Тригон. Изгнанная (СИ) - Дэкаэн Ольга

«Какой у них приказ?» — тяжело дыша, гадает Тилия, оставляя позади ещё несколько этажей. Её шаги эхом разлетаются по закруглённому лестничному пролёту, тут же растворяясь где-то над головой. Попадающиеся навстречу люди, поспешно отшатываются к бетонной стене, провожая её растерянными взглядами. В боку колит и хочется лишь одного — остановиться и хоть немного отдышаться, но она знает, что тогда конец!

Преодолев последний пролёт, Тилия торопливо набирает уже знакомый четырёхзначный код и тенью проскальзывает сначала в коридор с одинокой лампочкой под потолком, бесшумно прикрывая за собой металлическую дверь, отчего снова слышит щелчок за спиной, а затем и внутрь полутёмного помещения Топки.

Зря она опасалась, что каратели будут поджидать её в этом месте. Никого кроме сжигателей здесь нет, да и на их потных угрюмых лицах нет и тени интереса к непрошенной гостье. Облачённые в кожаные фартуки и чёрные повязки на рукавах — отличительный знак работника Топки — сжигатели заняты каждый своим делом: кто-то готовит партию мертвяков, кто-то выбрасывает в мусоросборник ставшую уже ненужной одежду. И не трудно догадаться, куда та попадёт после. Мусорщики отсортируют всё, что накопилось за день — часть уничтожат, часть нелегально отправиться перекупщикам на Блошиный рынок — и кто-то в Пекле получит новую одёжку.

Какое-то время запыхавшаяся Тилия просто неподвижно стоит, пытаясь отдышаться и дать привыкнуть глазам к темноте. Духота вокруг стоит такая, будто она и не покидала наружного города. Но обжигающий лёгкие воздух не самое страшное. От тошнотворного запаха палёного мяса её начинает мутить, рождая в голове непрошенные ассоциации.

Сколько она не шарит по полутёмному помещению взглядом, найти старика Харона не удаётся. Да и как бы он ей помог? Вывез на тележке? Любого, кто хоть как-то будет причастен к её побегу, ждёт смертный приговор. Тогда она ищет свободный стол с инструментами, и, заприметив подходящий — между двумя такими же, но с телами в чёрных, плотных мешках, — подходит и неловко берёт в левую руку нечто среднее между медицинским скальпелем и кухонным ножом. Даже подумать страшно, для чего его использовали раньше.

Где-то позади раздаётся грохот, приглушённый тяжёлой, ведущей в царство сжигателей, дверью, Тилия, напряжённо прислушиваясь к шуму за стенами Топки, понимает, что каратели «дышат» ей в спину. Не раздумывая больше ни секунды и, стараясь не обращать внимание на людей вокруг, она лихорадочно закатывает рукав ненавистного комбинезона выше локтя и зубами рвёт хрупкую ткань бинта, после чего торопливо сдирает его с руки. Пару раз глубоко вздохнув, дрожащей рукой нащупывает в полутьме едва заметный выпуклый шрам на запястье, делает надрез и, стиснув зубы, подушечкой пальца выдавливает отслеживающее устройство.

Теперь она свободна!

Со злорадством отшвырнув подальше окровавленный датчик и чувствуя, как по ладони струиться тёплая кровь, пошатываясь, ликуя идёт к выходу. Так вот что чувствуют те, кто избавился от круглосуточного надзора Совета! Она уже тянется к ручке, когда створка ворот внезапно распахивается перед ней, обдувая невероятно горячим воздухом Пекла, а в глаза ударяет яркий солнечный свет.

— Харон! — с облегчением выдыхает Тилия, почти вываливаясь наружу.

Стоит только старику увидеть, в каком она состоянии, его заторможенность куда-то пропадает, и она видит настоящего гоминида: озлобленного, стремительного, несмотря на прожитые годы, мятежного. Он, не издав ни звука, хватает её за здоровую руку, яростно захлопывая за ней дверь и не медля ни секунды, подпирает своей развалюхой-тележкой огромную задвижку. Как раз вовремя. С противоположной стороны тут же начинают доноситься яростные удары: милитарийцы, наконец, добрались до Топки и поняли, что упустили беглянку.

