Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью - Ольга Евгеньевна Суркова

что, мол, да как… И, знаешь, возникла такая атмосфера, как бывает с девушкой, которая ожидает, что ее пригласят танцевать, а ты уже идешь на свидание к другой – понимаешь? Ситуация такая неловкая: понравились на секунду друг другу, и я пошел на свой худсовет…

Панфилов. Значит, зацепка внутренняя уже возникла…

Тарковский. Да, именно так – зацепка неожиданная уже была, и я говорю тогда Юсову: «Ничего-ничего, все будет у тебя нормально, ничего страшного и… до свидания; мне некогда, меня ждут на худсовете». Юсов стоял при этом белый как полотно, а я ему говорю: «Работай, работай с болгарином!» Видно, он-то рассчитывал на другой эффект, ну, что я упаду к нему в ноги и буду умолять…

Панфилов. Сдохнуть можно!..

Тарковский. Послушай! А я говорю тогда худсовету, чтобы они отложили решение на пару дней, пока я найду оператора…

Лариса. Нет, Андрюша, ну, честное слово, вы все забыли… Начался худсовет, и мне позвонила Тамара…

Тарковский. Какая Тамара?.. А-а-а, директор объединения Огородникова!

Лариса. Звонит Тамара и говорит мне: «Лариса, а где Вадим? Ищи его где хочешь: сегодня последний день, когда мы еще можем подписать акт о запуске». Это было связано с Ермашом, с какими-то денежными делами.

Панфилов. Это уже были времена, когда договора появились? Или их еще все-таки не было?

Лариса. Нет, это была еще старая система. А Андрей до этого часто говорил: «Рерберг! Рерберг! Рерберг!» И вдруг!.. Это, как говорит Андрей, его действительно в этой ситуации Бог спас!

Панфилов. Очень хороший рассказ: бывает так, что ты и не думаешь, что будешь разводиться, хотя возникло новое чувство, которое тебе симпатично, и ты подумал: вот, если бы я не был женат, то я мог бы на ней жениться…

Тарковский. Да-да! Точно!

Панфилов. А спустя час после этого жена неожиданно говорит: «Дорогой, я с тобой развожусь и отбываю с другим»… И ты остаешься один, потрясенный, но…

Тарковский. Совершенно верно!

Лариса. Глеб, секундочку, послушай, как все же интересно все получилось. Когда Тамара мне позвонила в поисках Вадима, то я, естественно, позвонила ему домой, а Ира, его жена, говорит мне, что он в ванной! Я оторопела и спрашиваю его, когда он подошел к телефону: «Что случилось, Вадим? Почему ты дома?» А он мне говорит: «Ты знаешь, я не буду работать на этой картине». Я первая узнала об этом и позвонила тогда Андрею, на что он мне сказал быстро: «Звоните Рербергу!» Я удивилась, а он говорит: «Звоните!» Тогда я позвонила, и Рерберг был дома. И он тут же приехал на студию.

Тарковский. Нет, Ларочка, вы простите, но я сам сговорился с Рербергом на студии, когда Юсов сказал, что работать со мной не будет.

Лариса. Правильно! Но он пришел на студию после моего звонка. Так что я знала уже, что он к вам поехал.

Тарковский. А-а-а, ну понятно.

Лариса. Вот так все это было! Тут ведь минуты все решали. Юсову-то идти до студии 20 минут, а в это время уже Гоша ехал на машине…

Панфилов. Прекрасно! Красивая история!

Тарковский. Понимаешь, Глеб, Юсов мне хотел доказать, что я без него никто…

Лариса. Да, Андрюша, конечно! И он здорово осекся! Он-то надеялся, что вы будете его просить, уговаривать…

Тарковский. Да-а-а… ну понятно… Но вот недавно после всего случившегося, когда я с ним разговаривал, то он мне признался, что сожалеет о том, что мы больше не работаем вместе…

Лариса. И не только он…

Панфилов. А ведь действительно все эти отношения с оператором похожи на брак…

Тарковский. Конечно! Оператор! Да ты что?!..

Панфилов. Брак распался, и все!

Тарковский. Даже если бы он оставался таким, каким был раньше, и то… обратно уже нельзя, возврат возможен очень редко…

Панфилов. Эта метафора, сравнение – очень точное, обоснованное. В отношениях этих действительно есть что-то интимное, очень сложное, капризное, ранимое, нежное… Может быть, в этих отношениях наш характер проявляется так же, как в отношениях с женщиной?!

Тарковский. Абсолютно так же: за операторами тоже надо ухаживать.

Панфилов. В таком сотрудничестве проявляется натура…

Лариса. Но вы-то, Андрей, за «ними» уж слишком ухаживали!

Тарковский. Да. Я за всеми за ними ухаживал.

Лариса. Чересчур! Чересчур! Поэтому с Вадимом так и случилось: они слишком много начинают о себе думать!..

Панфилов. Я, тем не менее, согласен с Андреем, если, конечно, к фильму относиться серьезно.

Тарковский (смеется). Глеб, да просто выхода нет.

Лариса (имитируя Андрея). «Гошенька! Гоша! А как ты, Гошенька, думаешь, так или эдак?»…

Тарковский. Потому что я знаю этого человека. Я его хорошо знаю. Он – хам! И, если с ним обращаться иначе, он вообще ничего не будет делать, понятно? И, тем не менее, на середине «Сталкера» мне ему пришлось сказать, чтобы он убирался вон…

Лариса. Да-а-а… Как он себя вел на «Сталкере»! Это страшно!

Панфилов. Странно, но Андрон говорил мне о нем то же самое. Он ведь первым когда-то начинал с ним работать, и я спросил его: «Андрон, а почему ты расстался с Рербергом?», на что он мне ответил: «Он гений, а я не могу работать с гениями. Понимаешь, два гения на одной площадке, не слишком ли?»…

Все хохочут, и через смех пробивается одобрение Андреем Андрона: «Это хорошо!»

Панфилов. А поскольку он «гений», как рассказывал мне Андрон, то всякое его слово он подвергал не просто сомнению, но чем далее, тем чаще и отрицанию: «Рерберг считал, что все, что он знает и думает, безоговорочно гениально – вот и все!» Эти доводы Кончаловского меня вполне убедили и сняли мои вопросы.

Тарковский. Нет, как раз ТОЧНО ТАКОГО у меня с ним не было.

Лариса. ТАКОГО действительно не было – наоборот: он очень слушался Андрея.

Тарковский. Было другое, может быть, и похуже…

Аариса смеется понимающе, а Глеб Анатольевич в недоумении.

Панфилов. А что же может быть хуже?

Тарковский. Хуже! Хуже… То есть на «Зеркале» все еще было хорошо. А вот на «Сталкере», когда пришел брак пленки, а я спросил у Рерберга, как могло такое произойти, вот этот дикий брак пленки? То есть я спросил: «Гоша, почему ты не сделал пробу пленки до выезда на съемки в Эстонию?»…

Панфилов. Значит, ты считаешь, что причина брака была все-таки в пленке, да?

Тарковский. Конечно. Ведь есть заключение технической комиссии!

Панфилов. Ну? А я об этом даже не знал…

Тарковский. Как же… Даже виновник был найден: покойный главный инженер Коноплев. Короче, я спросил тогда у Рерберга: «Почему все-таки ты сам не сделал пробы?», на что последовал его возмущенный ответ: «Что? Я? Чтобы я сам делал пробы? Да пусть об этом студия беспокоится. Это их проблемы!» Я попытался тогда вразумить его: «Послушай, но ты все-таки оператор, работающий на СОВЕТСКОЙ студии. Ты разве не знаешь, как у