Пена дней - Борис Виан

— Все нормально, — сказал он, — если не считать последствий.

— Последствий? — переспросила Хлоя.

— Ну да, — подтвердил профессор, — одно из легких у вас теперь практически не работает.

— Ну и что, — сказала Хлоя. — Другое-то в порядке.

— Но если вы умудритесь подцепить что-нибудь еще во второе легкое, вашего мужа будет очень жаль.

— А меня? — спросила Хлоя.

— Вам тогда уже будет все равно, — ответил профессор. Он встал. — Не хочу вас зря пугать, — заключил он, — но будьте осторожны.

— Я и так осторожна, — сказала Хлоя. От страха ее глаза расширились. Она провела рукой по волосам и спросила застенчиво: — А я точно больше ничего не подцеплю? — Она почти плакала.

— Не бойтесь, дитя мое, — успокоил ее профессор. — С какой стати вы подцепите что-нибудь еще? — Он посмотрел по сторонам. — Честно говоря, ваша прежняя квартира мне нравилась больше, — сказал он. — В ней лучше дышалось.

— Да, — ответил Колен. — Но мы не виноваты…

— А чем вы, собственно, занимаетесь? — спросил профессор у Колена.

— Я наблюдаю за ходом вещей, — ответил Колен. — И люблю Хлою.

— Вы не зарабатываете деньги? — спросил профессор.

— Нет, — ответил Колен. — У меня нет работы в привычном смысле слова.

— Работа действует на нас пагубно, — сказал профессор, — но зарабатывать деньги тем, что нам нравится делать, невозможно, поскольку… — Он прервал свою тираду и спросил: — Помните, вы мне в тот раз показывали удивительный прибор? Он все еще у вас?

— Нет, — ответил Колен. — Я его продал. Но выпить мы можем и так…

Членоед просунул пальцы за воротник своей желтой рубашки и почесал шею.

— Пойдемте, — сказал он. — До свидания, милая барышня.

— До свидания, доктор, — ответила Хлоя.

Она забилась в угол кровати и натянула одеяло по самый подбородок. Ее лицо казалось светлым и нежным на фоне лавандового белья, отделанного ярко-красной каймой.

XLVIII

Шик миновал секретный контрольно-пропускной пункт и прокомпостировал персональную карточку учета времени. Дойдя до металлической двери, он, как всегда, споткнулся о порог коридора, ведущего в цех. Густой пар и черный дым грубо ударили ему в лицо. Звуки тоже были соответствующие: глухое гудение турбогенераторов, скрип мостовых кранов, ползавших по перекрестным рельсам, дребезжание кровельного железа под давлением хаотических воздушных масс. Коридор был очень темный, через каждые шесть метров с потолка свисали лампочки, излучавшие слабый красный свет, который лениво струился по гладким предметам и, прилипая к шероховатостям стен и пола, вычерчивал на их равнодушных поверхностях безликие контуры. Горячий металлический пол был весь во вмятинах, местами даже зияли дыры, сквозь которые виднелись багровые глотки каменных печей с нижнего этажа. Над головой по серым и красным трубам с бульканьем проносились всевозможные жидкости, а от каждого сокращения механического мотора-сердца, давление в котором нагнеталось специальными приборами, с некоторым запаздыванием прогибались и вибрировали металлические опоры, поддерживавшие потолок. От этого движения со стен срывались крупные капли и устремлялись Шику за воротник, и каждый раз Шик невольно вздрагивал. Капли эти были совершенно бесцветны и пахли озоном. На повороте коридор стал прозрачным, и Шик мог видеть все, что происходило в цехе.

Внизу, у невысоких станков, прикованные за правую щиколотку рабочие изо всех сил старались не попасться в алчные зубцы шестеренок. Железное кольцо отстегивали два раза в день, в обед и вечером. Эти рабочие собирали какие-то детали, которые то и дело вылетали из узкой щели в нижней части агрегатов. Если рабочий не успевал поймать деталь, она снова падала в разверстую пасть, набитую шестеренками, где осуществлялась операция синтеза.

В цехе было множество машин разнообразного калибра. Шику это зрелище было прекрасно знакомо. Его комната находилась в самом конце цеха, он должен был следить за работой станков и консультировать в случае необходимости рабочих, если какой-то станок, вырвав у кого-либо кусок мяса, внезапно останавливался.

