Реверс - Михаил Юрьевич Макаров

нынче выполнен. Он пришёл на праздничную линейку, отодвинув дела, среди которых одно было горячее…

…Как глубоко в прошлое ни погрузился Маштаков, на движение на три часа условного циферблата среагировал. Из угла двора подгребал забубённого вида субъект.

— Зёма, угости сигаркой, — просительная интонация вкупе с миролюбивой гримасой демонстрировали, что человек не агрессивен.

Тем не менее, Миха не спускал с него глаз.

— На, если не побрезгуешь, — отлепил от губ «Приму», так и неприкуренную.

— Какой базар? — колдырь[224] сунул сигарету в рот сухим концом. — Благодарствую, зёма.

— Угу, — Маштаков показывал, что не настроен на продолжение разговора.

— Мелочишки подкинь! Четыре рубля на фанфурик[225] не хватает.

— Не подкину, отвали, — Миха знал, как сбрасывать с хвоста.

Выйдя за школьную ограду на перекрёсток, он снова задумался, куда свернуть. То ли навестить свой бывший двор на Металлистов, то ли дойти до Урицкого, разведать обстановку в баре «Магнат». Второе направление казалось более предпочтительным.

Во дворе что делать? Квартира продана, в ней живут чужие люди.

Соседей, таких, чтоб без напряга потрепаться, не имелось. Дворник Никола, аккумулятор районных новостей, давно отошёл в лучший из миров.

Идея заглянуть в «Магнат» не означала, что Маштаков решил завить горе верёвочкой. Напротив, избежав выпивки с Веткиным, он укрепился в мысли продолжать трезвый образ жизни.

Несмотря на удалённость от УВД, бар пользовался популярностью у милиционеров. Здесь обмывали звания и должности, отмечали профессиональные удачи, круто заливали горечь поражений. Когда гулянка носила массовый характер, дверь закрывалась на засов, вешалась табличка «спецобслуживание».

В прежние годы Миха имел в «Магнате» кредит, который здорово его выручал. Но даже в периоды острого безденежья он старался помаленьку гасить долг. Доказывал себе, что он не халявщик, а партнёр[226].

Его отношения с барменом Ниной Добровольской были редким примером дружбы полов, миновавшей стадию интима. В данную минуту Маштакова так и подмывало увидеть Нину, но он боялся сорвать эмоциональный стоп-кран. С мужиком после долгой разлуки общаться проще.

«Определюсь на месте. Заценю публику. Нинка — баба деликатная. Ковыряться в извилинах не станет», — решил он и добавил шагу.

При скромном антураже «Магнат» располагал приличной кухней. Фирменным блюдом повара считалась курица-гриль на вертеле. Продукт у Раисы Прохоровны выходил чертовски аппетитный. Хрустящая корочка искусно запечатывала сок внутри румяной тушки. Белое мясо получалось нежным и ароматным. А как оно шло под холодную водочку…

Миха сглотнул слюну. Его бюджет не предусматривал расходов на подобные деликатесы. Репьём прицепилась мыслишка, в которой бы не признался: «Вот бы Нина угостила в честь встречи».

Внешне бар изменился мало. Разве что выцвела на солнце вывеска, да ржавчина тронула перила высокого крыльца. На нём, как обычно, перекуривала парочка умиротворённых посетителей. Открытую настежь дверь фиксировал силикатный кирпич. Внутри виднелась отделанная коричневым пятнистым пластиком стойка. Зеркальная витрина множила шеренгу выставленных бутылок. Бармен в поле зрения отсутствовал.

— Ми-иша! — грянул сзади низкий бас.

Маштаков вздрогнул. Оборачиваясь, он знал, кого увидит. По тропе, наискось протоптанной через газон, грузно рысил Вадик Соколов.

— Ёхарный бабай! Мишаня! — секунда, и он заграбастал друга детства в медвежьи объятья.

Здоровяка сопровождало вино-водочное амбре. Судя по концентрации, настаивалось оно минимум с пятницы.

