Тригон. Изгнанная (СИ) - Дэкаэн Ольга

Не теряя больше ни секунды драгоценного времени, Тилия судорожно просматривает остаток пути, на ставшей почти нечитаемой карте и стонет от бессилия. Такое ей никогда ни запомнить.

— В чём дело? — тут же настораживается Кир, наблюдая за её судорожными движениями.

— Зарядка призмы скоро сядет и тогда я уже не смогу найти дорогу наверх. Мне нужно зарисовать весь путь, — упавшим голосом отзывается она, пытаясь отыскать хоть какое-то решение и шаря глазами вокруг: вымазанная в грязи сумка, сливающаяся с темнотой накидка, пустой, кожаный мешок для воды.

«Сейчас бы клочок бумаги», — обречённо думает она, когда изгнанник молча протягивает ей свой клинок. Отшлифованный до блеска металл завораживающе поблёскивает в слабом свете угасающий призмы. И только когда он до локтя закатывает рукав своей промокшей, почерневшей от грязи рубашки, Тилия с ужасом понимает, в чём состоит его план.

— Я не буду этого делать! — отшатывается она, для надёжности пряча руки за спину.

— Хуже всё равно не будет, — безмятежно, под действием милитарийской отравы, отзывается он, продолжая с настойчивостью протягивать ей свой облегчённый нож. — Не знаю, что ты мне вколола, но боли я не чувствую, только усталость. А так хоть есть шанс.

Всей душой противясь тому, о чём он её просит, Тилия, с тревогой взглянув на почти растворившееся в темноте трёхмерное изображение тоннелей, всё же берёт в руку лёгкий клинок.

— Давай, — подбадривает Кир, видя её нерешительность.

Всё ещё не веря в то, что он смог уговорить её на такое, она, закусив губу, делает первую насечку, отчётливо понимая, что в таких условиях, даже самый незначительный порез загноиться. Будь изгнанник в нормальном состоянии, организм стал бы сопротивляться, бороться с инфекцией, но не теперь, когда его израненное тело просто рай для болезнетворных бактерий. Недаром, за всё то время, пока они скитались по тоннелям Клоаки, она так и не решилась снять повязки и проверить его спину, понимая, что сделает только хуже. Это место просто кишело паразитами, и можно было не сомневаться, что те уже давно облюбовали все открытые, и не только, участки на их телах.

Дело идёт быстрее, когда Кир решает ей помочь. Он склоняется над почти потухшим экраном сканера и абсолютно без каких-либо эмоций раз за разом повторяет, в какую сторону ей следует провести остриём лезвия. И Тилия, высунув кончик языка от усердия, сосредоточенно делает первую в своей жизни карту. И первое шрамирование! Одна ошибка, и либо они застрянут здесь навсегда, либо изгнанник прямо у неё на руках истечёт кровью.

Едва стоит закончить и прикрыть лёгкой тканью шарфа — подарок Руки, — кровоточащую рану, как экран гаснет, оставляя их в кромешной тьме. Дальше всё как во сне. Изгнанник, который чувствует себя в этих каменных коридорах, как рыба в воде, лишь изредка останавливается для того, чтобы нанести на стену очередное напоминание Руке или свериться с вырезанной на внутренней стороне предплечья картой. В сложившейся ситуации уже не до того, чтобы тащить ещё и сумку-мешок, и Тилия с сожалением оставляет её на каменном полу. Труднее всего расставаться со своим трофеем — накидкой из шкур Витилиго, но на кону их жизни.

— Мы почти на месте, — доноситься до неё слабый голос Кира, а спустя пару мгновений, над головой раздаётся скрежет металла и в лицо ударяет до боли в глазах яркий столп света. А следом и лёгкие наполняются свежестью, с жадностью вытесняя из своих недр смрадный дух Клоаки. И тут же тысячи мелких песчинок сыплются им на головы.

Не будь она такой уставшей, стала бы прыгать от радости, но вместо этого лишь ждёт, когда глаза привыкнут к свету и только после этого озирается по сторонам. Маленькое квадратное помещение с проёмом в потолке чем-то напоминает подъёмник в Башне. К на удивление чистой стене кем-то заботливо приставлена железная лестница. Скорее всего, каратели и здесь запустили свои щупальца. Странным было только то, что они оставили люк не запертым.

