Время шинигами - Кайли Ли Бейкер

определенно облегчает твою жизнь, – ответил Цукуёми, сложив руки на груди и благоразумно проигнорировав комментарий Нивена о желании поцеловать меня. – Можешь поблагодарить за это Аматэрасу.

Нивен нахмурился.

– Ее вина в том, что мы оказались в таком положении. Она якобы всевидящая, но найти божественный меч или узнать настоящее имя человека неспособна.

– Ей должно быть известно его настоящее имя, – отозвался Цукуёми, и его плечи поникли. – На нее это непохоже – лгать о чем-то подобном.

Нивен что-то ответил, но его слова внезапно смыла ослепившая меня чернота. Перед взором вспыхнули имена мертвых, сияя красным светом под веками.

Впервые я задумалась о том, как именно Аматэрасу узнаёт имена людей. Может быть, она просто знала их, как люди знают, как дышать? Или, может быть, она, как и я, видела их имена, когда закрывала глаза? Конечно, все это не имело особого смысла. Если только…

«Богиня Смерти, которая даже не может правильно произнести мое имя», – сказал Икки. Я тогда посчитала, что его слова – насмешка над моим чужеземным акцентом… Но, возможно, его звали вовсе не Икки.

Когда зрение прояснилось, я остановила спор Нивена и Цукуёми вопросом:

– Как Аматэрасу узнала его имя?

– Она знает всех людей, Рэн, – спокойно ответил Цукуёми.

Я покачала головой.

– Хорошо, но как? Она когда-то говорила с Икки? Или прочитала его имя?

– Она способна увидеть любое имя, когда закрывает глаза, – ответил Цукуёми. – Все божества это могут.

Я схватила Нивена за руку и дернула его за рукав.

– Рэн, – не понял он, – что ты…

– Значит, Аматэрасу лишь видела имя Икки? – спросила я у бога Луны.

Тот кивнул.

– Да, но…

Я указала на иероглифы на руке Нивена, притягивая его ближе к Цукуёми, чтобы тот мог разглядеть получше. Одна из вещей, которую я больше всего ненавидела в японском, – это то, что кандзи могли иметь разное прочтение в зависимости от контекста.

– Эти три иероглифа можно прочитать как Икки, – сообщила я, – но также можно и как…

– Кадзуки, – выдохнул Цукуёми. – Возможно, поэтому фунаюрэй сначала его не вспомнили. – Он повернулся к кёринрину, прищурившись. – И, возможно, поэтому наш педантичный друг так подозрительно молчалив.

– Откуда кёринрину вообще это может быть известно? – спросил Нивен, опуская рукав.

– Потому что эти ёкаи знают все, – ответил бог Луны. – Вопрос только в том, чем они соизволят поделиться. Не так ли, дракон?

– Не отвечай, – поспешно попросила я, когда дракон открыл рот. – Просто скажи нам, кто последний потомок Кадзуки из Якусимы.

– Ивасаки Сэйко, Якусима, тысяча восемьсот девяносто первого года рождения, – произнес кёринрин. Влажные чернила его глаз заблестели, когда он уставился на меня. Бумага вокруг рта разошлась, и губы растянула дьявольская ухмылка. Он знал ответ все это время.

– Что? – побледнел Цукуёми.

– Что? – повторил Нивен. – Ты его знаешь?

– Ее, – покосился на него бог Луны. – Как ты можешь ее не знать? Она же императрица-консорт.

– Уж прости, в непроглядной тьме газет не было, – съязвил Нивен.

Цукуёми произнес в ответ что-то резкое, но у меня в ушах звучали лишь зловещие слова Аматэрасу.

«Ничто из того, чего касались божества, не живет мирной, спокойной жизнью», – сказала она. Когда мир только возник, меч был подарен императорской семье, и спустя годы нашел дорогу обратно.

– Разве это не хорошо? – спросила Тамамо-но Маэ, спрыгивая со стола. – Теперь мы знаем, у кого сейчас меч!

– Неужели ты не понимаешь? – спросил Цукуёми. – Она из императорской семьи. Меч, вероятно, был частью ее приданого.

– Значит, теперь он принадлежит императору. – Нивен широко распахнул глаза. – Нам придется попросить у императора его меч?

Я рассмеялась, но смех вышел злее, чем мне хотелось. Тревога Цукуёми была заразительна, я онемела в предвкушении опасности.

– Император не отдаст нам дар богов просто так, – сказала я. – Нам придется ограбить императорскую семью.

Глава 16

Нивен отшатнулся, словно его ударили, зато Тамамо-но Маэ пришла в необычайное оживление:

– Это будет уже третий дворец, который я посещу за эту неделю! – обрадовалась она.

– Ты даже не приблизишься к дворцу, – отрезал Цукуёми. – В прошлой жизни ты чуть не убила императора.

– Не знал, что ты у нас теперь за главного, – сказал Нивен, буравя его взглядом.

