Миссис Больфем - Гертруда Атертон

лицом как к свету, так и к своим посетителям. Хитрый Бродрик не в первый раз, «делал обстановку», а теперь он, естественно, чувствовал себя в положении лидера. Не только благодаря своему уму, смелому и предприимчивому, проницательному и находчивому, но и благодаря приятной внешности и мягким манерам, он внушал доверие жертве и входил незаметно в опасную близость. Он был высокий, стройный юноша, окончивший Принстон, ему было еще далеко до тридцати лет. Его правильное лицо отличалось таким приветливым выражением, что жесткие глаза оставались почти незамеченными. По манерам и костюму он был типичен для своего класса, хотя избегал напиваться, чтобы не сделаться неряшливым. Хороший заработок позволил ему занять руководящее место среди журналистов, которых он слишком уважал, чтобы стать высокомерным.

– Опаздывает, чтобы произвести впечатление, – проворчал он, когда молодой Райдер Брус толкнул его локтем – миссис Больфем спускалась с лестницы, расположенной напротив двери в гостиную. Молодые люди встали и наблюдали, как она медленно приближалась. Черное платье облегало ее высокую, не очень гибкую фигуру, с высоко поднятой головой, с профилем спокойным, как у мраморного изваяния, и глазами, настолько пустыми, как если бы она приготовилась позировать у фотографа.

Репортеры сразу настроились неблагоприятно, потому что они вообще не выносят всякого роду позу и желание произвести впечатление на них. Войдя в комнату, она приветливо поздоровалась с ними, смотря на всех открыто своими большими, холодными глазами, и позволила мистеру Бродрику подвести себя к стулу.

Она знала, что в своем черном, закрытом платье казалась старше, чем всегда, но это был тонкий расчет. Она не была так опытна, как могла бы быть благодаря периодическим посещениям ее журналистами для газетных информаций, но инстинкт подсказывал ей, что лучше всего походить на почтенную вдову средних лет, совершенно не склонную носить модные платья с открытой шеей или смягчать траур нежной белизной отделки.

В то время, как мистер Бродрик произносил небольшую речь, благодаря ее за прием, она рассматривала и оценивала своих посетителей. Большинство из них были очень выхолены, хорошо одеты, вероятно, хорошо воспитаны – весьма возможно, благодаря собственным стараниям; во всяком случае они представляли резкую противоположность с местными репортерами, явившимися по их следам.

Она застенчиво ответила Бродрику:

– Меня никогда не интервьюировали. Боюсь, что во мне вы едва ли найдете, как это вы называете – материал…

– Мы не хотим слишком затрагивать вас лично, – учтиво сказал он, – но публика страшно заинтересована этим делом и еще более вами. Это вовсе не потому, что вы вдова человека, которого убили, но.…хорошо, вы понимаете, вы такое выдающееся лицо в этой общине. И, право, нам так необходимо интересное интервью. – Он улыбнулся ей с чарующим выражением мужской снисходительности, которая смягчила и ее глаза. – Вы верите, не правда ли, что нам тяжело быть нескромными, но… мы поняли, что у вас была серьезная ссора с мужем в последний день его жизни. Может быть, вы согласитесь рассказать нам, что вы делали после возвращения из клуба?

Она послала ему ледяной взгляд, но вспомнила предупреждение Коммека не становиться во враждебные отношения. «Помните, что это их хлеб и если их работа не удается, им нечего есть. Браните газету, но не их самих».

– Ваш вопрос удивляет меня, – сказала она ласково, вы хотите, чтобы я ответила?

– Почему же нет? Конечно, вы читали газеты и знаете, что мы уже сообщили о сцене в клубе – и без малейшего вреда для вас. Это была, поистине, драматическая сцена, и каждая минута вашей жизни, до момента смерти мистера Больфема у своих ворот, вызовет всепоглощающий интерес у читателей. Факт, что они будут глотать это сообщение.

Миссис Больфем пожала плечами. – Действительно, я не читала газет со времени, – она сжала губы, и взгляд ее стал суровым, – преступления. Я знаю, вы много писали о нем, но меня это не интересовало… Итак, доктор Стейер привезла меня домой, и вскоре я пошла наверх, в свою комнату.

– Извините, будем говорить о вещах в их последовательности. Вы взяли коробочку сардинок и хлеб в кладовой, не правда ли?

– Да, взяла, – в голосе миссис Больфем были одновременно недоумение и скука.

– И тогда что-то помешало вам? – Когда она с удивлением подняла брови, он продолжал: – Вид коробки с сардинками указывает на это.

Она взглянула на него с яркой улыбкой, которой хотела заменить свой смех, так как изображала женщину средних лет.

– Вы учите меня, как пишутся те уголовные романы, которые так любил мой муж. Действительно, оставила сардинки, но вероятно также и то, что я во всяком случае не стала бы их есть, так как сейчас же заметила, что не была голодна. В клубе я ела сандвичи, и хотя обычно ем что нибудь перед сном, сардинки меня мало соблазняли.

– Вы ели сэндвичи в клубе? Я был там два-три раза и никогда не видел, мне казалось, что за танцами для молодежи и за бриджем, в который играют почтенные дамы, следует ранний ужин?

– Вам так казалось? – Глаза и тон миссис Больфем приводили в замешательство даже Бродрика, и он поспешно изменил курс. – О, прекрасно, это не существенно, как говорят юристы. Понятно, вам, дамам, игравшим в бридж, могли подать сэндвичи. Могу я спросить, что помешало вам?

– Мой муж телефонировал от Коммека, что ему необходимо немедленно ехать в Альбани, и просил, чтобы я уложила его вещи.

– Да, мы видели этот чемодан. По телефону вы предложили, не правда ли, приготовить ему стакан лимонада с бромом и ароматической солью?

Миссис Больфем испытывала волнение перед скрытой опасностью, но ее надменный взгляд не выдавал ничего. Один из репортеров, «работа» которого заключалась в наблюдении за руками, заметил, что они были неподвижно сжаты.

– Могу ли я спросить, как вы сделали это открытие? Право, я кажется заинтересована еще больше, чем вы.

– Он сказал об этом Коммеку и остальным, кто там был, добавив, что вы хорошо знаете свои обязанности.

– Я приготовила, но потом забыла об этом. Более важные вещи произошли с тех пор. Итак, я сделала лимонад и оставила его на столе в столовой, а сама я пошла наверх укладывать чемодан.

– Одну минуту. А что случилось с этим стаканом лимонада? Никто не помнит, чтобы видел его, хотя я тщательно расспрашивал.

В эту минуту Миссис Больфем была совершенно спокойна, хотя ее ум работал почти с той же быстротой, как у самого Бродрика. Она разжала пальцы и улыбнулась. Но острота ее мысли была одностороння, так как ей мешала ее неопытность она не знала ничего о бесконечной опытности