Дядя Вадя стал более громоздким, а вот в росте убавил. Уже не возвышался над Михой на голову. Его визуально укорачивала шофёрская привычка сутулиться. В красноватых глазах Соколова блеснула слеза. По пьяному делу она легко пробивается у русских мужиков.

— Рад видеть тебя без петли на шее! — Маштаков выдал заготовку, неиспользованную при встрече с Веткиным.

Цитата из старого фильма «Пятнадцатилетний капитан» была одной из его визиток.

— Айда! — не тратя времени на разговор на сухую, Вадик увлёк друга в заведение.

Взбегая по ступеням, Миха прочёл афишку на двери: «Историческая виолончель и орган». Человек, рекламирующий классику в пивняке, безусловно, обладал чувством юмора.

За стойкой торчала анемичная девица. Её взъерошенные патлы имели жёлтый окрас, а их отросшие корни — чёрный. На узком лице застыла гримаса скуки. В крыле левой ноздри блестела серёжка.

Напрашивался вопрос, где Нина, но задать его Маштаков не успел. Ему пришлось срочно корректировать заказ, который с видом загулявшего купчика делал Соколов.

— Два по сто пятьдесят водки! Два бутерброда с ветчиной! Два стакана томатного сока! Горло промочим, опосля закажем горячее…

— Мне, это самое, водки не надо, — Миха украдкой дёрнул друга за рукав.

— Как так?! — опешил тот. — Святое дело накатить за долгожданную встречу!

— Завтра на работу.

— Всем трудящимся в понедельник на работу! — парировал Вадик.

Барменша наблюдала за диалогом пренебрежительно, без уважения к возрасту.

— Ну чё, мужчины, решили?

— Сто пятьдесят плесните, — Соколов в нетерпении стукнул пальцами по стойке.

— А бутерброды, сок?

— Однозначно!

Девица пришла в неспешное движение. Вадик подгонял её сумрачным взглядом. Казалось, он забыл о встреченном после долгой разлуки приятеле. Маштаков понимал его жажду и не теребил, используя возможность оглядеться.

Интерьер в зале остался прежним. На экране телека, закреплённого под потолком в углу, беззвучно мельтешили нестареющие персонажи «Улиц разбитых фонарей». На видном месте в рамке красовалось благодарственное письмо начальника УВД Сомова. Оно играло роль индульгенции, срок действия которой периодически следовало продлевать. В нос шибал запах пролитого пива. Раньше здесь было посвежее и почище. И мусор на полу не валялся, и со столов убирали молниеносно.

Желтоволосая налила сок, выложила на пластмассовую тарелку пару заветренных бутербродов. Достала из холодильника бутылку «Беленькой», взялась за мерный стакан. Соколов тянул шею, высокая стойка мешала отслеживать манипуляции заторможенной барменши. Наконец, из мерки водка полилась в чайный стакан, наполнив его до половины.

— Девушка, я вам сколько сказал наплескать? — трагично вопросил Вадик.

Девица соединила на переносице нарисованные бровки.

— Сто пятьдесят? — произнесла неуверенно.

— А вы мне сколько налили?

— Сто? — удивилась желтоволосая. — Долить?

— Давайте уж, сколько есть, — терпение Соколова иссякло.

Он махнул, не отходя от кассы, и сразу прояснел лицом.

— Посолить надо, — объявил, сделав глоток томатного сока.

Со стаканом в руке шагнул от стойки.

— Куда упадём?

Миха зацепил второй стакан сока и гибкую тарелку с закусью. Его любимое место было у окна. Усевшись, он сдвинул грязную посуду на край стола.

— Девушка, уберите! — прикрикнул Вадик.

Реакции на законную просьбу посетителя не последовало.

Допив сок, Соколов вытер тыльной стороной ладони покрасневшие усы и посетовал:

— Настройки были выставлены на сто пятьдесят капель. Поэтому полного удовлетворения не испытываю. Как так можно обламывать людей?

Маштаков обнаружил, что дружок его сильно полысел со лба. Исчез «коровий зализ» — вихор, непослушный расчёске. Порочную одутловатость приобрело лицо, набрякли коричневые мешки под глазами.

Вадик недоуменно рассматривал бутерброд, потом целиком сунул его