Тригон. Изгнанная (СИ) - Дэкаэн Ольга

Когда полутёмный коридор, с одиноко-повисшей над потолком лампочкой заканчивается, Тилия оказывается в уже знакомом помещении с огромными колоннами и сиротливо стоящими в ряд кватромобилями. Именно здесь всего двумя неделями ранее она осознала, что её жизнь уже не будет прежней. Карателей вокруг не видно. Приблизившись к металлической двери, ведущей на лестницу, она с замиранием сердца вводит четырёхзначный код. Цифры, что ранее, не скрываясь, на её глазах набирал милитариец, засели в мозгу навечно. Каратель был уверен, что та, которую им поручили сопровождать, больше никогда не вернётся в стены Башни.

«Как же он ошибался!» — усмехается Тилия, когда на панели наконец загорается долгожданный зелёный индикатор и раздаётся призывный щелчок отпираемого замка. Она, прислушиваясь к тишине вокруг, всякий раз опасаясь нарваться на патруль карателей, переступает порог и тихо притворяет за собой тяжёлую дверь. Кто бы мог подумать, что спустя столько времени она снова будет ступать по этим бетонным ступеням и слушать монотонное эхо шагов. Только это будет уже не та испуганная девчонка с дрожащими коленками и взмокшими от страха ладонями. Той Тилии уже давно нет. Сейчас она другая: лекарь, боец, убийца!

На спиралью убегающей вверх лестнице ей то и дело попадаются небольшие группы людей в одинаковых серых одеждах, но с такими разными опознавательными знаками. Отсутствие всего нескольких горизонтальных полос, и ты уже копошишься на самом дне, разгребая отходы. Её обгоняет пара рабочих с четырьмя полосами на хамповых рукавах, пренебрежительно и без каких-либо извинений задев её плечами, что не удивительно, ведь на её плече красуется нашивка из шести белоснежных линий. Вот навстречу почти бегут полынщики в спецобмундировании — значит на последнем жилом уровне снова нашествие либо крыс, либо других мелких паразитов, — и Тилия, низко склонив голову и каждую секунду ожидая разоблачения, тут же жмётся к бетонной стене. Но занятые делами Башни колонисты, окинув безразличными взглядами её забинтованную руку и поношенную одежду шестого уровня, торопливо проносятся мимо. Скорее всего, все они приняли её за дочь какого-нибудь мусорщика, которая получив травму, вынуждена идти в лазарет.

И только когда она на какое-то время остаётся на лестничном пролёте совершенно одна, осознаёт, насколько напряжена. Больше всего она боится столкнуться с карателями. Их всегда было слишком много на этажах пятого уровня, где располагался лазарет. Кроме постоянной очереди за каннабис-дозой, в их обязанности входило быть в курсе причин полученных колонистами травм.

«Насилие — есть недопустимое в обществе проявление агрессии», — так говорилось в тринадцатом эдикте. Но не только это интересовало Совет. Ему необходимо было знать, на какой срок больной становился обузой для Нового Вавилона. После чего голосованием выносилось единогласное решение: сможет работник оставаться в Башне или станет изгоем. Второго шанса у человека не было: либо он выздоравливал и возвращался к работе, либо ночью в его дверь стучали каратели.

«Каждый должен приносить пользу», — так гласил первый эдикт Нового Вавилона.

Когда шестой уровень остаётся позади, Тилия, наконец, оказывается в Теплицах. До лазарета, где, должно быть, сейчас трудиться отец, рукой подать. Попав в это море зелени, от которого рябит в глазах, она на секунду прикрывает веки и втягивает носом такой знакомый терпкий воздух. Пахнет землёй, травами и домом. Стараясь спрятать лицо от вездесущих камер над головой, она сдёргивает с вешалки первый попавшийся белый халат, который обязан носить каждый работник Теплицы, независимо от того какую он занимает должность, распускает волосы и стараясь не привлекать к себе внимания, низко опустив голову торопливо идёт по проходам.