Пока старик тащит её подальше от ворот, толпа напирает со всех сторон. Гоминиды шумят, кричат, гремят посудой, хватают её за окровавленную руку, причиняя боль. «Они меня растерзают!» — в ужасе думает Тилия, из последних сил уворачиваясь от тянущихся к ней сотен грязных рук. О том, чтобы пробраться сквозь это скопище облучённых, не может быть и речи — они окружили её плотным кольцом. Сегодня День Омовения и, наверное, половина Пекла стянулась к опоясывающей Башню площади и примыкающему к ней Блошиному рынку.

В какой-то момент, ей кажется, что впереди мелькает знакомая лысая макушка, и Тилия ловит себя на мысли, что глазами ищет знакомое лицо, но тут же одёргивает себя: прошло уже слишком много времени — Рука не выбралась. В Пекле каждая десятая гоминидка похожа на её однорукую подругу: безволосые, тощие, воинствующие.

Когда железная дверь, наконец, сдаётся под натиском милитарийцев, её уже не достать. Толпа, словно полноводная река, несёт её прочь от ворот Башни и Тилия вздыхает от облегчения, немного расслабляя напряжённые плечи. Ещё немного, и она сможет ускользнуть от карателей, а там останется только добраться до дома целительницы и переждать. А чем заняться в свободное время, она придумает: приведёт себя в порядок, смоет вонь мусоросборника, обработает руку, которая горит, словно её опустили в чан с кипятком.

Когда площадь, наконец, остаётся позади, она чувствует облегчение: только теперь понимает, что значит быть на волоске от провала и вдруг снова стать свободной. Тилия дарит вымученную улыбку хмурому Харону, который как заведённый продолжает тащить её за руку, когда до её слуха долетает первый душераздирающий крик. Крик боли и ужаса.

«Так же кричал Като там, на барьере!» — замирает она, чувствуя, как волосы на затылке встают дыбом, а внутри всё стынет. Когда со стороны площади доноситься ещё один возглас, а следом ещё, Тилия медленно поворачивает голову. С возрастающим ужасом она наблюдает за тем, как милитарийцы, орудуя дубинками-электрошокером, прокладывают себе путь сквозь толпу. Теперь их уже не шестеро, как было ещё недавно, а целая армия и все они вооружены.

Прекрасно понимая, зачем они здесь, и кто им действительно нужен, Тилия высвобождает руку из морщинистой, сухой ладони Харона и не задумываясь поворачивает обратно.

Всего две недели прошло, как она, попав в немилость, точно так же шла сквозь толпу. Только то были её сверстники, с которыми она прожила бок о бок целый год. Они просто стояли и молча наблюдали, пока она, трясясь от страха, покидала комнату подготовки.

И вот сейчас то же самое происходило вновь. Каратели, она, а между ними толпа. С той лишь разницей, что ни один гоминид не остаётся в стороне. Получая удар током, они падают как подкошенные, но тут же на их местах появляются новые и среди них полно женщин и детей. Кто-то тянет её прочь, пытаясь увести подальше, но шокированная увиденным Тилия, словно этого не замечает. Она, тяжело дыша и прокладывая себе путь локтями, с ужасом взирает на то, что творят милитарийцы, подминая под себя каждого, кто встаёт у них на пути. На пути к ней! Слёзы начинают струиться по её лицу, когда она, прижав, раздираемую болью руку к груди, делает всё новые и новые шаги по направлению к беспощадным карателям.

— Стойте! — её слабый крик больше похожий на хрип тонет в стонах и душераздирающих воплях гоминидов, и Тилия, утерев слёзы с лица и прочистив горло, кричит снова. — Стойте! Не нужно. Пожалуйста!

Милитарийцы, услышав её окрик и, наконец, разглядев свою цель среди скопища облучённых, только ожесточённее начинают орудовать дубинкой. Больше не раздумывая, Тилия уже почти бежит, чувствуя, как грязные пальцы облучённых касаются её рук, лица, волос. Кто-то снова тянет её назад и, повернув голову, видит встревоженное лицо немого старика. Харон что-то мычит, указывая пальцев в противоположную сторону, но она лишь выставляет вперёд руку и проводит ею перед собой. На языке жестов это означает «нет».

Как она может сбежать, когда вокруг творится такое? Как она сможет после этого смотреть в глаза изгнаннику, целительнице или той же Море? Эти люди вступились за неё, доказав, что они куда лучше тех, кто населяет Башню. Да они облучённые, да у них полно изъянов, но они такие же люди, и она не позволит, чтобы из-за неё пострадало столько ни в чём не повинных женщин, стариков и детей.