В этой истории не будет злодея, и человек есть закон - Дарья Милл

как был глупцом, так им и остался. Даже теперь он не понимал, что ему нужно лишь сказать о том, что он будет любить её независимо от роли в обществе. Хён Сок должен был просто открыть рот и произнести несколько целительных для них обоих слов, но губы его были поджаты, а язык совсем онемел. Ему стоило бы признаться Лин, что это он, сколько себя помнил, каждое утро заплетал её чёрные волосы, часами помогал ей с домашним заданием и встречал после школьных кружков. Она бы поверила ему, ведь и сама глубоко в душе чувствовала, что мама Бао не была идеальной. Но Хён Сок не мог подтверждать те догадки, что разрушили бы и без того несчастное детство. Это был единственный поступок, который он позволял себе в качестве её старшего брата. Хён Сок сохранял её детские воспоминания в прежнем виде.

— Ты всё понял? Не смей от меня отворачиваться, потому что второго шага я уже не сделаю.

— Не знал, что тебе такое нравится. — Хён Сок и хотел бы казаться ей настолько заинтересованным, каким Лин желала его видеть, но все силы его уходили на то, чтобы в собственной груди душить всех демонов семейства Квонов. Лин не должна была к ним прикоснуться.

— Ты кроме фамилии вообще ничего обо мне не знаешь. Да ты бы и не вспомнил даже цвет моих глаз, если бы мама не передала нам один на двоих. — Острый язык Лин порывался высказать ему ещё большее недовольство, но известным ей единственной принуждением она сумела удержать его при себе. Они оба многое недоговаривали. Они оба не желали ранить друг друга и от того лишь калечились сами. — Я отправлю эту статью Кэсси и попрошу опубликовать. Она не откажет.

— Но зачем тебе это?

— Да затем, что… — у неё вдруг перехватило дыхание. Сердце забилось быстрее, а кровь прилила к лицу ещё больше. Если и эти её слова пропадут так до него и не добравшись, то она проиграет. Этот последний бой решал исход всей войны. Лин говорила как можно быстрее, потому что надеялась, что все её муки кончатся вместе с этим бесконечно тяжёлым разговором. — Я не знаю, Хён Сок. Я не могу забыть того, что ты делал в детстве, но всё равно люблю тебя больше, чем наших маму и отца.

Каждое её новое заявление било по нему всё больнее. Чувства Лин никак не могли обелить его надежды на то, что сестра его ненавидит. Ведь если бы она презирала его по-настоящему, всё идолопоклонничество Хён Сока было оправданным. Он всегда думал, что из-за отца ему привычней любить тех, кто считает его врагом. Но вдруг отношение Лин заставило мир выглядеть иначе. Ему не нужно было заслуживать её признания, ведь она и без того ценила то, что он для неё делал. Она уважала его как Квон Хён Сока.

— Я тоже люблю тебя, Лин.

— И ещё сейчас я в ту статью внесла правки. — Она поторопилась его перебить. От вмиг прошедшей решимости осталась одна лишь неловкость. Лин была готова высказаться сама, но не услышать его раскаяние. — Если опубликовать её, то все узнают правду! А вся правда в том, что мой брат чёртов герой.

— Но ведь ты сама так не считаешь. Ты говорила мне…

— Да мало ли что я говорила! — Лин вновь прервала его. — Меньше слушай меня и больше смотри за тем, что я делаю. А я поехала за тобой в третий Округ, от волнения едва не поседела как фолк у твоей больничной койки, написала статью о тебе и приготовила твой любимый ужин.

Она замолчала, скрестила на груди руки и уставилась на брата. Хён Сок подумал, что Лин дожидается его ответа, и уже было собрался выбрать из сотни-другой нужные для неё слова благодарности, но так Лин лишь самой себе дала время на то, чтобы поставить точку. Она судорожно вздохнула, в замок сцепила пальцы и опустила руки. Пришёл конец последней сцены. Ложную веру разрушило священное откровение.

— Я никогда не любила отца потому, что просто не была с ним знакома. Знаешь, каждый раз, как пытаюсь вспомнить его, в голову совсем ничего не приходит. Может быть, никакого Му Хёна и не существовало вовсе. Но если он когда и принадлежал этому миру, то мне кажется, что у него было твоё лицо. Такое же гладковыбритое и беспристрастное, словно бы единственное, для чего он ест и спит, это чтобы смерть не помешала выполнению его воображаемого долга. И я знаю, что однажды ты умрёшь за свое дело и мне тебя не отговорить. Когда бы это ни случилось, я не буду к этому готова. Я не смирюсь и никогда не прощу тебя за то, что между жизнью и смертью ты выбрал ни то, ни другое. Ты вечно сидишь на границе и ждёшь, пока тебя не столкнут на одну из сторон. Я надеюсь лишь, что ты выберешь наконец начать жить. Если же нет, то ты исчезнешь точно так же, как и наш отец. Потому что так Хён Сока никогда бы не было, заместо него навсегда бы остался подполковник Квон.

— Кэсси сказала, что лишь половина моего имени досталась мне от Му Хёна. — Хён Сок наконец знал, что следует сказать. Несчастное прошлое никак не определяло всего его будущего.

— Значит, так и есть. Ведь Кэсси всегда права.

И тут Лин улыбнулась. Смахнула слёзы, спрятала чёрные волосы за уши и улыбнулась. Хён Сок не смог сдержать удивления, встал с постели и замер, а губы Лин продолжали растягиваться в улыбке. Он не помнил ясно, как выглядело её радостное лицо в детстве, но на нём точно никогда не было этих ямочек и смеющихся глаз. В двадцать один счастье с ней случилось впервые, и она уже знала, как будет с ним обращаться. Рядом с ней наконец оказался её брат Квон Хён Сок.

Из заметок о пропавшей Эмили Брамс. День, когда первый человек окрасил снег в красный

— Почему у тебя нет снаряжения? Разве ты не археолог? — Эмили пыталась сама справляться с сугробами, но помощь Кари оказалась ей просто-напросто необходимой. Он то и дело выхватывал её из цепких лап заснеженных земель Вайнкулы. — Я думала, ты здесь ради исследования.

— И да, и нет. В этот раз я был на базе по другой причине.

Тянущиеся к небу гигантского рода деревья отлично справлялись со своей задачей — предоставляли леса и безветренные поля