминаниях в поисках информации, которая помогла бы расшифровать ответ дракона.

– Персики? – переспросил Нивен, почесав затылок.

– Поэт Басё использовал псевдоним Тосэй, который означает «зеленый персик», – ответил кёринрин. – То была дань уважения китайскому поэту Ли Баю, чье имя означает «белый цветок сливы».

Это ёкай или ходячая энциклопедия? Я забарабанила пальцами по стойке, впервые пожелав, чтобы Цукуёми, как обычно, все объяснил, но он лишь продолжал тупо смотреть в стену.

– Цукуёми, – я наконец обратилась к нему, – ты…

Дракон повернулся к Цукуёми.

– Имя божества, которое родилось, когда он омыл свой правый монарший глаз, было Цукуёми – владыка Луны и ночи.

Цукуёми наконец оторвал взгляд от стены и, прищурившись, посмотрел на кёринрина.

– Это цитата из «Кодзики», – сообщил он.

– «Кодзики», также известный как «Фурукотофуми», – это японская древняя летопись о событиях, таких как…

– Ладно, хватит, – вклинилась я, подняв руку. – Ты умеешь только цитировать?

– Ты не видишь ничего, кроме цветка. – Дракон оскалился в ухмылке. – Ты ни о чем не можешь думать, кроме луны.

– Полагаю, что это так, – согласился Цукуёми, сложив руки на груди.

Я подавила желание начать биться головой о ближайший стол. Разумеется, нам ничего не давалось легко. Мы нашли ёкая, обладающего бесконечными знаниями, но он не может ничего анализировать – только повторять за нами как попугай.

– Ладно, – вздохнула я, массируя лоб. – Просто скажи мне, где меч Икки из Кагосимы.

Дракон качнулся, склонил голову набок, но ничего не ответил.

Я нахмурилась.

– Значит, теперь тебе нечего сказать?

– «Раз тебе больше нечего сказать, то просто убей меня», – произнес он. И Цубуру пронзил принца своим мечом…

– Замолчи! – оборвала я его. На кончиках моих пальцев вспыхнула тьма, но я сжала кулак, и она отступила.

– Возможно, про это нигде не писали, – предположил Цукуёми, опираясь на стену и потирая лоб, будто пытался вытянуть ответ из своего черепа. – Этот ёкай, кажется, умеет только повторять то, что когда-то было записано, но неспособен создать новое предложение.

Нивен согласно кивнул.

– Значит, нужно тщательнее формулировать наши вопросы. – Он повернулся к дракону. – Кто правнук Икки из Кагосимы?

Ёкай моргнул, молча глядя на Нивена.

Тамамо-но Маэ запрыгнула на стол и уселась перед драконом, скрестив ноги. Она наклонилась вперед.

– Может быть, это слишком конкретно, – предположила она.

– Ладно, – согласился Цукуёми. – Расскажи мне хоть что-нибудь, что ты знаешь о человеке по имени Икки, который жил в Кагосиме до нашей эры.

Зловещее молчание дракона заставило мою кровь похолодеть. Его взгляд медленно скользнул по нам четверым, а затем вернулся ко мне.

– Никого по имени Икки никогда не было, не так ли? – прошептала я, чувствуя, что пол превратился в зыбучий песок и засасывает меня в ловушку. – Это его ненастоящее имя.

Челюсти кёринрина изогнула кривая ухмылка, а язык хлестнул по зубам, слизывая нитку чернильной слюны.

Может быть, Аматэрасу не знала настоящего имени Икки или не хотела облегчать мне задачу. А я оказалась столь глупа, что даже не задала никаких вопросов. Теперь, когда Икки вернулся в Ёми, получить от него больше информации было невозможно.

Нивен упал на стол, признавая поражение. Глаза Цукуёми очень быстро скользили по комнате, словно читая книгу, которую мог видеть только он, его лицо было сосредоточенным.

– Может быть, Икки – это сокращение? – спросила я, пока Тамамо-но Маэ отвлекла кёринрина своими оригами.

Цукуёми медленно моргнул, словно только что вспомнил, где находится.

– Это может быть Икко, Икуо, Икуро, – пробормотал он, обращаясь к самому себе. Затем покачал головой. – Фамилий тоже очень много. Если перебирать их все, это могут быть тысячи людей. Аматэрасу говорила что-нибудь о его настоящем имени?

Я обернулась к Нивену, ища помощи, – тот, осознав, насколько сильно мы просчитались, выглядел очень расстроенным.

– Она не рассказала о нем почти ничего, – ответил он через мгновение.

Цукуёми выдохнул и принялся расхаживать из стороны в сторону, что никак не уменьшало гнетущего чувства, будто я окончательно и бесповоротно все испортила.

Давал ли нам Икки какие-то подсказки? Я пыталась воспроизвести в памяти наш разговор, но безуспешно – видимо, я тогда была чересчур сосредоточена на его костяных кома.

– Хватит мельтешить! – рявкнул Нивен, снимая очки и потирая глаза.

– Я думаю, – возразил Цукуёми, даже не поднимая глаз.

– Ты мешаешь думать мне, – сказал Нивен, хватая Цукуёми за руку.

Тот отпрянул, словно обжегся.

– Я – бог Луны. Моя гравитация создает приливы и отливы на Земле, что, в свою очередь, поддерживает жизнь в океане, а также предотвращает бесчисленные землетрясения и извержения вулканов. Так что, пожалуйста, будь так добр, позволь мне помельтешить по этому крошечному квадрату пола, пока я думаю о том, как спасти Японию!

Нивен воздел руки к небу, словно прося помощи у богов. Вот только здесь было целых два божества, и ни одно из них не могло ничем помочь.

– Почему все боги, которых я встречал, такие вздорные? Сначала твоя мать, этот гниющий труп, – взорвался Нивен, тыча пальцем в Цукуёми, – потом ты и Хиро, которые хотят не то убить, не то поцеловать мою сестру и никак не могут решиться! А Аматэрасу? Даже не хочу говорить о ней! Разве божества не должны, ну, я даже не знаю, облегчать нашу жизнь?

– Солнечный свет