Фрейд - Питер Гай

Тревожный мир

Всю осень 1918 года Вену будоражили слухи о мире. Тайные переговоры, которые австрийские дипломаты начали весной 1917-го с целью заключить сепаратное мирное соглашение за спиной Германии, были неудачными и непрофессиональными. Как и следовало ожидать, они ни к чему не привели. Однако в начале сентября 1918-го, после еще одного года кровопролитных сражений, власти Вены перед лицом голода дома и почти неминуемого поражения на фронте обратились к странам антигерманского блока. Последовало предложение начать мирные переговоры. Столкнувшись в начале года с забастовками и мятежами, Австрия была готова пойти на значительные территориальные уступки, но не отказывалась от принципа многонациональной империи. В середине октября страны антигерманского блока, которые были близки к победе, отклонили предложение. Австрийский вариант договора их не удовлетворял. В министерствах царил хаос. Один историк сравнивал ситуацию с лихорадочными и бессмысленными движениями тонущего человека. Люди пребывали в растерянности. 25 октября Фрейд писал Эйтингону, что находит наступившее время ужасно волнительным. «Это хорошо, – прибавляет он, – что старое должно умереть, но новое еще не пришло».

К этому времени масштабы военных действий изменились. Если на Западном фронте бойня продолжалась с той же силой, то на Восточном сражения затихали. Россия явно была не прочь выйти из войны, но в начале марта Центральные державы, непреклонные и мстительные, навязали недавно появившемуся на политической арене Советскому государству драконовский Брест-Литовский мирный договор. Еще один маленький успех военно-политический блок государств, противостоявших Антанте, праздновал в мае, когда Румыния, частично оккупированная их войсками, также заключила мир. С другой стороны, Болгария, которая долго колебалась и не могла сделать выбор между воюющими сторонами, прежде чем в 1915 году перешла на сторону немцев и австрийцев, в конце сентября была вынуждена заключить перемирие со странами антигерманского пакта. Через месяц, после эффектных, почти легендарных операций в пустыне на Ближнем Востоке, Британия вынудила капитулировать Турцию.

В конечном счете к окончанию Первой мировой войны привели не молитвы и не желания простых людей, а оружие союзников вместе с грандиозным проектом мирного договора Вудро Вильсона. Британские, французские, а затем и американские войска повернули мощное весеннее наступление немцев во Франции вспять. В начале июня 1918 года немцы встали приблизительно в 40 милях от Парижа, а в середине июля началось большое контрнаступление. Теперь страны антигерманского блока было уже не остановить. К концу сентября генерал Людендорф, стремившийся любой ценой не допустить войска врага на землю Германии, призвал к переговорам. Крах кайзеровской армии, одной из самых мощных военных машин в истории, был уже близок – и мир тоже.

В начале осени, когда Людендорф смирился с неизбежным, еще большему улучшению настроения Фрейда способствовал международный конгресс психоаналитиков, собравшийся в Будапеште[191]. Последнее подобное собрание прошло в 1913 году в Мюнхене. Основатель психоанализа очень нуждался в радостном воссоединении, которое обещал этот форум.

В августе он писал Абрахаму, которого не видел четыре года, с самого начала военных действий, что был слишком зол и слишком голоден, поэтому и не ответил на его последнее письмо. Для такого неутомимого корреспондента, как Фрейд, сие был явный признак подавленного настроения…

Конгресс, который первоначально планировали собрать в Бреслау, прошел в Будапеште 28–29 сентября. Представительство на нем оказалось вынужденно усеченным: из 42 участников двое были голландцами, трое немцами, а 37 представляли Австро-Венгрию. Тем не менее это был конгресс. Фрейд прочитал не просто доклад в свободной форме, как обычно, а официальную лекцию, в которой очертил разнообразие техник и призвал к созданию психоаналитических клиник, в которых могли бы лечиться бедняки. Событие оказалось радостным, условия превосходными и приемы выше каких бы то ни было похвал. Психоаналитиков поселили в элегантном Gellert Hotel. По прошествии месяца Фрейд все еще с удовольствием вспоминал об этом форуме. Абрахаму, с нескрываемым удовлетворением, он писал о прекрасных будапештских днях.

