Пена дней - Борис Виан

Шик колебался, открывать ему дверь или нет. А вдруг за дверью стоит она? Хотя вряд ли, конечно. Ее каблучки стучали по лестнице, как маленькие молоточки по наковальне. Она, наверно, вернется к родителям и снова будет учиться. Она пропустила много лекций, но это не страшно, она легко наверстает упущенное. Последнее время Ализа совершенно не училась. Она занималась проблемами Шика, готовила ему, гладила его галстук. Налогов они так и не заплатили. И это тоже не страшно, ведь не могут же его, в конце концов, арестовать из-за такого пустяка. В крайнем случае можно будет отдать часть суммы, какой-нибудь трублон, и его на некоторое время оставят в покое. Интересно, Партр платит налоги? Может, конечно, и платит, но с этической точки платить налоги безнравственно, потому что на деньги налогоплательщиков содержат полицию и чиновничий аппарат, то есть тех, кто может тебя упрятать за решетку. Получается порочный круг. И его следует разомкнуть. Нужно, чтобы никто не платил налогов и подольше, тогда чиновники умрут от недоедания и наступит мир во всем мире.

Шик открыл проигрыватель с двумя дорожками и поставил две различные записи Жан-Соль Партра. Он хотел послушать их одновременно, чтобы на стыке старых идей родились новые, неожиданные. Он расположился на равном расстоянии от обоих динамиков, чтобы его голова оказалась как раз в том месте, где будет происходить желаемое столкновение, и автоматически фиксировала результаты эксперимента.

Иголки скрипнули, попав на холостые участки пластинок, но вскоре добрались до звуковых дорожек, и слова Партра хлынули прямо в мозг Шика. Со своего места он мог видеть огромные клубы дыма за окном, которые вздымались над крышами, отливая попеременно синим и красным светом, как полоски бумаги. Шик машинально отметил, что красный цвет вытесняет синий, и слова Партра при столкновении наливаются волшебным сиянием, погружая его усталое сознание в сон. И вдруг все вокруг стало нежным и мягким, как майский мох.

LV

Сенешаль полиции вынул из кармана свисток и ударил им по огромному перуанскому гонгу, висевшему за его спиной. Вслед за этим на всех этажах послышался стук кованых сапог, затем грохот падающих тел, и шесть лучших полицейских влетели из спускового люка прямо в кабинет сенешаля.

Они встали на ноги, хлопнули себя по ягодицам, подняв в воздух облако пыли, и вытянулись по стойке «смирног».

— Дуглас! — рявкнул сенешаль.

— Я! — отозвался первый полицейский.

— Дуглас! — снова проревел сенешаль.

— Я! — ответил второй полицейский.

Перекличка продолжалась. Сенешаль полиции не мог запомнить имена всего наличного состава и поэтому всех своих подчиненных называл «Дугласами».

— Специальное задание! — объявил сенешаль, когда перекличка успешно завершилась.

Четким синхронным жестом шестеро полицейских положили руку на задний карман брюк, тем самым демонстрируя, что выравниватели приведены в боевую готовность. Кстати сказать, каждый выравниватель был снабжен двенадцатью брызгометами.

— Командовать операцией буду я! — выкрикнул сенешаль.

Он снова ударил в гонг. Дверь открылась, и на пороге возник секретарь.

— Я отправляюсь на задание, — объявил сенешаль. — На особое задание. Блокнотируйте.

Секретарь выхватил свой блокнот и в установленном порядке принял позу номер шесть.

— «Взимание недоимки у господина Шика с предварительной описью имущества, — продиктовал сенешаль. — Подпольный мордобой и всеобщий порицай. Полная и частичная конфискация со взломом».

— Записано, — отрапортовал секретарь.

— Дугласы, вперед! — скомандовал сенешаль.

Он вскочил и самолично возглавил колонну, которая грузно двинулась вперед, напоминая игрушечный паровозик. Все полицейские были одеты в облегающие комбинезоны из черной кожи с бронированными накладными нагрудниками, а их каски из черненой стали походили на настоящие военные шлемы, надежно защищавшие затылок, лоб и виски. Обуты они были в тяжелые кованые сапоги. На сенешале был точно такой же костюм, но только из красной кожи, а на его эполетах красовались огромные золотые звезды. Двенадцатиствольные выравниватели грозно торчали из задних карманов личного состава. Сенешаль держал в руке небольшую золотую дубинку, а на поясе у него болталась тяжелая золотая граната. Они спустились по парадной лестнице, и часовой встал по стойке «смир-нос», когда сенешаль поднес свою руку к каске. У дверей их ждала специальная машина. Сенешаль в гордом одиночестве уселся на заднее сиденье, шестеро полицейских пристроились на подножках, двое потолще — с одной стороны, а четверо похудее — с другой. Шофер был тоже одет в форму из облегающей черной кожи, но каска на нем отсутствовала. Машина тронулась. Вместо колес у нее под днищем мелькало множество вибрирующих ножек, чтобы шальная пуля не пробила шин. Ножки зашаркали по асфальту, и водитель круто свернул на первой развилке. Казалось, что машина, подобно катеру, взметнулась на гребне волны, которая вот-вот разобьется.