— Они погибнут, если выберутся наружу, — тут же отвечает Кир на её высказанный вслух вопрос, имея в виду шептунов. — Судя по их коже и слепоте, они, скорее всего, никогда не видели солнечного света.

— Они слепые? — сражённая таким открытием, смотрит она на своего спутника.

— Да, но, как ты могла убедиться, у них отличный слух.

— Если всё так, как ты говоришь, и они боятся света, тогда откуда здесь это? — кивком головы указывает она на испещрённые длинными бороздками стены у самой границы люка. — Словно кто-то пытался выбраться.

— Или наоборот сопротивлялся тому, чтобы оказаться снаружи, — задумчиво отзывается Кир, после чего превозмогая боль, карабкается по лестнице, оставляя её в недоумении пялиться на исцарапанные стены, следы на которых Тилии вдруг кажутся смутно знакомыми. Но вот вспомнить, где она уже видела такое раньше, совершенно нет сил.

Стоит только, цепляясь за протянутую руку, преодолеть ступени и выбраться наружу, ветер и зной обрушивается на Тилию с мощью многотонного грузовика. Отряхивая с покрытых грязью ладоней налипший песок, и пытаясь справиться с непослушными короткими прядями, подхваченными стихией, она торопливо озирается по сторонам.

До окраины Пекла не так уж далеко, на милитарийском кватромобиле минут пять не больше, а там и до Башни, которая словно огромная свеча возвышается в центре разросшегося города гоминидов, готовая вот-вот проткнуть своим шпилем хмурое, низкое небо, рукой подать. И всё это выглядит настолько непривычно, что в первый момент обескураженная Тилия не может понять, в чём дело.

— Песчаная буря! — стараясь перекричать шум ветра, изгнанник с грохотом опускает тяжёлую крышку люка. При свете дня выглядит он просто ужасно! Ветер треплет его потемневшую от грязи одежду и играет в спутанных волосах. Повязка на руке, которую она наложила, чтобы остановить кровотечение, буро-серая от сточных вод. И только глаза на общем тёмно-сером фоне, словно две серебристые льдинки. Лишь на долю секунды они встречаются взглядами, но и этого Тилии хватает, чтобы понять — Кир всё ещё под действием милитарийского зелья.

Повернувшись к ней в пол оборота, он с отрешённым видом взирает на то, что с нарастающим гулом движется на них гигантским облаком пыли и песка, грозясь поглотить под собой всё живое. Стоит только Тилии оценить масштаб разбушевавшейся стихии, как внутри всё обрывается: преодолев все препятствия и сумев выжить, они вот-вот будут вынуждены столкнуться со стихией, которая просто сотрёт их с лица земли.

Всего однажды она была свидетелем того, как песчаная буря гораздо меньших размеров, чем та, которую она видит сейчас, за считанные минуты накрыла город. Ветер несколько часов с яростью швырял песок в толстые стёкла Башни, погрузив город в непроглядную тьму. Но больше всего запомнились его протяжные стоны, от которых негде было укрыться. Они сводили с ума! И тринадцатилетняя Тилия, укрывшись под одеялом, прихватив с собой фонарик, и закрыв уши руками, пыталась отвлечься за чтением.

К моменту, когда буря утихла, всё, что она оставила после себя — это горы песка, почти похоронившие под собой наружный город. И если в Пекле гоминиды сами были вынуждены справляться с этой напастью, разгребая завалы и вычищая свои жилища от песка, то для рабочих с четвёртого уровня — это время становилось самым опасным. Им с риском для жизни приходилось забираться на стены города-небоскрёба и вручную открывать, и закрывать заслонки гигантских вентиляторов, что гоняли воздух по коридорам Башни…

Пока они медленно двигаются по направлению к Пеклу, ветер то и дело с силой швыряет им в спины колючий песок, но вера в то, что ещё немного, и Тилия, наконец, окажется дома, придаёт сил бороться с болью и усталостью. И когда израненное, больше не одурманенное милитарийской отравой, тело изгнанника снова перестаёт слушаться, и он то и дело начинает спотыкаться, она подставляет ему своё плечо.

Окраина Пекла маячит уже совсем близко и до наружного города остаётся не больше стадия — Тилия уже видит покосившиеся, готовые вот-вот развалиться лачуги — когда за жёлтой пеленой песка мелькает огромная тень. Она едва сдерживается, чтобы не закричать от бессилия. Преодолеть такой путь, быть настолько близко к цели и снова попасть в лапы милитарийцам!