Конгресс, как отметил Эрнест Джонс, стал первым, на котором присутствовали официальные представители властей, в данном случае австрийского, немецкого и венгерского правительств. Причина была чисто практическая – усиливавшееся осознание роли «военных неврозов» в армейских планах. Присутствие наблюдателей, облеченных властью, определенным образом усиливало странную диалектику жизни и смерти в истории психоанализа. Идеи Фрейда, к которым в мирные времена психиатры не желали относиться всерьез, теперь начали пользоваться поддержкой у врачей, приписанных к военным госпиталям и столкнувшихся с контужеными солдатами. Для некоторых специалистов война была громадной лабораторией проверки психоаналитических гипотез. «Судьба, – сказал британский психиатр У. Х.Р. Риверс в 1917 году, – похоже, в настоящее время дала нам беспрецедентную возможность проверить истинность теории бессознательного Фрейда, в той степени, в которой она касается формирования психических и функциональных нервных болезней». В прошлом, столкнувшись с давлением военных властей, психиатры не сопротивлялись поверхностному представлению, что солдат, у которого наблюдаются симптомы «военного невроза», скорее всего, является симулянтом и его следует тут же отправить назад на передовую или даже отдать под трибунал, – на самом деле в большинстве своем они поддерживали это мнение. Однако среди врачей – стран антигерманского блока не в меньшей степени, чем Центральных держав, – постепенно росло понимание, что, как выразился сам Фрейд, «только самая маленькая доля страдающих «военным неврозом»… были симулянтами».

Конгресс в Будапеште подготовил симпозиум по военным неврозам, для которого доклады готовили Ференци, Абрахам и Эрнст Зиммель. Особенно ценным рекрутом стал немец Зиммель, поскольку во время войны этот врач применял психоанализ в психиатрической клинике для солдат. В конечном счете из амбициозного проекта по созданию центров, в которых военные неврозы будут лечить чисто психоаналитическими методами, предлагавшегося в Будапеште Центральными державами, ничего не вышло. По потерпевшим поражение странам неудержимой волной прокатились революции.

Лаконичные записи в календаре Фрейда, изобилующие восклицательными знаками, регистрируют быструю смену событий, буквально день за днем. 30 октября: «Революция в Вене и Будапеште». 1 ноября: «Прервано сообщение между Германией и Венгрией». 2 ноября: «Оли[вер] вернулся. Республика в Болгарии?» 3 ноября: «Перемирие с Италией. Война закончилась!» 4 ноября мэтр нашел время подумать о собственных делах: «Нобелевская премия откладывается». 6 ноября: «Революция в Киле». 8 ноября: «Республика в Баварии!! Сообщение с Гер[манией] прер[вано]». 9 ноября: «Республика в Берлине. Вильгельм отрекается». 10 ноября: «Эберт – канцлер Германии. Условия перемирия». 11 ноября: «Конец войне. [Австрийский] И[мператор] Карл отрекается [от трона]». 12 ноября: «Республика и аншлюс с Германией вызвали панику». Информация об аншлюсе оказалась несколько преждевременной – победители не позволят Австрии и Германии объединиться. Четыре дня спустя, 16 ноября: «Республика в Венгрии». Кошмарный сон войны наконец закончился.

Но за кулисами ждали своего выхода другие сны, почти такие же страшные. От Мартина, воевавшего в Италии, уже несколько недель не было вестей; только 21 ноября в календаре Фрейда появляется запись: «Мартин в плену с 27 окт[ября]». Итальянцы взяли в плен все его подразделение уже после окончания военных действий. Не приносил мэтру умиротворения и жестокий мир политики. Бойня, уничтожившая династию Романовых, не пощадила ни Гогенцоллернов, ни Габсбургов. К мрачному удовольствию Фрейда, Австро-Венгерская империя перестала существовать. У него не было иллюзий по поводу ее сохранения – и уж тем более сожалений. В конце октября, еще до того, как судьба империи окончательно решилась, основатель психоанализа писал Эйтингону: «Я не пролью ни единой слезинки по этой Австрии и этой Германии».

Фрейду было приятно думать, что новая Германия не станет большевистской, однако он предсказывал – довольно точно, – что крах империи, которой так долго и высокомерно правил «неизлечимый романтик» Вильгельм II, приведет к кровавым столкновениям, но он никогда не сдерживал своей ярости по отношению к династии, при которой прожил всю жизнь: «Габсбурги после себя не оставили ничего, кроме кучи навоза». В конце октября Фрейд мрачно давал совет Ференци, «венгерскому патриоту», забрать свое либидо у отечества и вместо этого направить, ради сохранения душевного равновесия, на психоанализ. Он пытался вызвать у себя симпатию к венграм, язвительно заметил Фрейд на той же неделе, но у него ничего не вышло. Среди его сторонников только Ганс Закс находил повод для юмора в австрийской революции, которая оказалась гораздо менее кровавой, чем в других странах; он придумывал для Джонса плакаты следующего содержания: «Революция состоится завтра в два тридцать, в случае плохой погоды она будет проходить в помещении».