LVI

Ализа глядела Колену вслед и внутренне прощалась с ним. Он так любил Хлою, ради нее он шел искать работу, чтобы потом купить ей цветов и помочь ей бороться с этим ужасом, раздиравшим ее изнутри. Его некогда широкие плечи от усталости казались меньше, белокурые волосы спутались и торчали во все стороны. Шик бывал таким нежным, когда рассказывал о какой-нибудь книге Партра или объяснял одну из его идей. Он действительно не может жить без Партра, ему бы и в голову не пришло искать для себя что-нибудь новое, потому что Партр говорит именно то, что хотел бы сказать сам Шик. Нужно сделать так, чтобы эта энциклопедия не вышла, потому что иначе Шик погиб, он начнет воровать, он убьет какого-нибудь книготорговца. Ализа медленно брела по улице. Партр проводит все свое время в маленьком кафе, там он пьет и пишет. Там собираются ему подобные, и все они тоже пьют и пишут. Они пьют чай из морских водорослей и столовое вино, и это избавляет их от необходимости задумываться над тем, что они пишут, там круглый день толкотня, там брожение идей, и каждый пытается выловить себе идейку-другую; в этом сгустке идей нет ничего лишнего, нужно просто пощедрее развести его водицей, и готово. Люди без труда воспринимают идеи в разбавленном виде, особенно женщины, женщины всегда все разбавляют. Кафе находилось недалеко, и Ализа издали увидела, как один из официантов в белой куртке и лимонного цвета брюках подкладывал нашпигованную свинью Дону Эвани Марке, прославленному трахболисту, который никогда не пил и ел все самое острое и перченое, тем самым вызывая у соседей непреодолимые приступы жажды. Войдя в кафе, Ализа увидела Жан-Соля Партра. Он сидел на своем обычном месте и писал. Кроме него в кафе было множество посетителей, и все они оживленно разговаривали. Как это ни странно, рядом со стулом Партра стоял свободный стул, и Ализа села. Она положила на колени тяжелую сумку и расстегнула застежку. Заглянув через плечо Жан-Соля, она прочла заголовок страницы: «Энциклопедия», том девятнадцатый. Она робко положила руку ему на плечо. Жан-Соль поднял голову.

— Вы уже так много написали? — спросила Ализа.

— Да, — ответил Жан-Соль. — Вы хотели со мной поговорить?

— Я хотела вас попросить, чтобы вы ее не печатали.

— Это невозможно, — ответил Жан-Соль. — Читатели с нетерпением ждут выхода книги.

Он снял очки, подул на стекла и надел их обратно, так что не было видно глаз.

— Я понимаю, — сказала Ализа. — Я просто хотела вас попросить, чтобы она вышла немного позже.

— Вот как, — протянул Жан-Соль, — немного позже?

— Да, — сказала Ализа, — лет на десять.

— На десять? — переспросил Жан-Соль.

— Да, — продолжала Ализа, — хотя бы на десять, чтобы читатели успели накопить денег.

— Это будет очень скучная энциклопедия, — ответил Жан-Соль Партр, — мне даже скучно ее писать. У меня все время сводит левую руку, которой я придерживаю лист бумаги.

— Мне очень жаль, — сказала Ализа.

— Что у меня сводит руку?

— Нет, — сказала Ализа, — что вы не хотите отложить публикацию.

— Почему?

— Понимаете, Шик тратит все свои деньги на покупку ваших трудов, и как раз сейчас деньги у него кончились.

— Лучше бы покупал что-нибудь путное, — заметил Жан-Соль, — я никогда не покупаю своих книг.

— Ему нравится то, что вы пишете.

— Это его право, — ответил Жан-Соль. — Каждый сам выбирает, что ему ближе.

— По-моему, он слишком увлекся, — сказала Ализа. — Я вот тоже выбрала, что мне ближе, но теперь это уже не имеет значения, потому что он больше не хочет, чтобы мы жили вместе. И мне придется вас убить, раз вы не хотите отложить публикацию.

— Вы оставите меня без средств к существованию, — запротестовал Жан-Соль. — Если я умру, мне не будут платить гонорары.