Тригон. Изгнанная (СИ) - Дэкаэн Ольга

— Значит, ты думал, что я могу быть той самой? — меняет она неприятную для себя тему. — А если бы и здесь вышла осечка?

— Ну не вышла же? — усмехается её собеседник. — Как только ты зарядила мне в нос и перебралась через барьер, я понял, что это про тебя мне говорила Амораи.

— И ты ждал четыре года!

— Оно того стоило! Я отомстил за смерть отца.

— А не проще ли было сразу рассказать мне?

— Если ты помнишь, мы с тобой не ладили, — приподняв свою золотистую бровь, напоминает Кир.

— Допустим, — соглашается с ним Тилия, и вспоминает кое-что ещё. — А на озере, почему ты не сказал Руке о том, что один из карателей был мне знаком?

— А что бы это изменило?

— Ну, она бы точно не обрадовалась моему родству с милитарийцем.

— Зря ты так думаешь. Более преданного человека я ещё не встречал. И если ты забыла, мой отец тоже был карателем, — напоминает ей Кир и кивком головы указывает на выглядывающий из ворота её рубашки реликварий. — Эта штука… Это что-то вроде оберега?

Тилия кивает и поясняет:

— Считается, что потерявший свой оберег обречён на смерть. Может, поэтому вы наносите их на свои тела, откуда их уже невозможно удалит.

— Тотем помогает найти нам истинный путь в жизни. В этом проявляется мудрость наших предков.

И только поймав на себе пристальный взгляд Кира, Тилия, наконец, понимает, что на самом деле произошло в день их знакомства на барьере. Она сама себе всё придумала! Изгнанник, который сейчас сидит напротив и так волнующе смотрит на неё, ни разу не пытался её убить. Он просто хотел оттащить её от смертельно-опасной черты, прекрасно осознавая, что ожидает любого, кто приблизиться к ней слишком близко. Он ведь не знал, что она пришла к барьеру, чтобы проверить свою гипотезу насчёт капсулы с ядом. Для него она была новенькой, сброшенной в Яму. Но в первую очередь — неженкой из Термитника, которая могла оказаться той, кого нарекла ему в проводники Амораи.

Её словно бьют под дых, когда Тилия, наконец, понимает, что в какой-то момент стала не безразлична гоминиду. Но хуже всего то, что в этот самый момент она чувствовала себя почти счастливой.

Глава 25

Запах стоит отвратительный и Тилия из последних сил сдерживается, чтобы не чихнуть, а ещё лучше: бросить эту затею и сбежать. Но она помнит негласное наставление худосочного старика-гоминида — приложенный к губам искривлённый морщинистый палец. Она должна вести себя тихо, ведь она мертва.

Этого дряхлого старика из клана Силентов Мора представила, как Харон и в Новом Вавилоне у него была, пожалуй, самая важная работа. На своей скрипучей, шестиколёсной развалюхе-тележке он перевозил мёртвых. Его рабочий день начинался ещё до восхода солнца, когда к нему прибегал посланник с известием об очередном мертвяке в одной их рас, после чего он выкатывал свою видавшую виды тележку и, шаркая ногами, медленно брёл по улице. И судя по тому, с какой скоростью он передвигался: до нужного ему места он добирался часами. Хотя кому до этого было дело? Мёртвым точно уже было всё равно. А на границе, отделяющей владения одной расы от другого, Харона ждали те, кому было поручено проводить его и проследить, чтобы со стариком сполна рассчитались. Брал Харон за свои услуги, всё что угодно: начиная от коробка с парафиновыми спичками, когда-то выменянными у башенцев, до поношенных ботинок или драного комплекта одежды. Но в приоритете всегда оставалась еда.

Всё это Тилия узнала от Моры, пока они, скрываемые предрассветными сумерками, незаметно пробирались к ветхой лачуге одинокого старика. Рыжеволосая появилась в доме целительницы ещё затемно, прервав их с Киром разговор. Сверкнув своими синими глазами, она небрежно бросила Тилии серый хамповый свёрток и подранный плащ, который оказался ей великоват, и приказала следовать за ней.

И вот спустя примерно час Тилия, с головой укрытая старым, вонючим тряпьём, свернувшись калачиком на жёстком дне тележки, старается дышать через раз, пока старик, что-то мыча себе под нос, медленно катит её вперёд.

