Фрейд - Питер Гай

Не все время Фрейда было занято теоретизированием, фантазиями, а также тревожным чтением газет и не менее тревожным ожиданием писем от сыновей с фронта. В зимних триместрах 1915/16 года и 1916/17 года он прочитал три цикла вводных лекций перед довольно большой и постоянно растущей аудиторией, намереваясь впоследствии опубликовать их. Выступал основатель психоанализа в обычное для себя время, в субботу вечером, там же, где и всегда, в Венском университете, объясняя «врачам и неспециалистам обоего пола» основы психоанализа. Среди самых внимательных его слушателей была дочь Анна. Фрейд начал с короткого курса из четырех лекций об оговорках, затем перешел к более обширному курсу о сновидениях и закончил самым длинным, по теории неврозов.

Зигмунд Фрейд почти два десятилетия был лучшим популяризатором самого себя. Объемную и сложную книгу «Толкование сновидений» он сократил до ясного и понятного конспекта «О сновидении». Он писал главы для коллективных трудов по психиатрии. Он составлял статьи для энциклопедий. Он читал лекции на собраниях еврейского общества Бней-Брит, членом которого состоял. В 1909 году в Университете Кларка он в пяти лекциях блестяще изложил суть своих открытий. Но самыми всесторонними и успешными экскурсами в высокую журналистику оказались именно эти вводные лекции. Их читали повсюду и охотно переводили: при жизни Фрейда в Германии было продано около 50 тысяч экземпляров, а перевод был сделан как минимум на 15 языков, в том числе китайский, японский, сербско-хорватский, иврит и идиш, а также на шрифт Брайля. Фрейд, имевший за плечами многолетний опыт, использовал все доступные средства убеждения. Он облегчал интеллектуальную нагрузку на слушателей и читателей, пропуская самые запутанные теоретические проблемы, приводил тщательно подобранные истории из жизни и уместные цитаты, добродушно принимал возражения и время от времени признавал свое невежество или фрагментарность знаний. Сама последовательность лекций была хитрой попыткой совращения: начиная с ошибочных действий, мэтр знакомил аудиторию с идеями психоанализа при помощи обычных, зачастую забавных событий повседневной жизни. Переходя к сновидениям, еще одному проявлению психики, знакомому всем, он медленно, но неуклонно покидал твердую почву здравого смысла, а к теории неврозов и психоаналитической терапии приступал только после рассказа о законах психики и о вездесущности бессознательного. Абрахам был не единственным, кто хвалил эти выступления за «элементарность» в лучшем смысле этого слова, то есть за то, что они не предъявляли к аудитории серьезных требований. Отточенная, абсолютно уверенная манера донесения своих мыслей Фрейдом, полагал он, не могла быть неэффективной.

Абрахам был прав, но основатель психоанализа проявлял необыкновенную строгость к этим искусным резюме своих идей. Он тоже называл свои лекции элементарными, но для него сие означало, что для образованных читателей, таких как Лу Андреас-Саломе, они «не содержат ничего, что может сказать вам что-либо новое». Несправедливо принижая их красноречие и новаторские формулировки, Фрейд не слишком жаловал свои лекции. Они были, писал он фрау Лу, «грубым материалом, предназначенным для масс». Над таким материалом, признавался мэтр Абрахаму, он работал, когда очень уставал.

Теперь Фрейд часто жаловался на усталость. «Неослабевающее напряжение военных лет, – писал он Ференци уже в апреле 1915 года, – истощает силы». В мае 1916-го ему исполнилось 60 лет, и, благодаря Макса Эйтингона за поздравления, он писал, что вступает в «возраст маразма» – Greisenalter. Следующей весной Абрахаму пришлось удивиться еще больше. Поздравляя Фрейда с шестьдесят первым днем рождения, он ярко описывал его «свежесть и радость от творчества», – в ответе мэтр мягко пожурил его за создание идеализированного образа и повторил свои сетования: «На самом деле я стал довольно старым, болезненным и легко устающим».

Тем не менее Фрейд время от времени забывал об усталости – благодаря неожиданным поворотам событий, которыми его не переставал удивлять мир. Смерть императора Франца Иосифа 21 ноября 1916 года после почти 68 лет пребывания на троне почти не взволновала основателя психоанализа. Его больше занимали хорошие новости о воюющих на фронте сыновьях, которые он два дня спустя сообщил фрау Лу, – с его «воинами» все в порядке. Чуть позже внимание мэтра привлекла неограниченная подводная война, начатая Германией 1 февраля 1917 года. Абрахам убедил себя, что эта кампания может вскоре принести победу и мир, но Фрейд не разделял его оптимизм и дал подводным лодкам полгода, чтобы они проявили себя. «Если, – писал он Ференци в апреле, – сентябрь не продемонстрирует потрясающей эффективности подводных лодок, Германия лишится иллюзий, и последствия будут ужасными». Через шесть недель после того, как Германия начала подводную войну, Фрейд оставил в семейном календаре, где обычно отмечались дни рождения и юбилеи, краткую запись: «Революция в России». Февральская революция смела династию Романовых и привела к власти временное правительство, исполненное либеральных намерений и стремившееся заключить сепаратный мир.