Атмосферу в цехе очищали при помощи бороздящих воздух серебристых бензиновых струй. Они притягивали к себе копоть, металлические стружки и капли раскаленного масла, которые ровной и тонкой струей поднимались вертикально вверх над каждым станком. Шик поднял голову. Под потолком по-прежнему тянулись трубы. Он дошел до спаянного из металлических прутьев лифта, ступил на платформу, захлопнул дверь, достал из кармана томик Партра, нажал на кнопку и погрузился в чтение, пока кабина послушно везла его вниз.

Глухой удар платформы о металлическую рессору амортизатора вывел его из оцепенения. Тогда он вышел и направился в свой кабинет, остекленное со всех сторон небольшое помещение со слабо горящей лампочкой, откуда он мог наблюдать за работой цеха. Шик сел на стул, вновь открыл книгу и принялся читать, шум станков и монотонная вибрация убаюкивали его.

Неожиданно звук изменился. Шик оторвался от книги и мгновенно нашел источник подозрительных звуков. Одна из бензиновых струй застыла точно посредине цеха и повисла в воздухе, рассеченная пополам. Четыре станка, до которых она теперь не доходила, бились, словно в агонии. Видно было, как рядом с каждым из них на землю медленно сползал человек. Шик положил книгу и бросился из кабинета в цех. Он подлетел к пульту управления струями и опустил рубильник. Разорванная струя так и осталась неподвижной, подобно лезвию косы, и над четырьмя машинами плотные кольца дыма вздымались к потолку. От пульта управления он кинулся в цех. Станки медленно испускали дух. Приставленные к ним рабочие лежали на полу. У каждого из них правая нога, к которой было приковано кольцо, изгибалась под странным, неестественным углом, а правая кисть была оторвана. Кровь дымилась, капая на раскаленную цепь и распространяя в воздухе ужасный запах паленого мяса.

Шик снял кандалы с ног погибших и разложил тела у станков. Затем, вернувшись в свой кабинет, вызвал по телефону санитаров и побежал к пульту, чтобы снова попытаться запустить струю. Ничего не вышло. Струя била прямо, но, доходя до четвертого станка, она разрывалась, будто кто-то разрезал ее ножом пополам.

С тоской ощупывая свой карман, где лежала книжка, Шик направился в Центральное управление. У выхода ему пришлось прижаться к стене, чтобы пропустить санитаров, увозивших на небольшой электрической тележке в Генеральный коллектор четыре трупа.

Шик шагал теперь по другому коридору. Где-то вдали мелькала электрическая тележка, заполнявшая кишку коридора мерным поскрипыванием. Она резко свернула в сторону и выпустила из-под колес сноп ярких, ослепляющих искр. Низкий потолок глухо отзывался на каждый шаг. Чтобы пройти в Центральное управление, нужно было миновать три других цеха. Шик рассеянно брел по коридору. Наконец он достиг главного блока и вошел в приемную старшего кадровика.

— Авария в секциях семьсот девять, семьсот десять, семьсот одиннадцать и семьсот двенадцать, — сказал он секретарше, просунув голову в окошечко. — Нужно заменить четырех рабочих и машины, я думаю, тоже. Я бы хотел поговорить со старшим кадровиком.

Секретарша принялась нажимать на какие-то красные кнопки, расположенные на пестрой отполированной панели, и после паузы проговорила:

— Входите, он вас ждет.

Шик вошел и плюхнулся на стул. Кадровик бросил на него вопросительный взгляд.

— Мне нужно четверо рабочих.

— Хорошо, — ответил кадровик, — завтра вы их получите.

— Одна из очистительных струй вышла из строя, — продолжал Шик.

— Меня это не касается, — сказал главный кадровик. — Зайдите в соседний кабинет.

Шик вышел из комнаты и после ряда необходимых формальностей оказался в кабинете технического директора.

— Одна из очистительных струй семисотого цеха вышла из строя, — проговорил он.

— Окончательно?

— Она прерывается на середине цеха, — ответил Шик.

— Вы не пытались ее исправить?

— Нет, — ответил Шик, — боюсь, что это невозможно.

— Я распоряжусь, чтобы ваш цех проинспектировали, — сказал технический директор.

— Побыстрее, если можно, — попросил Шик, — у меня производительность падает.

— Меня это не касается, — ответил технический директор, — обратитесь к директору по производственной части.

Шик отправился в соседний блок. В кабинете директора было светло, как в солярии. На стене висел матовый стеклянный экран, по которому из левого угла в правый, подобно большой красной гусенице, медленно ползла жирная линия, стрелки больших круглых хромированных индикаторов вращались еще медленнее.

— Производительность вашего цеха понизилась на 0,7 процента, — сказал директор. — Что случилось?