Сердце тревожно замирает от предчувствия. Где-то здесь возится с растениями ей мать и совсем скоро она её увидит! Бесконечные ряды с компостными грядками способны запутать любого, но только не ту, что провела среди растений всё детство. Лишь на секунду Тилия, словно споткнувшись, замирает перед стеклянной стеной, за которой лениво, перебирая короткими лапками, ползают жуки-переопылители, не в силах отвезти обескураженный взгляд от своего отражения. То существо, что сейчас смотрит на неё, мало чем напоминает её прежнюю. Сейчас её родная мать не узнает! Тронутая загаром кожа, потрескавшиеся губы, впалые щёки, выгоревшие на солнце короткие тёмные волосы и колючий взгляд. Меньше всего она сейчас напоминала жительницу Башни.

Всё ещё пребывая в шоке, она с трудом отводит глаза от своего застывшего отражения и тут же встречается взглядом с одной из работниц Теплиц. Нет никакого сомнения, что та узнала её. Тилия понимает это по округлившимся глазам и замершей в неуклюжей позе фигуре. Она изгой и скорее всего уже все, кто хоть как-то причастен к их семье, знают об этом: соседи, коллеги матери и отца. А «Долг каждого колониста — это вовремя сообщать о любых нарушениях», — как гласит эдикт номер девять. Для этого нужно всего лишь найти старшего по уровню и шепнуть пару слов, и можно начинать обратный отсчёт — каратели не заставят себя долго ждать.

— Тилия! — вдруг слышит она совсем рядом взволнованный, женский голос и резко оборачивается. В отличие от неё самой её мать внешне почти не изменилась, лишь тихая грусть и тревога закрались в её когда-то яркие, зелёные глаза. В остальном — всё та же почти прозрачная белоснежная кожа с голубыми прожилками на висках, собранные в тугой пучок тёмные волосы с первыми признаками седины, белый халат и испачканные землёй неприкрытые ничем руки. Её мать, в отличие от большинства работников Теплиц, никогда не любила носить перчатки, считая, что грубая резина только вредит нежным листьям и хрупким корням. И когда рабочий день подходил к концу, и она уставшая возвращалась в их жилой блок, под её коротко-остриженными ногтями всегда оставалась тонкая, тёмная полоска.

Под пристальным взглядом она теряется. Мысли вихрем проносятся в голове, сменяя друг друга. «Какое, должно быть, разочарование для родителя видеть, во что превратилось твоё дитя», — с горечью думает Тилия, до этого момента считавшая, что жизнь вне стен Башни лишь немного изменила её, но взглянув на себя глазами матери, тут же понимает, насколько она далека от истины. Долина уничтожила почти всё, что было прежней Тилией, оставив только оболочку, да и то сильно подпорченную.

— Привет, мам, — пытается она улыбнуться и тут же оказывается в объятьях. На глаза наворачиваются слёзы и Тилия, которая никогда не была объектом открытого проявления родительской любви, тут же прячет лицо в воротнике белоснежного халата, вдыхая родной запах. Этот порыв длится какую-то долю секунды, а в следующее мгновенье, спохватившись, словно вспомнив, где находится и кто может наблюдать за ними, её мать отстраняется.

— Уйдём отсюда, — еле слышно говорит женщина, и воровато озираясь по сторонам, торопливо ведёт Тилию за собой. Но её руку она так и не отпускает: тонкие пальцы судорожно цепляются за серый рукав её поношенного комбинезона, словно в страхе, что дочь в любую секунду может испариться. По обеим сторонам от узкого прохода многоярусных Теплиц тянутся зелёные террасы, весьма кстати скрывающие их от любопытных взглядов. На пути им то и дело попадаются тепличные работники в белых халатах, которые заслышав их торопливые шаги, отрывают свои встревоженные взгляды от генномо-растений, но, не увидев для себя ничего опасного, тут же с облегчением возвращаются к прерванному занятию. Интересно сколько времени понадобится той женщине, которой Тилия так некстати попалась на глаза, чтобы весть о её появлении дошла до милитарийцев?

— Тебе не стоило приходить сюда, — слышит она встревоженный голос матери, когда они торопливо поворачивают за угол и останавливаются около источающего зловоние мусоросборника. Уборщики явно не справлялись со своими прямыми обязанностями. Когда она была здесь в последний раз, всё выглядело куда лучше. — Они тебя найдут.

— Они? — непонимающе смотрит на женщину Тилия.