Две жизни Пинхаса Рутенберга - Пётр Азарэль

Для него первые дни оказались самыми напряжёнными. Уже через три дня после выборов он организовал пресс-конференцию. Ему было важно показать ишуву, что Национальный комитет приступил к работе. Бен-Цви поддержал идею. Собрались в том же зале заседаний, где несколько дней назад приветствовали его вступление в должность президента. Он сообщил журналистам о том, что в ближайшее время сосредоточит свою энергию на борьбу с безработицей и решение тяжёлых экономических проблем. Выступившие после него члены руководства объявили об учреждении чрезвычайного налога. Рутенберг в тот же день почувствовал, что правые и центристские круги большой радости от введения нового налога не выражают.

На следующий день Рутенберг купил в киоске несколько газет. Газета הבוקר, представлявшая средний класс, торговцев и предпринимателей, выразила в своей статье по этому поводу опасение. Налог, по мнению автора, был навязан Рутенбергу левыми. Рабочие партии беспокоятся о поборах с имущих, но деньги используют в своих экономических владениях. А Смилянский призвал членов Национального комитета не вкладывать все деньги чрезвычайного налога в общественные работы. Только производители и крестьяне, столкнувшиеся с тяжёлым экономическим положением, в силах обеспечить снабжение продуктами и другими товарами, необходимыми ишуву. Редактор газеты Перец Бернштейн благословил Рутенберга на деяния и охарактеризовал его как единственного в ишуве человека, способного освободиться от партийных цепей. Но написал, что левые пока ещё не отказались от желания властвовать в ишуве. Сейчас они лишь покорились неистовству экономических проблем и правде войны. Но в момент, когда у них появится такая возможность, они откажутся от нового порядка. Недостаточно выбрать Рутенберга, с сожалением заявил он: новый порядок не отражает соотношение сил в ишуве. Его образ, как сильного человека, не сделавшего ничего ради сторонних и партийных интересов, присутствовал во всех статьях. Только левая газета דבר воздержалась от прославления и представления его как главного смысла начавшихся в руководстве изменений.

Рутенберг откинулся на спинку стула. «В таком вот котле придётся вариться, — подумал он. — Но у меня нет другого выхода. Бернштейн прав, вывести ишув из кризиса, кроме меня, никто не сможет».

Несколько дней прошло в бессмысленных заседаниях. Рутенберг начал выражать недовольство и нетерпение. Чтобы покончить с этим, он собрал руководство Национального комитета.

— Меня удручает наша беспомощность и невозможность приступить к неотложным действиям. Пока вы занимаетесь своими амбициями, должностями и стульями, в Тель-Авиве люди умирают от голода.

— Пинхас, мы провели выборы, — произнёс Давид Ремез. — Мы не имеем права игнорировать волю людей.

— Я, как и все вы, сторонник демократии, — парировал Рутенберг. — Но сейчас следует выбирать людей по способности делать работу. А не по их принадлежности к партиям. Я прошу вас дать полномочия учреждениям и комиссиям привлекать людей, которых они считают подходящими. Я также требую дать мне свободу действовать так, как нахожу правильным. Если не добьюсь успеха, я уйду. Хочу ещё раз подчеркнуть, чрезвычайная ситуация, в которой находится ишув, требует от нас временно отказаться от демократических норм. Поэтому предлагаю сформировать маленький центральный орган, в руки которого будет передано управление и руководство ишувом. В свою очередь этот ответственный орган будет задействовать местные советы, муниципалитеты, общины и учреждения для выполнения необходимых работ.

Он закончил, опустился на стул и окинул присутствующих взглядом. Бен-Цви одобрительно ему кивнул и объявил заседание закрытым.

Прошло две недели. Ультимативные требования Рутенберга членов Национального комитета не обязали. Экономические трудности продолжали расти, страну накрыла волна забастовок, к которой присоединились и учителя. Он опять созвал совещание и потребовал немедленного создания сокращённого руководства. И снова выступил представитель МАПАЙ Давид Ремез.

— Нельзя передать его формирование даже президенту. Это попытка отменить результаты выборов. Ишув сам должен избрать своё руководство.

Рутенберг выразил протест. Увы, интересы собравшихся людей оказались сильней. Было избрано новое руководство из восемнадцати членов, включающее представителей всех партий и движений. Старое руководство Национального комитета состояло всего из шести человек. Но он был вынужден это принять.

Экономические трудности в стране с началом войны стали острей и болезненней. Правительство Великобритании значительно увеличило военные расходы. Оно отправило во Францию экспедиционные силы, состоящие из десяти дивизий, укрепляло авиацию и военно-морской флот. Когда Рутенберг попросил МакМайкла предоставить помощь для борьбы с безработицей, Верховный комиссар согласился внести в фонд некоторую сумму, но признался, что в этом году бюджет, который дал ему Лондон, значительно меньше. Значит, обойтись без чрезвычайного налога ему не удастся. Но он сумеет объяснить людям необходимость его введения.

Он отправился в Тель-Авив. Город, который он любил и где начала работать его электрическая компания, стал средоточием безработицы, голода и лишений. Завтра утром у него пресс-конференция, на которую он возлагает большие надежды. Но прежде нужно было добиться соглашения с Исраэлем Рокахом. Меира Дизенгофа, его большого друга, уже три года не было в живых. На посту главы муниципалитета его тогда и сменил Роках. Совещание с ним оказалось продолжительным и трудным, но договор подписать всё же удалось. Утомлённый изнурительными переговорами, он решил пройтись по городу. Последняя алия из Германии прибила к Тель-Авиву немало молодых архитекторов, строивших в современном стиле «баухаус». Рутенберг вышел на улицу Дизенгоф. Здесь его душа отдыхала. Ему нравились эти многочисленные невысокие белые дома с чистыми поверхностями стен и балконов. Они словно создавали своими плавными линиями пространство улиц и площадей. Здесь было много кафе и ресторанов. Он забрёл в один из них. Публика узнала его и дружески ему улыбалась. Владелец ресторана не хотел взять с него деньги за ужин. Рутенберг настоял. На город уже опустился вечер. Где-то в его тёмных кварталах голодают тысячи людей. Они не ходят по городу и не показывают свою нужду и безнадёжность. Но Рутенберг, словно кожей, чувствовал их страданья. По плохо освещённым улицам он добрался до набережной, омываемой всё ещё тёплой водой бурного моря. Он любил неумолчный шум волн. Здесь хорошо дышалось и думалось. Он присел на скамейку. Когда ему стало прохладно, он поднялся и направился в гостиницу «Дан», где остановился утром. В номере разделся и прилёг на прохладную постель. И погрузился в сон.

Пресс-конференция состоялась в вестибюле гостиницы. Ставший в последние месяцы едва ли не центральной фигурой ишува, он