Мы разобьёмся как лёд - Айла Даде

знать, что с Брайони всё в порядке. И я должен услышать это собственными ушами.

– Они её родители, – тихо произносит Тимоти. – Неважно, насколько разочарованы в дочери, они всё равно за неё переживают. Когда я пересказал миссис Адамс рассказанную тобой историю, она едва не упала в обморок. Она очень громко плакала! Все прошедшие годы она думала, что Брайони в безопасности. Не с ними и, может, не в богатстве, но хотя бы под крышей своего парня, окружённая его заботой. Так Брайони говорила им всякий раз, когда выходила на связь. Её мама просто в шоке, Оскар.

Я сглатываю. У меня дрожат губы, а на глаза наворачиваются… слёзы. Когда я в последний раз плакал? Даже не помню. С болезненно бьющимся сердцем я встречаюсь взглядом с Тимоти.

– Они ей помогут?

Он делает большой глоток кофе.

– Уже помогают. Они едут, чтобы забрать её и направить в частную психиатрическую клинику.

Вздрогнув, я выдыхаю задержанный воздух, и внезапно чувствую, как Джорджия гладит меня ладонью по щеке.

– Теперь она в безопасности. Ей помогут, Оскар.

Я всхлипываю, и по моему лицу начинают течь слёзы. Солёные дорожки, в которых растворяются тени прошлого.

Джорджия обнимает меня.

– Спасибо! – прячу лицо в её слишком дорогое платье, которое теперь впитывает мои слёзы. – Я безумно вам благодарен.

Где-то за чувством облегчения, из дальнего уголка сознания, мелькает напоминание о Гвендолин. Нужно поговорить с ней и уладить вопрос с соревнованиями. Только вот как раз сейчас я ни на что не способен. Последние несколько часов всколыхнули во мне всё, что я бессознательно носил в себе последние недели. Сначала, пусть даже совсем недолго, мне нужно побыть наедине с собой. С тем Оскаром, которым я являюсь сейчас. И кем хочу остаться навсегда.

Свободным Оскаром.

Тихая ночь, священная ночь

Гвендолин

Медленно отползаю от унитаза, клубочком сворачиваюсь на коврике в ванной и таращусь в пустоту.

Всё утро у меня перед глазами плывёт лицо Брайони. Каждый раз, когда думаю о том, что она победила, что она что-то сделает с Оскаром, если я не буду держаться от него подальше, ощущаю очередной приступ тошноты. К тому же он не пожелает… в любом случае, не пожелает больше иметь со мной ничего общего. Очевидно, его отпугнуло моё поведение на озере Силвер. Иначе объяснить его отсутствие на региональных соревнованиях не получается.

Всё кончено. Абсолютно всё. Наше парное катание. Наши отношения. Моя тёмная сторона всё испортила, заперев меня в клетке и заставив безучастно наблюдать.

Хотя, может, так даже и лучше. Я точно знаю, что не сумела бы объяснить Оскару, почему больше не хочу встречаться с ним. Всё, что прозвучало бы из моих уст, было бы чистой ложью.

Стук в дверь вырывает меня из безрадостных мыслей.

– Гвен? Всё в порядке?

Я тут же сажусь на коврике. «Мама! О боже, мама!» Я поднимаюсь на дрожащие ноги, стираю остатки рвоты с уголков рта и открываю дверь.

Сегодня мама выглядит совершенно вымотанной. Под её глазами огромные синяки.

– Мама, – шепчу я, – мне очень жаль.

Она моргает.

– Чего именно?

– Ну из-за папы. Как я тебе об этом рассказала. Это… я…

Мама тяжело вздыхает и, обняв, целует меня в макушку и гладит по волосам.

– Ах, Гвен, мне стоило прислушаться к тебе намного раньше. Это всё моя вина.

Я качаю головой, и мой висок трётся о хлопковую пижаму мамы.

– Папа манипулировал нами. Всё время. Он мастер одарить кого-то симпатией только для того, чтобы снова её разрушить.

Сердце матери бьётся у моего уха. Это успокаивающий звук. Медленно и мягко.

– Он мастер согревать души, прежде чем заморозить их, – бормочет она. – Он всегда был таким. Я знала это, но была слишком слаба, чтобы сопротивляться.

– Ты не слабая. – Отстранившись, я смотрю на неё. – Ты мой образец для подражания.

– Ах, моя милая, – улыбается мама и целует меня в лоб. – Моё солнышко.

– Кроме того, ты нравишься Бингу Кросби, а этому кролику нравятся только сильные люди. Он считает, что они могут его защитить. Вот почему он так сильно меня ненавидит. Я слабая.

– Не говори так, Гвен. Ты сильнее всех, кого я знаю. – Скользнув взглядом по моему лицу, она заправляет прядь мне за ухо. – Моё большое сердце-боец.

Моё большое сердце-боец. Это имеет решающее значение. Волны разбивают плотину, которая пыталась удержать мои мысли взаперти.

Пришло время обратиться за помощью. Вместо того чтобы подавлять или отрицать эту часть себя, пора признать, что безудержные моменты эйфории влекут за собой последствия. Каждый грёбаный раз. Неважно, насколько хорошо я себя чувствую в эти моменты. Как будто под кайфом. Так дальше не пойдёт.

Я тру лицо.

– Мама, я… – с тоской смотрю на неё, – я думаю, со мной что-то не так.

Она озадаченно хмурится.

– Что ты имеешь в виду?

– Не знаю. Я… – измученная, прислоняюсь к дверному косяку и принимаюсь разглядывать свои пальцы, – время от времени со мной что-то случается. Словно некая сила берёт верх над моим разумом. Я как будто плыву в дурманящем тумане, а ведёт меня другая часть меня, по-настоящему тёмная часть. – Я вдыхаю, передёрнув плечами, и не осмеливаюсь поднять глаза. С колотящимся сердцем начинаю ковырять кутикулу. – В такие моменты ничего рационального не остаётся. Меня как будто просто нет, остаётся только эйфория. Как будто вся жизнь – это один большой высотный полёт. Я никогда не употребляла наркотики, ну, кроме спиртного, но, по рассказам, эффект от употребления экстази точно такой же. Буйное веселье и экстаз, все поступки под контролем дофамина, прилив серотонина в мозг. Точно то же происходит и со мной. Ноги… – сглотнув, я чешу бедро, – всегда очень беспокойные. Я могу бегать часами, не испытывая усталости. Вообще моё тело больше не ощущает усталости, её просто нет. Это утомительно, а главное, страшно. – Я судорожно выдыхаю. – Всё, чего мне хочется в такие моменты, – это бежать, бежать, бежать. Полностью выложиться. Я не испытываю голода. И из-за неадекватной эйфории делаю то, чего не хочу делать, мама. Я иду на вечеринки, где веду себя безудержно и страдаю манией величия. Я принимаю решения, о которых потом жалею, и постоянно хочу покупать какие-то вещи. Всё это же ненормально, ведь так? Такое не может быть нормальным. Это не я, мама. А ещё я боюсь, просто безумно боюсь. Я больше не хочу так. – Мои глаза наполняются слезами, а голос срывается. – Я хочу быть нормальной.

– О, дорогая! Боже, мой дорогой маленький ангел! – Мама снова обнимает меня, на этот