Сквозь узкую щель, которую она предусмотрительно оставила себе для подачи свежего воздуха, отлично видно, как в какой-то момент небо на востоке заиграло тёплыми красками. И вот сонный, наружный город постепенно начинает оживать. Гоминиды один за другим выбираются из своих хлипких лачуг, дружелюбно приветствуя соседей и гремя железной посудой — сегодня День Омовения, — но завидев угрюмого перевозчика мертвяков, тут же трижды сплёвывают через левое плечо и, побросав все дела, спешат прочь. Харона бояться в Пекле ничуть не меньше карателей.

Стоит только Тилии вспомнить о милитарийцах, как её тут же начинает бить дрожь. Ещё немного и ей самой придётся столкнуться с ними нос к носу и, если старик не сделает всё как нужно, это будет последним, что она увидит в жизни. Те каратели во время бури появились не случайно, они как-то прознали, что на окраине появились двое чужаков, поэтому-то и отправились проверить.

«А теперь они мертвы», — напоминает себе Тилия, поудобнее устраивая всё ещё побаливающую руку и чувствуя себя, словно в кандалах, в знакомой с детства одежде, в которую её заставила переодеться Мора. Бабушка Галии сотворила с её телом чудеса! Опухоль на лице прошла, так же, как почти исчезла и шишка на голове. Хуже дело обстояло с её правой рукой. Целительницу, после их последнего разговора в той комнатушке она больше не видела, но Мора категорически запретила снимать повязку, объяснив это тем, что она может быть не готова к тому, что увидит. Зря рыжеволосая так сказала! Теперь первым делом она избавиться от дурацких бинтов и удостовериться, что с рукой более или менее всё в порядке.

Но сначала нужно закончить то, что она уже давно собиралась сделать. А именно, с помощью старика Харона, попасть в Башню. То, что он единственный гоминид в Пекле, которому дозволялось беспрепятственно бывать на территории, где жили колонисты, объяснялось тем, что никто из башенцев не хотел бродить по наружному городу в поисках очередного мертвяка. Даже мусорщики чурались этой работы, и в итоге каратели решили привлечь к этому делу Силента: немого, который, как они думали, не сможет разболтать лишнего. Милитарийцы и Совет были настолько уверенны, что живущие в Пекле гоминиды безвольны и глупы, а потому неопасны, что не замечали главного. Облучённые были умны, хитры и мечтали только об одном — жить не хуже людей!

Когда тележку, наконец, перестаёт трясти, Тилия с облегчением понимает, что они только что въехали на бетонный пол самого нижнего, седьмого уровня. Без проблем преодолев пункт пропусков, старый Харон, как ни в чём не бывало, продолжал мычать что-то себе под нос, неторопливо толкая свой тоскливо-поскрипывающий обоз. Впервые увидев этим утром этого немощного, сгорбленного старика, Тилия засомневалась, а сможет ли он провести её в Башню, но вслух выражать свои опасения не стала. Кто она такая, чтобы сомневаться в этом немом гоминиде, согласившемся помочь. Или сомневаться в целительнице, спасшей ей жизнь.

Стоит только почувствовать, что они больше не двигаются, а Харон не напевает свою заунывную мелодию, Тилия затаив дыхание ждёт, что вот сейчас её выволокут на свет грозные милитарийцы и пройдутся по ней кевларовой дубинкой. Но прислушавшись, понимает, что вокруг всё по-прежнему спокойно, а в следующую секунду морщинистая рука разгребает грязные тряпки и она, наконец, получает долгожданную свободу.

Не теряя времени выбирается из своего временного убежища, и впервые оказавшись в Зале Топки, с опаской озирается по сторонам. Хотя она никогда не опускалась до седьмого уровня, Тилия была наслышана об огромных кремационных печах, которые в самого утра и до позднего вечера, выполняли возложенную на них миссию, выбрасывая в воздух клубы смердящего дыма и серый, словно грязный снег пепел, со временем оседающий на плоских крышах наружного города.

Тилия настолько заворожена зрелищем того, как из нутра единственной в этот ранний час рабочей печи с жутким воем вырываются оранжевые языки пламени, словно живое дышащее существо, требующее новой жертвы, что вздрагивает, когда её касается дряхлая рука старика. Мыча и указывая скрюченным пальцем куда-то вглубь, освещённого лишь отблеском огня, помещения, Харон манит её за собой. По пути им то и дело попадаются ровные ряды узких, металлических столов с инструментами: кусачками, топорами, молотками, ножами, — и Тилия всякий раз отводит взгляд, стараясь не думать об их предназначении. Старик Харон толкает почти невидимую дверь и, шаркая ногами, отступает назад, и она с опозданием понимает, что дальше сама по себе.