Две жизни Пинхаса Рутенберга - Пётр Азарэль

привлекал большое внимание прессы. О нём и его делах газеты писали почти каждый день. Вестибюль был полон. Кроме журналистов, здесь находились проживавшие в Тель-авиве члены различных партий и группировок. И сегодня все ожидали от него драматических действий и заявлений.

— Господа, в эти дни в стране ходят слухи о моём увольнении. Мой нынешний пост тяжелей, чем все, что были у меня в жизни. Я хочу воспользоваться присутствием в зале корреспондентов многих газет и заявить всему ишуву, что, несмотря на все трудности, покинуть его я не намерен.

Его слова вызвали радостное оживление. Многие заулыбались. Раздались аплодисменты. Поднялся сидевший поодаль человек c блокнотом и карандашом в руках.

— Господин президент, нам стало известно, что в стране скоро появится новый налог, — сказал он, блеснув очками.

— Об этом и я хочу поговорить, — сообщил Рутенберг. — После длительных и трудных обсуждений с коллегами по Национальному комитету можно, наконец, заявить о вступлении в силу чрезвычайного налога. Думаю, большинство присутствующих здесь не нуждаются в объяснении, зачем он нам нужен. Огромные военные расходы Британии заставили её сократить помощь Эрец-Исраэль. Нам не на кого надеяться, кроме самих себя и благотворительности еврейских капиталистов. Этот налог должен стать мощным механизмом, который мы запустим для решения тяжёлых экономических проблем. Не случайно мы собрались сегодня в Тель-Авиве. В силу ряда причин он является центром нужды и лишений. Здесь самое большое число безработных и голодающих. Вчера я и находящийся среди нас сегодня Исраэль Роках пришли к соглашению. Оно заключается в том, что семьдесят пять процентов налога, взятого у граждан города, будет возвращаться в кассу муниципалитета. Эти деньги будут вложены в особый фонд, цель которого борьба с безработицей и нуждой.

— Господин Рутенберг, скоро уже два месяца, как Вы возглавили Национальный комитет, — произнёс журналист, которого Пинхас знал уже много лет. — Что за это время сделано для уменьшения безработицы?

— В период кризиса основным фондом, позволяющим занять людей, являются общественные работы. По такому пути пошло правительство Франклина Рузвельта. Так поступим и мы. На этой неделе по моей инициативе две тысячи безработных отправлено на работы по обрезке деревьев. В ближайшее время тысячи будут посланы на проекты развития, прокладки шоссейных дорог и строительства в городах и мошавах.

По окончании пресс-конференции многие подходили к нему, благодарили и жали руку. Рутенберг понял, что кредит доверия он получил. Газеты, которые вышли на следующее утро, были в этом единодушны и призывали его поддержать. Они писали о его честности, упорстве и уверенности в себе. В эти дни он нередко вспоминал о Петрограде, Москве и Одессе. Сейчас в Эрец-Исраэль, как и в России в семнадцатом и восемнадцатом году, ему приходилось заниматься вопросами выживания. Вернувшись в Иерусалим, он создал учреждение, которое согласовывало действия импортёров и оптовиков продовольственных товаров. Ишув нужно было накормить. Требовалось обеспечить упорядоченное снабжение и предупредить спекуляцию.

Вскоре возникла ещё одна проблема: не получили зарплату учителя школ. Профсоюз угрожал объявить забастовку во всей системе просвещения страны. Социалист Рутенберг не принимал забастовку, как инструмент экономической борьбы. Он всю жизнь не мог простить себе кровь сотен людей, которых вёл к Зимнему дворцу в январе 1905 года. Он не допускал её и в своей компании, и всегда стремился решать проблемы путём переговоров. Он признавал право людей на демонстрации, но отвергал всякое связанное с ними насилие. Но как объяснить это учителям, у которых дома голодные дети? Рутенберг пригласил их лидеров на беседу. Он выслушал их и, заявив, что забастовка — это непростительное преступление, обещал в ближайшие дни разобраться и помочь. Они поверили своему президенту и от забастовки отказались.

В Европе разгоралось пламя войны. Атлантика, Балтийское и Средиземное море кишели немецкими подводными лодками, сумевшими потопить множество британских судов. Морские ворота страны, прежде снабжавшей Европу цитрусовыми и другими фруктами, могли оказаться закрытыми. Рутенберг не сомневался, что блокада приведёт к разорению крестьян. Он встретился с Верховным комиссаром. МакМайкл обещал поговорить с министром. Приближался сбор урожая на плантациях, и обновилась бесконечная полемика между плантаторами и Гистадрутом. Пресса писала об опасности острого конфликта, угрожающего отрасли. Рутенберг набрал номер Бен-Гуриона.

— Давид, шалом.

— Шалом, Пинхас. Что случилось?

— Гистадрут вновь затеял переговоры с плантаторами. Сейчас, когда идёт кровавая бойня, они почти лишены своих доходов. Они не могут платить рабочим столько, сколько платили раньше. Я очень прошу тебя поговорить с твоими парнями. Не рубите сук, на котором сидите.

— Я тебя понял. Но ты и меня пойми. Если Гистадрут не будет отстаивать права и зарплаты рабочих, он потеряет своё влияние.

— Я тебя тоже понял. Значит, на бога надейся, а сам не плошай.

Рутенберг положил трубку. Бен-Гурион ничего не обещал. Придётся ему самому вмешаться в переговоры. Нужно собрать на совещание представителей рабочих организаций и крестьян и разрешить споры между ними.

Вначале попытался Рутенберг примирить обе стороны. Он обратился за помощью к Моше Смилянскому, который предложил компромисс, пришедший на ум представителю Гистадрута Давиду Ремезу. Объединение фермеров выразило готовность трудоустроить только еврейских рабочих, но в вопросе зарплаты его позиция была незыблемой. В отрасли кризис, возражали они. Экспорту плодов угрожают опасности. Всё это не позволит гарантировать зарплату в 200 миль в день, которая была год назад. Фермеры потребовали принять уменьшенную на 20 % зарплату в 160 миль. Они отвергли предложение Ремеза, чтобы вся работа по сбору и упаковке цитрусовых была передана в подряд организациям рабочих.

Пришлось Рутенбергу согласиться на роль арбитра. Он взял дело в свои руки и опубликовал в начале декабря формулу соглашения. Давление Гистадрута привело его к решению, что работу будет предоставлять бюро рабочих федераций. Оно выведет на плантации 75 % от всех необходимых рабочих, а 25 % оставшихся будут отобраны владельцами плантаций из членов семьи и постоянных рабочих. Наниматели заплатят им из своего кармана 160 миль в день. 30 миль будет доплачиваться рабочим из особого фонда 12 000 израильских лир, который создаст Национальный комитет. Фермеры обязываются вернуть деньги в этот фонд из