– А я не знал, что ты абсолютно незнаком с понятием здравого смысла, – ответил Цукуёми. – О, нет, знал. Я сразу это понял, просто решил, что указывать на это будет невежливо.

Я вздохнула.

– Цукуёми…

– И бог Цукуёми голыми руками убил богиню Укэмоти, – сказал кёринрин. – Он погрузил большие пальцы ей в глазницы и давил, пока они не лопнули.

В комнате стало тихо. Я посмотрела на Цукуёми, четко понимая, насколько обвиняющим, должно быть, был мой взгляд, но сдержаться не смогла. Не так Цукуёми описывал мне свою встречу с Укэмоти.

– Что? – спросил Цукуёми, медленно поворачиваясь к кёринрину. Звезды в его глазах померкли. – Все произошло совсем не так.

Но кёринрин проигнорировал эти слова. Его бесконечная шея извивалась головокружительными спиралями, а потом замерла в нескольких дюймах от лица Цукуёми, и его чернильно-черная слюна липкими каплями стекала к ногам бога Луны.

– Она кричала и молила о пощаде, – продолжал кёринрин, – но он лишь смеялся, выпивая кровь из ее глаз и растирая ее кости в муку.

– Это ложь! – воскликнул Цукуёми, сжимая кулаки. Потрясение смылось с его лица, в глазах внезапно появилось убийственное намерение. Кожа засветилась, как поверхность луны ясной ночью, и это внезапное сияние обожгло мне глаза. – Почему ты говоришь такие вещи?

Я переводила взгляд с кёринрина на Цукуёми, не зная, что и думать. Все легенды раскрывали лишь одну точку зрения. Ни в одной истории никогда не было абсолютной правды, одной-единственной версии. Разумеется, Цукуёми я верила больше, чем ёкаю, которого встретила впервые в жизни, но слова дракона все равно заставили меня похолодеть.

– Он продолжал смеяться, пока ее слезы разливались по рекам Ниигаты, увлажняя землю, – говорил кёринрин. – Ее крики отдались громом высоко в горах, и эхо этого мучительного крика до сих пор можно услышать в ущелье в ненастную ночь.

– Хватит! – рявкнул Цукуёми, обнажая меч. Прежде чем я успела остановить его, он полоснул по извилистой шее кёринрина клинком.

Раздался хруст рвущейся бумаги, и ёкай развалился на тысячи листов. Металлические части свитков рухнули на пол, и бумага закружилась в воздухе, словно снежинки. Чернила собрались у наших ног, залив пол болотной грязью. Я подозревала, что ёкай вовсе не погиб, а просто снова впал в спячку.

Тамамо-но Маэ взяла меня за руку, глядя на последние падающие листы бумаги широко раскрытыми глазами. Цукуёми, тяжело дыша, вложил меч обратно в ножны.

– Объясниться не собираешься? – спросил Нивен, сложив руки на груди.

Цукуёми закрыл глаза и тяжело вздохнул.

– Кёринрин солгал, – произнес он низким голосом.

– Значит, обо всем другом он говорил правду, а о тебе – солгал? – недоверчиво спросил Нивен.

Цукуёми помассировал лоб.

– Твой любимый питомец долгое время шептался с ёкаем, пока остальные были заняты чем-то полезным, – ответил он. – Почему бы тебе не спросить, что лисица ему сказала?

– Я показывала ему своих бумажных журавликов! – возразила Тамамо-но Маэ, крепче сжимая мою руку.

– И она не питомец, – сказал Нивен, делая шаг вперед.

Цукуёми тоже двинулся вперед, но я схватила его за запястье и потянула назад. Я не хотела повторения инцидента в пруду. Какое бы отвращение у меня ни вызывала мысль о том, что Цукуёми с упоением пил кровь сестры, сейчас это не было нашей насущной проблемой. До прибытия Айви оставалось всего два дня, а наши поиски все еще не закончились.

– Мы получили то, чего хотели, – сказала я, сжимая запястье Цукуёми одной рукой и ладонь ёкая – другой. – Идем отсюда.

* * *

Когда мы вышли на улицу, на нас, как внезапный горячий ливень, обрушился запах Смерти. Те немногие люди, что оставались снаружи, уже спешили по домам, как будто тоже чувствовали, что земля содрогается под нашими ногами, словно нечто пытается выбраться наружу. Цветы потемнели и увяли в грязи, облака сгустились в плотный белый туман.

– Откуда все это? – спросил Нивен, как только за нами захлопнулась дверь.

Я огляделась, но не увидела ни пятен светлых волос, ни блеска серебряных часов. Улицы казались почти пустынными, за исключением небольшого прилавка, за которым торговец якитори собирал свою утварь.

– Нам следует вернуться, – сказала я. – Мы узнали то, ради чего пришли. Давайте найдем место с мягкой землей, чтобы я перенесла нас в Токио.

– Согласен, – сказал Цукуёми. – Следует путешествовать сквозь тени, так безопаснее.

Я направилась к берегу, откуда мы пришли. Цукуёми шел рядом, но шаги