Россия в канун войны и революции. Воспоминания иностранного корреспондента газеты «Таймс» - Дональд Маккензи Уоллес

тяжело по сравнению с его скудными средствами. При хорошем урожае он может свести концы с концами и не влезать в долги по налогам, но если случится урожай хуже обычного, он оказывается на мели; а так как у него слишком часто почти или совсем нет сбережений на черный день, второй неурожай может поставить его на грань разорения.

Каким бы несомненно тяжелым ни было бремя налогов, возможно, крестьянские семьи смогли бы нести его без особых неудобств, если бы умели продуктивно использовать все свое время и силы. К сожалению, при существующей экономической организации большая часть их времени и энергии неизбежно тратится впустую. Освобождение перевернуло их экономическую жизнь с ног на голову, и им пока еще не удалось перестроить ее в соответствии с новыми условиями.

Во времена крепостного права поместье, с экономической точки зрения, образовывало кооперативное сельскохозяйственное объединение под руководством управляющего, обладавшего неограниченной властью, а иногда и злоупотреблявшего ею, но в общем достаточно практичного, чтобы понимать, что для процветания целого требуется процветание составных частей. С отменой крепостного права это объединение оказалось распущено и ликвидировано, и крепкое, сплоченное целое распалось на кучку самостоятельных единиц со своими и часто взаимно враждебными интересами. Некоторые минусы этого превращения для крестьянства я уже перечислил выше. Но самое важное назову сейчас. В силу закона об освобождении каждая семья получала такое количество земли, которое склоняло ее к тому, чтобы продолжить заниматься земледелием добровольно, но не позволяло зарабатывать на жизнь и при этом уплачивать налоги и сборы. Таким образом крестьянин превратился в нечто вроде амфибии – наполовину земледельца, наполовину кого-то еще, который возделывал свой надел ради хлеба насущного и вынужден был заниматься каким-то другим ремеслом, чтобы покрыть неизбежный дефицит домашнего бюджета. Если ему повезло найти недалеко от дома участок земли, который можно взять в аренду за разумную плату, то он мог обрабатывать его вдобавок к своему наделу и таким образом добывать себе пропитание; но если ему не посчастливилось найти такого участка неподалеку, то приходилось искать какое-то дополнительное занятие на часы досуга; а где было взять такое занятие в обычной русской деревне? В прежние годы он, возможно, занимался бы тем, что возил помещичье зерно на дальние рынки или еще дальше – в морские порты, но этот скромный способ подработки сошел на нет из-за расширения сети железных дорог. Таким образом, сейчас он фактически встал перед следующей альтернативой: либо возделывать свой надел и проводить большую часть года в праздности, либо предоставить обработку земли жене и детям и искать работу в других местах, причем зачастую в такой дали, что заработки едва ли покроют расходы на дорогу. И в том, и в другом случае много времени и сил тратится впустую.

Дурные последствия такого положения дел только усугубила новая перемена, ставшая результатом освобождения. Во времена крепостного права крестьянские семьи, как я уже отмечал, как правило, были очень многочисленны. Они жили вместе, отчасти под влиянием патриархальных представлений, но главным образом потому, что помещики, сознавая преимущество крупных хозяйств, не допускали их распада. Как только власть помещика исчезла, начался и быстро распространился процесс распада. Все захотели жить самостоятельно, и в очень короткое время почти все трудоспособные женатые крестьяне завели свои дома. Экономические последствия оказались катастрофическими. На строительство новых домов и хозяйственных пристроек приходилось тратить большие средства; пришлось отказаться от старого обычая, когда один мужчина оставался дома, чтобы обрабатывать надел земли вместе с женщинами, а остальные отправлялись на заработки в другие места. Многие большие семьи, которые раньше жили благополучно и состоятельно по крестьянским понятиям, распались на три-четыре мелких на грани нищеты.

Последняя причина крестьянского обнищания, о которой я должен упомянуть, пожалуй, самая важная из всех: я имею в виду естественный прирост населения без соответствующего прироста доходов. Со времени освобождения 1861 года население почти удвоилось, в то время как количество общинных земель в подавляющем большинстве общин осталось прежним. Поэтому неудивительно, что в разговоре с крестьянами об их теперешнем положении постоянно слышится отчаянный крик: «Земли мало!»; и невозможно не заметить, что люди, которые хоть немного заглядывают вперед, с тревогой вопрошают: «Что же будет с нашими детьми? Общинный надел уже слишком мал для наших нужд, а чужая земля дорожает вдвое и втрое! Что же будет дальше?»

Так должны ли мы принять для России мальтузианское учение о том, что население растет быстрее, чем ресурсы, и что только мор, чума, война и другие опустошительные бедствия позволят избежать голода? Думается, нет. Да, это чистая правда, что если бы количество земли, которой фактически владеет крестьянство, и нынешняя система ее обработки оставались бы неизменными, то полуголодное существование стало бы неизбежным итогом уже сравнительно скоро; однако эту опасность можно предотвратить, да и за средствами защиты далеко ходить не надо. Если Россия страдает от перенаселения, то не иначе как по своей собственной вине, ибо это самая малонаселенная страна в Европе, за исключением Норвегии и Швеции, и у нее более чем достаточно плодородной почвы и полезных ископаемых.

Если мы взглянем на карту плотности населения в различных губерниях, то мы увидим очевидный способ решения проблемы, и я рад сообщить, что оно уже применяется. Жители перенаселенных районов центра постепенно, словно капля масла на листе промокательной бумаги, перетекают в сторону малонаселенных районов юга и востока. Таким образом, обширная область с миллионами акров, расположенная к северу от Черного моря, Кавказа, Каспийского моря и Средней Азии, с каждым годом становится все более населенной, и сельское хозяйство неуклонно отбирает землю у пастбищ. Заводчики овец и крупного рогатого скота, которые прежде жили и процветали в западной части этого огромного региона, вытесняются на восток из-за быстрого удорожания земли, и их место занимают предприимчивые земледельцы. Если взять севернее, то другой поток эмиграции течет в Центральную Сибирь. Он течет не так быстро, потому что в этой части империи, в отличие от безлесных, плодородных степей юга, землю нужно сначала расчистить, прежде чем засеивать, и первопроходцам-колонистам приходится работать не покладая рук в течение года или двух, прежде чем они получат хоть какую-то награду за свой тяжкий труд; но государство и частные общества приходят им на помощь, и в последние двадцать лет их число неуклонно растет. В 1886 году годовой контингент составлял всего около 25 тысяч душ, тогда как в 1908 году достиг уже огромной цифры в 626 тысяч человек. Грубо говоря, можно сказать, что за последние пятнадцать лет более трех с половиной миллионов крестьян из Европейской России