Россия в канун войны и революции. Воспоминания иностранного корреспондента газеты «Таймс» - Дональд Маккензи Уоллес

все общее. Это учение молоканам показалось вполне здравым, ведь они говорят, что взяли за образец первых христиан, и некоторые из них подумывали сразу же отменить личную собственность; но когда учитель довольно ясно намекнул, что этот коммунизм включает в себя и свободную любовь, общинники решительно воспротивились, и ему возразили, что ранняя церковь все же не рекомендовала массовых прелюбодеяний и кровосмешений. Это был внушительный довод, но «пророк» оказался на высоте. Он напомнил товарищам, что, по их же собственному учению, Писание следует понимать не в буквальном, а в духовном смысле, что христианство сделало людей свободными, и каждый истинный христианин должен пользоваться своей свободой.

Этот рассказ о новом учении мне довелось услышать от одного неглупого молоканина, бывшего крестьянина, а теперь купца, когда я сидел как-то вечером у него в гостях в Новоузенске, городе того же уезда, где расположен Александров Гай. Мне показалось, что автор этой остроумной попытки скрестить христианство с крайним утилитаризмом обязательно должен быть образованным человеком, который только выдает себя за мужика. Этой мыслью я поделился с хозяином, но тот со мной не согласился.

«Нет, я думаю, вряд ли, – ответил он. – Я уверен, что он крестьянин, и очень подозреваю, что когда-то он служил в солдатах. Он не очень учен, но обладает удивительным даром красноречия. Я никогда не слыхал, чтобы кто-нибудь говорил так, как он. Он мог бы уболтать всю деревню, если б не один старик, который оказался ему под стать. А потом он пошел в Орлов Гай и тамошний народ и в самом деле уболтал». Что он в действительности делал в этой второй деревне, я так до конца и не уяснил себе. В отчете говорилось, что он основал коммуну, в которой сам стал председателем и казначеем, и всех ее членов приобщил к оригинальной теории преемственности пророков, придуманной, по-видимому, для его же чувственного удовлетворения. За дальнейшими сведениями хозяин посоветовал мне обратиться либо к самому пророку, который в то время сидел в тюрьме по обвинению в использовании поддельного паспорта, либо к одному из его друзей, некоему господину И., который проживал в городе. Так как добраться до заключенного было бы трудно, а меня поджимало время, я выбрал второй вариант.

Г-н И. сам был довольно любопытным типом. Он был студентом в Москве и вследствие какой-то юношеской выходки во время университетских беспорядков был сослан сюда. Напрасно прождав освобождения несколько лет, он отказался от мысли заняться какой-либо из ученых профессий, женился на крестьянке, арендовал участок земли, купил пару верблюдов и стал мелким фермером. Ему было что порассказать о пророке.

Григорьев, как мне показалось, действительно был простым русским мужиком, но он с юности относился к тем беспокойным людям, которые никак не могут усидеть на месте. Где были его родные места, почему он их покинул, об этом он никогда не говорил по причинам, известным только ему самому. Он много путешествовал и внимательно наблюдал. Сомневаюсь, что ему доводилось бывать в Америке, однако он определенно жил в Турции и поддерживал братские отношения с разными русскими сектантами, которых немало живет на Дунае. Там он, вероятно, и набрался многих из своих оригинальных идей и задумал грандиозный план по основанию новой религии, которая могла бы посоперничать с самим основателем христианства! Он не стремился ни к чему иному, как однажды признался, и не понимал, что может помешать ему добиться успеха. Он считал, что основатель христианства – такой же обычный человек, как он сам, который просто лучше других понимал окружающих людей и обстоятельства того времени. Новоявленный пророк был уверен, что и сам обладает такими качествами. Однако одним необходимым для пророка качеством он все-таки не обладал: в нем не было ни подлинного религиозного рвения, ни мученического духа. Он сам не верил во многие свои проповеди и тайно презирал тех, кто принимал их за чистую монету. Он не просто был хитер, он знал, что хитер, и прекрасно осознавал, что притворяется. И все-таки, может быть, несправедливо было бы назвать его обыкновенным самозванцем, которого интересовала исключительно личная выгода. Хотя по натуре это был человек сладострастный и неспособный устоять перед удобной возможностью удовлетворить свои чувственные потребности, он как будто бы верил, что его коммунистические планы, если осуществятся, принесут пользу не только ему, но и всем людям. Словом, это была любопытная смесь пророка, социального реформатора и хитрого самозванца!

Помимо молокан, в России есть еще много еретических сект. Одни из них – обычные протестанты-евангелисты, как, например, штундисты, перенявшие религиозные представления у своих соседей – немецких колонистов; другие состоят из необузданных энтузиастов, которые дают волю буйному воображению и упиваются тем, что немцы метко называют «der höhere Blödsinn»[81]. Я не стану и пытаться дать хотя бы общее представление об этих фантастических сектах с их доктринальными и обрядовыми нелепостями, однако тем, кто пожелает изучить этот предмет, могу предложить следующую их классификацию:

1. Секты, которые кладут в основу своего вероучения Библию, но толкуют и дополняют ее доктрины, ссылаясь на откровение или внутреннее озарение своих руководителей.

2. Секты, которые отвергают толкования и настаивают на том, что определенные библейские тексты должны пониматься буквально. Одну из самых известных из подобных сект – скопцов – фанатизм довел до физических увечий.

3. Секты, которые мало или совсем не обращают внимания на Библию и черпают свое вероучение из откровения, якобы ниспосланного их живым учителям.

4. Секты, верящие в новое воплощение Христа.

5. Секты, которые смешивают религиозное чувство с нервным возбуждением и в той или иной степени носят сладострастный характер. Пророческое возбуждение обычно разжигается танцами, прыжками, кручением или самобичеванием; и нечленораздельная абракадабра, которую человек произносит в такие моменты, считается прямым выражением божественной мудрости. Эти эскапады несколько напоминают выходки «танцующих» и «воющих» дервишей, известных любому, кто побывал в Константинополе. Есть, однако, одно существенное отличие: дервиши совершают свои религиозные экзерсисы прилюдно и в силу этого соблюдают известные приличия, между тем как эти русские секты собираются втайне и дают полную волю возбуждению, так что иногда на их встречах происходят самые омерзительные оргии.

Чтобы проиллюстрировать общий характер сект, относящихся к этой последней категории, приведу здесь краткий отрывок из описания хлыстов от человека, допущенного к их таинствам: «Мужчины и женщины равно принимают на себя звание учителей и учительниц, пророков и пророчиц; чтоб поддержать себя в этом обольщении, те и другие усиливают наружную строгость и чистоту своего поведения, воздерживаются от самых обыкновенных и невинных наслаждений, изнуряют себя тяжкими постами и дикими, исступленными, физически одуряющими молитвенными обрядами, гнушаются