С учетом того, с каким вниманием основатель психоанализа следил за новостями, может показаться удивительным, что в своих «Лекциях по введению в психоанализ» он практически не упоминал о войне. Как будто, сосредоточившись на подведении итогов и популяризации, он мог на какое-то время спастись от ежедневного бремени. Тем не менее Фрейд не до конца сопротивлялся желанию напомнить слушателям, что над ними висит грозовая туча, сеющая смерть и разрушения. «А теперь перенесите свой взор с индивидуального на Великую войну, которая все еще опустошает Европу, – говорил он в одном из своих нравоучительных пассажей, – подумайте о безграничной жестокости, свирепости и лживости, широко распространившихся по всему культурному миру». Неужели всего лишь кучке бессовестных карьеристов и соблазнителей удалось накликать всю эту беду? Неужели миллионы, идущие за вожаками, не были сами соучастниками преступления? Неужели кто-то решится утверждать, что в душевной конституции человека не заложено зло? Влияние войны на перемену взглядов Фрейда, особенно в отношении агрессии, полностью проявится лишь через несколько лет. Однако это отступление от темы, почти не имеющее отношения к лекции о цензуре сна, свидетельствует о том, как много в эти годы размышлял мэтр о человеческой неуживчивости.

В 1917-м он желал лишь одного – окончания бойни. В апреле этого года Соединенные Штаты вступили в войну на стороне антигерманского блока, что сделало перспективу победы Центральных держав еще более туманной. В октябре Фрейд с еще бо2льшим, чем обычно, пессимизмом, заявил о неудаче немецкой подводной войны. Его мрачное настроение усиливалось тем, что война все сильнее отражалась на быте. Жизнь в Вене становилась тяжелее и тяжелее. Не хватало продуктов, не говоря уж о топливе. К дефициту прибавился рост цен на предметы первой необходимости. Официальные цены, и без того высокие, не шли ни в какое сравнение с ценами процветающего черного рынка. Фрейд жаловался близким друзьям, особенно зимой, когда семье не хватало еды, а он сидел в неотапливаемом кабинете и пытался писать. В январе 1918 года основатель психоанализа драматически озаглавил письмо Абрахаму «Холодная дрожь!» (Kältetremor!). Редкие продуктовые посылки от Ференци из Будапешта и друзей из Нидерландов приносили семье облегчение, но надеяться только на них было нельзя.

В этой пугающей ситуации Зигмунд Фрейд осторожно относился к слухам, что ему могут дать Нобелевскую премию. Его кандидатуру выдвинул австрийский врач Роберт Барани – последний лауреат премии по физиологии и медицине, но в этой области она не присуждалась с 1914 года. Тем не менее Фрейд продолжал следить за событиями. 25 апреля 1917 года он кратко отметил в календаре: «без Нобелевской премии в 1917». Конечно, мэтр бы очень удивился – с учетом того сопротивления, которого ожидал, – узнав, что выбор остановили на нем. Но Фрейду очень хотелось получить почетную награду… Он бы обрадовался признанию и мог воспользоваться деньгами.

В 1917-м, через три года после начала войны, его все раздражало. Фрейд подбадривал себя, собирая скверные шутки о войне, по большей части непереводимые, примитивные каламбуры. Вот пример таких шуток, один из самых невинных. «Дорогие родители, – пишет еврей, служащий в русской армии, – у нас все прекрасно. Мы ежедневно отступаем на несколько верст. Если будет на то воля Божья, надеюсь к Рош Ха-Шана быть дома». Между тем Эрнест Джонс продолжал сердить Фрейда своими предсказаниями. Когда осенью 1917 года он бестактно предположил, что сопротивление немцев, вероятно, продлит войну, Фрейд назвал это типично английской манерой. Конечно, писал он Абрахаму в ноябре 1917-го, «все мне еще очень интересно». И тут же прибавлял: «…старею быстро, и иногда появляются сомнения, доживу ли я до конца войны, увижу ли вас когда-нибудь, и т. д.». В любом случае он действовал так, «словно конец всего этого неминуем». Так или иначе, мэтр решил опубликовать еще две свои статьи по метапсихологии.