Россия в канун войны и революции. Воспоминания иностранного корреспондента газеты «Таймс» - Дональд Маккензи Уоллес

тогда всякий торг не имел бы смысла, ведь по церковным правилам священник не может совершать богослужения, если нарушит пост. Ультиматум, однако, можно было использовать только против тех, кто недавно перебрался в город из деревни. Суровый лакей, искушенный в дипломатии, только смеялся над угрозой и хладнокровно отвечал: «Откуси, батюшка; тут вас таких много!» Я слышал, как старики описывали забавные сцены подобного рода, утверждая, что видели их своими собственными глазами.

Положение священников, которые остались в деревнях, было ненамного лучше. Те, кому посчастливилось найти приход, по крайней мере не жили в вечном страхе перед полной нищетой, но их положение отнюдь не было завидным. Крестьяне мало уважали их, а дворяне и того меньше. Когда церковь стояла не на государственной земле, а в частном поместье, она фактически находилась в полной власти хозяина – почти такой же полной, как над его крепостными; и порой он применял эту власть самым унизительным и постыдным образом. Я слышал, например, как одного священника заставили нырять в прорубь в зимний мороз, чтобы позабавить барина и его гостей – избранные души буйно-веселого нрава; а другого, который прошел мимо господского дома, не сняв шапки, посадили в бочку и скатили в реку с холма!

Приводя в пример эти случаи, я вовсе не хочу сказать, будто таковы были типичные отношения между помещиками и деревенскими священниками, ибо я прекрасно знаю, что беспричинная жестокость не входила в число характерных пороков русских крепостников. Моя цель состоит в том, чтобы показать, как грубый помещик, а надо признать, что среди этого класса встречалось немало грубых типов, мог обойтись со священником, не боясь, что ему придется отвечать за свое поведение. Конечно, оно считалось преступным в глазах уголовного закона; но тогдашнее уголовное право было очень недальновидно и часто закрывало глаза, если преступником оказывался влиятельный помещик. Если бы подобное происшествие дошло до ушей императора Николая, он, вероятно, приказал бы немедленно и примерно наказать виновного; но, как гласит русская пословица, до неба высоко, а до царя далеко. У деревенского священника, с которым обращались таким варварским образом, было мало надежды добиться возмещения вреда, и если он был человек благоразумный, то не стал бы и пытаться; так как любая неприятность, которую он мог причинить помещику своей жалобой церковным властям, непременно с лихвой аукнулась бы ему каким-нибудь окольным путем.

В еще худшем положении находились сыновья духовенства, которым не удалось найти себе постоянного места. Многие из них служили писцами или младшими чиновниками в казенных учреждениях, где обычно дополняли свое скудное жалованье за счет бесстыдного вымогательства и воровства. Тем, кому не удавалось устроиться даже на такое скромное место, приходилось спасаться от голода менее законными способами, и они нередко кончали в остроге или Сибири.

Чтобы судить о современном русском духовенстве, надо иметь в виду ту разлагающую атмосферу, в которой оно было обречено так долго существовать, а также тот дух, который веками господствовал в Восточной Церкви, – я имею в виду отчетливую тенденцию как духовенства, так и мирян придавать чрезмерное значение ритуальному аспекту религии. Неразвитые народы везде и всегда считали религию всего лишь совокупностью таинственных обрядов, обладающих скрытой магической силой отвращать зло в этом мире и обеспечивать блаженство в ином. Русское крестьянство не составляет исключения из этого общего правила, и русская церковь не очень старалась искоренить это мнение и крепко связать религию с обычной моралью. Поэтому еще возможны такие случаи: разбойник убивает и грабит путника, но не берет в рот найденного при нем вареного мяса, потому что день постный! Крестьянин собирается ограбить молодого атташе австрийского посольства в Санкт-Петербурге и в конце концов убивает свою жертву, но перед тем, как отправиться в дом, заходит в церковь и молится святым, чтобы те помогли ему исполнить замысел! Грабитель, обшаривая церковь, не может снять драгоценный оклад с иконы и дает обет, что если такой-то святой ему поможет, то он поставит перед его образом свечей на целый рубль! Все это случилось еще на памяти прошлого поколения. Я был знаком с молодым атташе и видел его за несколько дней до убийства.

Все это, конечно, крайние случаи, но они иллюстрируют тенденцию, которая в более мягких формах еще слишком распространена среди русского народа, – тенденцию видеть в религии лишь массу обрядов, имеющих скорее магическое, нежели духовное значение. Бедная женщина, которая опускается на колени перед крестным ходом, чтобы икону пронесли над ее головой, и богатый купец, который велит доставить к нему в дом знаменитый святой образ, – вот иллюстрации этой тенденции в ее сравнительно безобидной форме.

Народная пословица гласит: каков поп, таков и приход, и обратное утверждение одинаково верно: каков приход, таков и поп. Подавляющее большинство священников, как и подавляющее большинство людей вообще, довольствуются простым желанием исполнять то, что от них требуется, и поэтому их характер до известной степени определяется идея ми и представлениями их прихожан. Это станет понятнее, если сравнить русского иерея и протестантского пастора.

По протестантским понятиям, сельский пастор – человек серьезного нрава и образцового поведения, в известной мере воспитанный и образованный. Он должен еженедельно разъяснять своей пастве простыми и выразительными словами великие истины христианства и наставлять слушателей на путях праведности. Помимо того, он должен утешать страждущих, помогать нуждающимся, давать советы тем, кого терзают сомнения, и увещевать тех, кто открыто сбивается с узкого пути. Таков его идеал в народном сознании, и пасторы, как правило, стремятся соответствовать ему если и не на деле, то хотя по виду. Русский священник, напротив, не имеет такого идеала, который ставят перед ним прихожане. От него ждут лишь соблюдения определенных обрядов и пунктуального выполнения предписанных церковью ритуалов и церемоний. Если он делает это, не вымогая денег, прихожане вполне довольны. Он редко проповедует или наставляет и слишком часто не оказывает, да и не стремится оказывать нравственного влияния на свою паству. Иногда я слышал о русских священниках, которые приближались к тому, что я назвал протестантским идеалом, и даже видел одного или двух из таковых, но, боюсь, их немного.

В приведенном сравнении я случайно упустил одну важную деталь. Протестантское духовенство во всех странах сослужило важную службу делу народного просвещения. Причину этого понять нетрудно. Чтобы быть хорошим протестантом, надо «изучать Писание», а для этого нужно хотя бы уметь читать. И, напротив, чтобы быть примерным прихожанином греческой православной церкви, по общему понятию, читать Святое Писание вовсе не обязательно, и поэтому начальное образование не имеет в глазах православного священника такой же важности, как в глазах