Россия в канун войны и революции. Воспоминания иностранного корреспондента газеты «Таймс» - Дональд Маккензи Уоллес

1907 и 1908-м – количество земли, купленной крестьянами при содействии банка, составило 5 827 000 акров, то есть прибавку в размере около одной двенадцатой доли от уже имевшейся у них земли. Все эти приобретения, конечно, остаются в закладе до тех пор, пока долг банку не будет погашен за счет выкупного фонда, а тот факт, что собственники охотно платят не менее 7,5 процента, считая ставку по ссуде и в выкупной фонд, говорит о том, что крестьянство как класс весьма далеко от абсолютной нищеты. Несомненно, есть и другая сторона медали. В то время как многие крестьяне таким образом увеличивают свои земельные наделы, другие беднеют, но это лишь один из тех неизбежных результатов экономического прогресса, о которых я говорил выше.

Другим признаком того, что обнищание крестьянства не так велико, каким его часто рисуют, является распространение сберегательных банков и мелких кредитных товариществ. С 1865 по 1909 год число отделений Государственного сберегательного банка увеличилось с 47 до 6752, число вкладчиков – с 72 тысяч до более чем 6 миллионов, сумма вкладов с 564 тысяч фунтов стерлингов до более чем 120 миллионов, из которых около одной четверти приходится на долю сельских жителей. Кроме того, в настоящее время имеется 3556 деревенских сберегательных касс, державших в 1910 году вкладов на сумму £2 780 000, и множество сельских кредитных товариществ, из которых 1476 держали вклады на сумму £6 000 000. Для такой большой страны, как Россия, это немного, но это всего лишь начало, и оно говорит о том, что обнищание отнюдь не такое серьезное и повсеместное, как уверяют нас пессимисты.

Таким образом, возможны разногласия относительно того, насколько обнищало крестьянство, но нет никаких сомнений, что его положение трудно назвать удовлетворительным, и перед нами встает серьезный вопрос: почему отмена крепостного права не привела к тем благотворным последствиям, которые так уверенно предсказывали даже ее умеренные сторонники, и как исправить нынешнее положение вещей.

Те, кто никогда всерьез не занимался этой темой, чаще всего склоняются к тому объяснению, что дело в падении нравственности народа. В этом мнении есть некоторая доля истины. В том, что крестьяне из-за пьянства и недостатка предусмотрительности вредят своему же материальному благополучию, нет никаких сомнений, это подтверждает и пример сравнительного благополучия некоторых старообрядческих и молоканских деревень, где нет пьянства и община строго следит за моралью своих членов. Если бы православная церковь умела так же заставить крестьян воздерживаться от чрезмерного употребления крепких напитков, как заставляет их на протяжении большей части года воздерживаться от мясной пищи, и если бы она умела внушить им несколько простых нравственных принципов так же глубоко, как внушила им веру в действенную силу таинств, она, безусловно, принесла бы народу неоценимую пользу. Но этого мы вряд ли дождемся. Подавляющее большинство деревенских священников совершенно не годятся для этой задачи, а те немногие, кто и хотел бы попытаться, редко пользуются большим моральным авторитетом среди своих прихожан.

Возможно, от школьного учителя можно ждать большего, чем от иерея, но пройдет еще много времени, прежде чем школы приведут народ хотя бы к частичному нравственному возрождению. Как ни странно, они зачастую ведут в диаметрально противоположную сторону. Когда во всей деревне всего только пара крестьян умеют читать и писать, это дает им такие возможности объегоривать «темных» соседей, что они нередко используют свои знания во вред другим; и поэтому иногда случается так, что самый образованный человек оказывается самым большим негодяем в округе. На подобные факты часто ссылаются противники народного просвещения, но на самом деле они лишь подтверждают, что необходимо как можно скорее распространить начальное образование. Когда все крестьяне научатся читать и писать, они станут не такими легкими жертвами мошенников, и, соответственно, уменьшится и соблазн смошенничать. Между тем надо признать, что сельские школы иногда скорее деморализуют, чем морализируют крестьянство, так как насаждают грубые социалистические представления. Например, во время революционного движения 1905–1907 годов сельские учителя в ряде случаев помогали студентам-агитаторам разжигать беспорядки в деревнях.

Второй неискоренимый порок после пьянства, на который списывают беды крестьянства, – это неисправимая лень. Но тут мне хотелось бы сослаться на смягчающие обстоятельства в пользу мужика. Конечно, он очень медлителен в своих поступках, возможно, медлительнее английского деревенского жителя, и обладает поразительной способностью зря терять драгоценное время, не испытывая никаких угрызений совести; но в этом отношении он, если позволите мне воспользоваться излюбленной фразой социологов, является «продуктом окружающей среды». Помещикам, которые обычно упрекают его в безделии, он мог бы ответить очень сильным аргументом – tu quoque[76], который можно адресовать и другим группам населения. Например, петербургский чиновник, пишущий назидательные рассуждения о лености крестьян, уверен, что, просиживая у себя в конторе по четыре часа в день, большая часть которых посвящена такому малопродуктивному занятию, как курение папирос, занимается честным трудом. Правда в том, что в России борьба за жизнь далеко не так остра, как в более густонаселенных странах, и общество устроено так, что все могут жить, не особенно напрягаясь. Поэтому русские кажутся прибывшему с Запада путешественнику ленивым и апатичным народом. Если же путешественнику случится приехать с Востока, особенно если он жил среди пастушеских племен, то русские покажутся ему энергичными и трудолюбивыми. Характер их в этом отношении соответствует географическому положению страны: они стоят посредине между трудолюбивым, кропотливым, предприимчивым населением Западной Европы и ленивым, недисциплинированным, подверженным эпизодическим приступам активности населением Средней Азии. Они способны многого добиться энергичными, но не долгими усилиями, свидетельством чему являются крестьяне во время жатвы или петербургские чиновники, когда какой-нибудь крупный законопроект требуется представить государю к определенному сроку, однако они еще не научились быть трудолюбивыми постоянно. Короче говоря, русские могли бы перевернуть мир, если бы могли сделать это одним рывком, но им пока еще не хватает спокойной настойчивости и неослабевающего упорства, характерных для тевтонских народов.

Здесь я оставлю попытки установить, в какой мере нравственные изъяны крестьян вредят их материальному благополучию, и перейду к внешним причинам, которые, по общему мнению, в значительной мере ухудшают их положение, и в первую очередь коснусь недостатков крестьянского самоуправления.

То, что крестьянское самоуправление оставляет желать лучшего, это вынужден будет признать любой беспристрастный наблюдатель. Трудолюбивые и зажиточные крестьяне всячески стараются не избираться в начальники, если только не собираются прямо или косвенно использовать это положение в корыстных целях, таким образом управление остается в руках не самых уважаемых членов общины. Нередко волостной староста торгует на деньги, собранные на уплату податей; бывает так, что после растраты крестьянам приходится выплачивать все