Восставая из рабства. История свободы, рассказанная бывшим рабом - Букер Т. Вашингтон

клубов цветных женщин Юга и председателем исполнительного комитета Национальной федерации клубов цветных женщин.

Порша, старшая из моих троих детей, научилась шить одежду. Кроме того, у нее прекрасные способности к инструментальной музыке. Учась в Таскиги, она уже начала преподавать в нашем колледже.

Букер Тальяферро – мой старший сын. Он еще слишком молод, но уже почти освоил профессию каменщика. Букер начал интересоваться этим ремеслом, когда был еще совсем маленьким. В школьные годы сразу после занятий он бежал на уроки профессиональной подготовки. По его словам, он собирается стать архитектором и каменщиком. Одно из самых приятных писем, которые я когда-либо получал, пришло мне от Букера прошлым летом. Уезжая, я сказал ему, что он должен работать по специальности половину каждого дня, а вторую половину использовать по своему усмотрению. После моего двухнедельного отсутствия я получил от него письмо следующего содержания:

Таскиги, Алабама

Дорогой папа!

Перед отъездом ты сказал, чтобы я половину каждого дня работал. Мне так нравится мое занятие, что я хочу посвящать ему весь день. Кроме того, мне хочется заработать как можно больше денег, чтобы к моменту поступления в другое учебное заведение у меня были деньги на расходы.

Твой сын Букер

Мой младший ребенок, Эрнест Дэвидсон Вашингтон, собирается стать врачом. После занятий он читает специальную литературу и занимается ручным трудом. Каждый день он заходит в офис нашего приглашенного врача и уже научился выполнять некоторые простые медицинские процедуры.

Больше всего в своей жизни я сожалею о том, что моя работа и общественная деятельность отнимают слишком много времени, которое я мог бы проводить с семьей. Именно здесь, в кругу близких, мне хочется быть постоянно. Я завидую тем, кто сумел так организовать свою жизнь, чтобы приходить сразу после работы домой и проводить все вечера с родными. Полагаю, большинство людей, чья жизнь устроена подобным образом, не ценят своего счастья. А ведь это дарует столько душевных сил! Когда ты можешь себе позволить на время скрыться от взглядов толпы и бесконечной череды рукопожатий, пусть даже на короткое время, ты чувствуешь себя невероятно счастливым.

Еще одна вещь в Таскиги, от которой я получаю огромное удовольствие, – это встречи с нашими студентами, преподавателями и их семьями в часовне. Каждый вечер в половине восьмого, прежде чем отойти ко сну, мы собираемся в церкви, чтобы поблагодарить Бога за прошедший день. Когда ты стоишь на сцене у алтаря и видишь перед собой одиннадцать или двенадцать сотен пар горящих восхищением глаз, это действительно вдохновляет. В такие моменты я чувствую гордость за то, что мне выпала честь вести всех этих людей к другой, более полезной и достойной жизни.

Весной 1899 года произошло то, что я могу назвать одним из самых больших сюрпризов в моей жизни. Несколько добрых дам в Бостоне организовали благотворительный вечер в поддержку Таскиги. Мероприятие должно было состояться в театре на Холлис-стрит. На собрании присутствовали лучшие люди города. Председательствовал епископ Лоренс. Помимо моего выступления, мистер Пол Лоренс Данбар[158] прочитал свои стихи, а доктор Уильям Дюбуа[159] – свое эссе на общественно значимую тему.

Некоторые из тех, кто присутствовал на этом собрании, заметили, что я выглядел необычайно уставшим. Через какое-то время после окончания торжественной части одна из дам-организаторов как бы невзначай поинтересовалась, бывал ли я когда-нибудь в Европе. Я ответил, что никогда. Она спросила меня, думал ли я когда-нибудь о такой поездке. И я сказал, что нет. Мне всегда казалось, что столь дальние путешествия совершают люди совсем иного достатка. Этот разговор вскоре вылетел у меня из головы, но через несколько дней мне сообщили, что друзья в Бостоне, включая мистера Фрэнсиса Гаррисона, собрали сумму, достаточную для оплаты всех расходов миссис Вашингтон и меня во время трех-четырехмесячной поездки в Европу. В конце письма стояла приписка: «Вы должны поехать, мистер Вашингтон». За год до этого мистер Гаррисон пытался уговорить меня отправиться в Европу на летний отдых. Он обещал, что будет отвечать за сбор денег для оплаты всех расходов. В то время такое путешествие казалось настолько невероятным и дорогим, что я не придал этому разговору значения. Однако когда мои бостонские друзья развили бурную деятельность по сбору средств, мистер Гаррисон не только внес значительную сумму, но и принялся активно помогать в организации поездки, разметил маршрут и даже выбрал пароход, на котором мы должны были отплыть в Европу. Все это было очень неожиданно.

Я был совершенно выбит из колеи, так как в течение восемнадцати лет непрерывно работал в Таскиги и никогда не думал, что смогу себе позволить на несколько месяцев уехать отдыхать в Европу. Колледж в те дни вновь стал испытывать серьезные финансовые трудности. С каждым днем мне все сильнее начинало казаться, что он не сможет долго продержаться на плаву без моих выступлений, которые вносили значительный вклад в формирование бюджета. Мои друзья из Бостона узнали о сомнениях, которые не давали мне покоя в последние дни, еще до того, как я успел о них поведать. Набравшись смелости, я уже собирался сказать одной бостонской даме, что, скорее всего, не смогу покинуть колледж на столь значительный срок. Однако она опередила меня, сообщив, что Генри Хиггинсон и некоторые другие мои друзья, которые предпочли не быть упомянутыми здесь, собирают деньги для того, чтобы колледж мог работать в период моего отсутствия. В этот момент я сдался. Я вынужден был это сделать. Все пути к отступлению были закрыты.

В глубине души все это казалось мне скорее сном, чем реальностью. Долгое время мне было трудно заставить себя поверить в то, что я действительно еду в Европу. Я родился и вырос в глубинах рабства, невежества и нищеты. В детстве я страдал из-за отсутствия кровати, недостатка пищи, одежды и крыши над головой. Я не мог себе позволить роскошь есть за столом до тех пор, пока не стал взрослым. Достаток всегда казался мне чем-то, предназначенным для белых людей, а не для моей расы. Я всегда относился к Европе – Лондону, Парижу – как к райским кущам. Разве возможно, что теперь я действительно еду туда? Подобные размышления не давали мне покоя.

В те дни меня также беспокоила мысль о том, как другие темнокожие воспримут новость о том, что мы с миссис Вашингтон едем Европу. С детства я помнил, что