В этой истории не будет злодея, и человек есть закон - Дарья Милл

вздохнул, пытаясь удержать себя от того, чтобы посмотреть на Хён Сока. После всего он заслуживал хоть минуту покоя, но наедине с ним оставаться спокойным казалось невозможным. — Не подумал, тогда мне было всё равно на любое возможное будущее. Я просто увидел Лин. И всё.

— Ты спас её, хоть и не считаешь своей подругой.

— И что с того? Какое тебе до этого дело? Да и в любом случае, это не отменяет тот факт, что я могу любить её. — Пальцы Хён Сока на руле странно дёрнулись, и Эндрю это заметил. — Как сестру, само собой. И не смотри на меня так. Мы с ней знакомы не первый год. Хоть она и препирается со мной, у нас много общего. Мне приходилось думать об этом в последнее время. Лин всегда была заботливой и милой, хоть и старается это скрыть. Знаешь, как она боролась за твои вещи в больнице пару месяцев назад? Конечно же ты не знаешь об этом, у меня не было повода сказать тебе. Но вот я говорю. Лин часто язвит, не в серьёз оскорбляет меня и, наверное, искренне смеётся над моими шутками. Ты мог этого и не слышать, потому что всякий раз в таких случаях мы с ней были наедине точно так же, как и сегодня. Она излила мне душу за сценой. Я верю в её честность. Мы поговорили, и Лин поцеловала меня. Я бы сказал, что это было трогательно, но сам понимаешь, что происходило вокруг. Она испугалась, разнервничалась и повисла на моей шее. Я кое-как вернул твою сестру обратно в руки Гефесту. Знаю, ты просил его присмотреть за братом её бывшего разок, но они все явно увлеклись. У них там что-то вроде кружка по интересам, понимаешь? Гефест сам мне всё рассказал. Тот парень нанял его сиделкой за сущие гроши, а Гефест согласился просто потому, что заниматься в их доме ему куда удобнее, чем в кафе или коворкинге. Мальчик уже большой и совсем не отвлекает его, Гефест занимается с ним по полчаса, а всё остальное время посвящает себе любимому. Порой я вспоминаю об этом и мечтаю уволиться. От должности подполковника мне уже тошно. О самом себе я давно не помню.

Хён Сок слушал, но не слышал. Эндрю не мог остановиться, продолжая всё больше и больше вдаваться в подробности, которые не позволяла ситуация. Его голос часто подрагивал, то опускаясь до едва различимого шёпота, то звеня резкими вскриками. Он явно был не в себе, но Хён Сок понимал его, а потому и не думал перебивать. Да и все его мысли были совершенно о другом. Разумом он остался ещё до рассказа об утешительном поцелуе.

На самом же деле Хён Сок ничего не имел против любых отношений между Лин и Эндрю, но только не таких. Один лишь он мог быть её братом. Хён Сок должен был первым сказать в слух о том, что любит и ценит Лин, но с момента смерти мамы он, казалось, совсем позабыл, как должно звучать это непростое признание. В роду Квонов Бао была единственной, кто позволял себе такого рода исповеди. Хён Соку уже давно не помешало бы покаяться перед сестрой.

Его сердце кольнуло от осознания, что в Эндрю он заметил конкурента. Лин заслуживала лучшего брата, и Хён Сок всё пытался им стать, но задача эта была не из лёгких. Сестра всегда была его семьёй, и, если кто-то вдруг станет ему соперником, Хён Сок просто не выдержит борьбы. Он уже заведомо проиграл. Слова Эндрю стали очередным поводом для скорейшего вымаливания прощения у Лин.

— Почему ты всё ещё злишься на меня? — когда Эндрю остановился, чтобы перевести дух, Хён Сок поспешил вставить вопрос. Пока он не избегал его, ему было необходимо узнать, как искупить свою вину.

— Потому что мне нужна причина для беспокойства. — Эндрю ответил и вдруг сам перестал осознавать, почему поступился со своими принципами. Ещё в Свароге он решил, что не будет оправдываться, но с Хён Соком это оказалось ему непосильным. Эндрю хотелось объяснить ему всего себя, но от мыслей этих что-то в груди начинало истошно выть. — Ты не поймёшь, если я скажу, что мне так проще, но это правда. Я чувствую, что внутри меня что-то не так, но у этого нет совершенно никаких оснований. И ведь ты загнал меня в эту ситуацию. Ты всегда у меня под рукой, и это всё время доводит меня, но так я хоть знаю, что виной всему не я. Легче думать, что виноват ты. Я хочу, чтобы это было твоих рук дело, ведь ты всегда знаешь, что делаешь. Ты знаешь свою работу.

В сознании занозой застряла трясущейся рукой напечатанная фраза. «Вини себя в моей смерти». Письмо Алека вновь встало перед глазами. Думал ли он о том, что Хён Сок поступает правильно? Даже в том случае, если Александр никогда не озвучивал этой мысли, она была истинной. Все и каждый хотели надеяться, что кто-то всё контролирует. Подполковник Квон был у них на виду, и именно потому пал жертвой чрезмерно завышенных ожиданий.

— Когда между нами всё вернётся в норму?

— То есть все эти годы для тебя были нормальными? Твоё пренебрежение, вечное отсутствие в нашей дружбе, да ты же всё время думал только о себе! Ты и не представляешь, как мне это надоело. Пусть лучше не останется ничего, чем всё будет так, как прежде. Хочешь признавай, хочешь нет, но мы оба давно повзрослели, и было бы странно, если бы всё сохранилось в самом первозданном из возможных видов. Всё-таки, мы не твоя любимая Кэсси. Вот уж кто точно ни на йоту не изменился со времён средней школы. И можешь не соглашаться со мной, я и без того знаю, что прав. Такие, как она, с детства остаются собой, потому что им повезло родиться хорошими людьми. Такие, как мы, должны всю жизнь рвать на себе волосы, чтобы стать хоть на сотую долю лучше.

Он остановился, потянув время для ответа Хён Сока, но тот больше не осмеливался заговорить. Ему нечего было возразить. Глаза Эндрю забегали по его лицу, с каждой минутой всё чаще останавливаясь на губах. Хён Сок мог лишь предположить то, что он ждал от него новых действий. Он должен был сделать то, чего раньше с ними ещё не случалось. То, чего они оба так долго ждали. Но Хён Сок не продолжил разговор. Эндрю пытался терпеть изнуряющую