Пена дней - Борис Виан

— Тысячу трублон, — ответил торговец. — Это мое последнее слово. Вчера мне за них предлагали тысячу двести. Вам я уступаю, потому что вижу: вы настоящий его ценитель.

Шик достал бумажник. Он был бледен как смерть.

XLIII

— Видишь, мы теперь обходимся без скатерти, — грустно констатировал Колен.

— Ну и что, — сказал Шик. — Я только не понимаю, почему стол стал таким жирным.

— Не знаю, — рассеянно ответил Колен. — По-моему, его уже не отмоешь. Жир проступает изнутри.

— Мне кажется, что раньше здесь был шерстяной ковер, — заметил Шик, — а этот вроде из хлопка…

— Не помню, — ответил Колен, — честно говоря, я не вижу разницы.

— Странно, — сказал Шик, — такое ощущение, что все вокруг как бы сжимается.

Николя подал бульон, в котором барахтались гренки. Он налил им по полной тарелке.

— Что это за блюдо, Николя? — поинтересовался Шик.

— Кубический суп с отрубями, — ответил Николя, — объеденье!

— Это из Гуффе? — воскликнул Шик.

— Да что вы, в самом деле! — возмутился Николя. — Это по рецепту Помиана. Мы не снобы какие-нибудь, чтобы питаться от Гуффе. Да и оборудования у нас такого нет!..

— Но у вас же столько приборов, Николя, — удивился Шик.

— Не знаю, что вы там себе вообразили, — проворчал Николя. — У нас тут только газовая плита и холодюшник, как в любом доме.

— Простите, я спутал, — проговорил Шик.

Он не знал, как поддержать этот дурацкий разговор, и беспокойно ерзал на стуле.

— Хочешь вина? — предложил Колен. — У меня в погребе осталось только это. Оно, в общем, неплохое.

Шик протянул свой стакан.

— Ализа навещала Хлою три дня тому назад, — сказал Колен, — я ее, к сожалению, не застал. А Хлою Николя вчера в горы отвез.

— Да, мне Ализа рассказывала, — поддержал разговор Шик.

— Я получил письмо от профессора Членоеда, — продолжал Колен. — Он просит огромный гонорар. Наверно, и впрямь стоящий доктор.

У Колена болела голова. Ему хотелось, чтобы Шик болтал без умолку, рассказывал что-нибудь, неважно что, а тот неподвижно уставился куда-то вдаль. Неожиданно он поднялся, достал из кармана сантиметр и измерил оконную раму.

— Мне кажется, что она все время меняется, — сказал он.

— Как это так? — отрешенно спросил Колен.

— Оседает, — пояснил Шик, — и комната тоже.

— Так не бывает, — сказал Колен. — Это противоречит здравому смыслу…

Шик промолчал. Он достал блокнот и карандаш, записал результаты обмера.

— Ты нашел работу? — спросил он.

— Нет… — сказал Колен. — У меня сегодня собеседование и завтра тоже.

— А кем ты хочешь устроиться? — спросил Шик.

— Мне все равно, — ответил Колен. — Главное, чтоб платили. Цветы обходятся очень дорого.

— Я понимаю, — сказал Шик.

— А у тебя что с работой? — спросил Колен.

— Вместо меня временно работал один парень, — ответил Шик, — потому что у меня было много других дел…

— И они были согласны? — удивился Колен.

— Да, все шло отлично, парень был в курсе.

— А теперь?

— Когда я решил вернуться, они заявили, что тот парень прекрасно справляется, а мне они готовы предложить другую должность. Только платят за нее меньше…

— И дядя тебе тоже больше ничего не дает, — констатировал Колен.

Он не требовал от Шика ответа, ситуация казалась ему совершенно очевидной.

— Дядя умер, — сообщил Шик.

— Ты мне не говорил…

— Я не думал, что тебе это интересно, — пробормотал Шик.

Вошел Николя с засаленной сковородкой, в которой дрыгались три почерневшие сосиски.

— Ешьте прямо так, — сказал он. — Я что-то никак с ними не справлюсь. Удивительно упрямые сосиски. Я уже даже поливал их азотной кислотой, поэтому они такие черные, и все равно не помогло.

Колен изловчился, метко воткнул вилку, и одна из сосисок забилась в предсмертной агонии.

— Есть, — сказал он. — Давай, Шик!

— Это не так-то просто, — признался Шик.

Сосиска увернулась и забрызгала стол жиром.

— Черт! — воскликнул Шик.

— Ничего страшного, это как раз полезно для дерева, — заверил его Николя.

Наконец Шик отвоевал себе сосиску. Оставшуюся сосиску Николя унес обратно на кухню.

— Не понимаю, что происходит, — сказал Шик. — Раньше здесь все было по-другому.

