Россия в канун войны и революции. Воспоминания иностранного корреспондента газеты «Таймс» - Дональд Маккензи Уоллес

единой и неделимой единице все еще сохраняло такую силу среди этих людей, что, по их мнению, возвышение или унижение одного члена рода глубоко затрагивало честь всех остальных. Каждый дворянский род занимал свое место на общепризнанной шкале достоинства в соответствии с рангом, который он тогда или прежде занимал на царской службе; и весь род счел бы себя опозоренным, если бы один из его представителей занял место ниже того, на которое имел право. Каждый раз, когда заполнялось вакантное служебное место, подчиненные удачливого назначенца изучали официальные летописи и свои генеалогические древа, выясняя, не служил ли какой-нибудь из предков их нового руководителя под началом кого-то из их собственных предков. Если такой пример находился, то подчиненный жаловался царю на то, что ему не подобает служить под началом человека, уступающего ему по знатности.

Подобные необоснованные жалобы часто влекли за собой тюремное заключение или телесное наказание, но, невзирая на это, ссоры из-за старшинства происходили очень часто. Подобные ссоры неизбежно возникали в начале военных кампаний, и обиженная сторона не всегда соглашалась с решением царя. Я встретил по крайней мере один пример, когда высокий сановник добровольно изувечил себе руку, лишь бы не служить под началом человека, которого считал менее знатным. Даже за царским столом это соперничество иногда приводило к неприятным инцидентам, ибо практически невозможно было рассадить гостей так, чтобы все остались довольными. Как повествует летопись, однажды дворянин, получивший место ниже того, на которое рассчитывал, как он думал, по праву, открыто заявил царю, что скорее пойдет на казнь, чем на такое унижение. В другом аналогичном случае непокорного гостя силой усадили на стул, но он спас родовую честь – соскользнул под стол!

Следующим дворянство преобразовал Петр Великий. Петр был самодержцем по характеру и положению и терпеть не мог возражений. Поставив перед собой великую цель, он повсюду искал исполнительных, умных и энергичных людей в качестве орудий осуществления его замыслов. Он сам усердно служил государству как простой ремесленник, когда считал это необходимым, и под страхом жестокого наказания требовал, чтобы все его подданные поступали так же. К знатному происхождению и длинным родословным он, как правило, выказывал самое демократическое или, вернее сказать, монархическое безразличие. Добиваясь службы от живых, он не обращал внимания на похвальбу давно умершими предками и воздавал своим слугам плату и честь, которых они заслуживали, независимо от происхождения или социального статуса. Вследствие этого многие из его главных помощников не имели никакого отношения к древним российским родам. Граф Ягужинский, долгое время занимавший один из важнейших постов государства, был сыном бедного церковнослужителя; граф Девье родился в Португалии и когда-то служил юнгой; барон Шафиров был еврей; Ганнибал, умерший в звании главнокомандующего, был негром, купленным в Константинополе; а его светлость князь Меншиков начал жизнь, по слухам, помощником пекаря! Отныне благородное происхождение не представляло важности. Государева служба была открыта для людей любого ранга, и личные заслуги стали единственным требованием для продвижения по карьерной лестнице.

Консерваторам того времени это, по-видимому, казалось крайне революционным и предосудительным делом, однако и оно не удовлетворило реформаторских стремлений великого самодержца. Он пошел еще дальше и полностью изменил юридический статус дворян. Вплоть до петровских времен дворяне были вольны служить или не служить по своему усмотрению, а те, кто все-таки решил служить, получали землю в, как сказали бы мы, феодальное владение. Некоторые постоянно служили в военной или гражданской администрации, но гораздо большее число проживало в поместьях и поступало на действительную службу только в тех случаях, когда созывалось ополчение после объявления войны. Эта система коренным образом изменилась, когда Петр создал многочисленную регулярную армию и централизованную бюрократию. Одним «махом», которые периодически случаются в русской истории, он превратил феодальное владение в безусловное и установил принцип, согласно которому все дворяне, невзирая на обладание землей, должны служить государству в армии, на флоте и т. д. или чиновниками на гражданской службе, с юности до старости. В соответствии с этим принципом любой дворянин, отказавшийся служить, не только лишался своего имущества, как в старые времена, но и объявлялся изменником и мог быть приговорен к смертной казни.

Таким образом, дворяне превратились в слуг государства, а государство во времена Петра было суровым начальником. Они горько, и не без оснований, сетовали, что лишились старинных прав и теперь вынуждены тихо и безропотно принимать любое бремя, налагаемое на них повелителем. «Ни один сосед не расположен оскорблять нас, – говорили они. – Самое наше положение уже служит нам достаточным обеспечением. Тем не менее не успеем мы заключить мира, как уже задумывают новую войну, не имеющую большею частью иного основания, как честолюбие государя или даже его министров. Им в угоду не только изнуряют наших крестьян до последней кровинки, но мы вынуждены нести службу лично и покидать наши дома и семейства не так, как прежде, лишь на время похода, но на долгие годы, впадать в долги и тем временем оставлять наши имения в воровских руках наших управителей, которые обыкновенно приводят их в такое состояние, что, когда нам наконец посчастливится быть уволенными от службы по старости или по болезни, то мы до конца нашей жизни не можем восстановить нашего благосостояния. Одним словом, с помощью постоянно содержимой армии со всеми от того происходящими последствиями нас до того изнуряют и разоряют, что самый жестокий неприятель, хотя бы он опустошил все наше государство, и то не мог бы нанести нам и половины того вреда»[16].

Этот спартанский режим, безжалостно приносивший частные интересы в жертву соображениям государственной политики, не мог долго сохраняться в своей первозданной суровости. Он подрывал свои собственные основы, требуя слишком многого. Драконовские законы, грозящие конфискацией и смертной казнью, не улучшали дела. Дворяне уходили в монахи, записывались купцами или нанимались домашней прислугой, лишь бы сбежать от своих обязательств. «Есть дворянин Федор Мокеев сын Пустошкин, – рассказывает современник, – уже состарился, а на службе никакой и одной ногой не бывал; и какие посылки жестокие за ним ни бывали, никто взять его не мог: одних дарами ублаготворит, а ежели кого дарами угобзить не может, то притворит себе тяжкую болезнь или возложит на себя юродство и в озеро по бороду опустится. И за таким его пронырством иные его и с дороги отпускали; а домой приехав, как лев рыкает»[17].

После смерти Петра система постепенно утратила часть своей строгости, но дворян не удовлетворили частичные уступки. Тем временем Россия как бы переместилась из Азии в Европу и стала одной из великих европейских держав. Высшие классы мало-помалу перенимали