— Да, — ответил Колен, — здесь все изменилось, и я ничего не могу с этим поделать. Это как болезнь. Все с тех пор, как у меня кончились трублоны…

— У тебя их что, совсем не осталось? — спросил Шик.

— Почти, — ответил Колен. — Я заплатил авансом за поездку в горы и за цветы, потому что самое главное, чтобы Хлоя пошла на поправку. А в остальном дела идут все хуже и хуже.

Шик прикончил сосиску.

— Пойдем, я тебе покажу, что стало с кухонным коридором, — сказал Колен.

— Пойдем, — согласился Шик.

По обе стороны коридора сквозь помутневшее стекло виднелись тусклые бледные солнца. Они были усеяны черными пятнами, и только из самого центра исходил слабый свет. Ослабевшие лучики местами пробивались наружу, но при соприкосновении с плитками, еще недавно ослепительно сиявшими, они превращались в вялые ручейки и растекались по кафелю. Стены источали запах сырости. В самом углу на некотором расстоянии от пола серая мышка с черными усами устроила себе гнездышко. Она уже больше не могла играть с золотыми лучами, как раньше. Устроившись в кучке тряпья, она тряслась от холода. Ее усики были совершенно мокрые. Сначала она изо всех сил пыталась вернуть плитке первоначальный блеск, но эта задача оказалась непосильной для ее крошечных лапок, и теперь, забившись в свой уголок, она беспомощно дрожала.

— Почему ты не включаешь обогреватель? — спросил Шик, поднимая воротник.

— Он работает целый день, и ничего не меняется. Отсюда все и пошло…

— Чертовщина какая-то! — воскликнул Шик. — Надо проконсультироваться со специалистом.

— Здесь уже был архитектор, — ответил Колен, — и сразу заболел.

— Может быть, все еще устроится, — предположил Шик.

— Я не думаю, — ответил Колен, — пойдем к Николя, закончим обедать.

Они вошли на кухню, которая тоже уменьшилась в размерах. Сидя за лакированным белым столом, Николя рассеянно ел, уткнувшись в книгу.

— Николя… — позвал Колен.

— Да, конечно, я сейчас подам десерт, — откликнулся тот.

— Не надо, мы здесь поедим. Я просто хотел с тобой поговорить. Николя, ты не возражаешь, если я тебя уволю?

— Я никуда отсюда не уйду.

— Так будет лучше. Здесь ты деградируешь. За последнюю неделю ты постарел на десять лет.

— На семь, — уточнил Николя.

— Я больше не могу на это смотреть. Ты здесь ни при чем. Это все воздух.

— Но сам-то ты остаешься, — сказал Николя.

— Со мной все иначе, — ответил Колен. — Для меня сейчас имеет значение только Хлоя, все остальное мне безразлично. Кстати, что у тебя в клубе?

— Я там больше не бываю, — сказал Николя.

— Хватит, — воскликнул Колен. — Глупари ищут нового повара. Я уже подписал контракт от твоего имени. Ты согласен?

— Нет, — ответил Николя.

— Ничего не поделаешь, — сказал Колен. — Другого выхода все равно нет.

— Как это подло с твоей стороны! — возмутился Николя. — Ты хочешь, чтобы я, как крыса, бежал с тонущего корабля.

— Нет, — возразил Колен, — просто так надо. Ты знаешь, как мне больно с тобой расставаться…

— Да, я знаю, — сказал Николя. Он отложил книгу и закрыл лицо руками.

— Не сердись, — попросил Колен.

— Я не сержусь, — пробормотал Николя. Он поднял голову. По его щекам беззвучно катились слезы. — Я последний кретин, — сказал он.

— Нет, Николя, ты просто хороший человек, — возразил Колен.

— Я хотел бы укрыться в зарослях айвы, — сказал Николя. — Там приятный запах. Там бы меня никто не нашел…

XLIV

Колен поднялся по залитой тусклым светом лестнице и оказался на втором этаже. Прямо перед собой он увидел черную дверь посреди холодной каменной стены. Он вошел без звонка, заполнил бланк и отдал секретарю. Секретарь старательно выпотрошил бланк, скатал его в бумажный шарик и зарядил в пистолет. Он аккуратно прицелился и пальнул в соседнее окошечко, предварительно заткнув себе правое ухо левой рукой, чтобы не оглохнуть от взрыва. Затем он спокойно уселся и принялся чистить пистолет, поскольку в любой момент мог нагрянуть следующий посетитель.

Колен стоял и ждал. Наконец раздался звонок и секретарь повел его в кабинет директора.

Они шли по длинному коридору, пол которого приподнимался на поворотах. Стены на виражах были строго перпендикулярны полу и сходились к потолку под определенным углом, поэтому Колену приходилось почти бежать, чтобы не потерять равновесия. Не успел он опомниться, как оказался перед директором. Ему предложили сесть, и он послушно опустился в кресло, которое немедленно попыталось его сбросить, но директор жестом приказал креслу успокоиться.