В этой истории не будет злодея, и человек есть закон - Дарья Милл

ветер, но его вентиляция не выходила на Сан-Себастьяна. Лишь звуки с улицы теперь разливались по квартире. Когда пришла Лин, она помогла брату убрать стекло с пола и на первое время заклеить окно картоном. В семействе Квонов всегда так делали — скрывали бреши, а не старались от них избавиться.

Хён Сок был в тупике. Вина успела поглотить его сердце и добралась до лёгких. Она заполняла их, царапалась и извивалась, пытаясь пробраться к горлу и издать первый крик. Стоило ему пройти дальше положенного, как Хён Сок вновь его проглатывал. Он не оставлял греху и шанса, но он уже взял своё. Слова Алека сработали. Хён Сок готов был убиться, лишь бы избавиться от того чувства, что он ему навязал. На Вайнкуле царило беззаконие, и Хён Сок сам был тому прямым доказательством. Он с обрыва скинул дрожащее тело Александра, вовремя не пресёк убийцу Ики, не успел продвинуть закон о заслуженных рабочих местах для фолков до того, как его лишили полномочий подполковника.

И самое ужасное в том, что лишь одно из этих его преступлений было причиной всех решений. От этого нельзя было отказаться. Он слишком задержался с законом. Опоздал всего на несколько месяцев. Так Квон Хён Сок подвёл фолков, и теперь каждый сможет в этом убедиться. Сегодня он совершил главную свою ошибку. Даже с такой простой вещью он не справился. По собственной глупости Хён Сок не избавился от бумаги, которой и убил Александра. Что-то в душе его решило сохранить последнюю память о том зле, что он совершил. Квон Хён Сок всю жизнь окружал себя результатами своих промахов. Всё это были его чёрные трофеи.

В комнате Хён Сока было темно и холодно, словно в склепе. Он не написал Кэсси, потому что точно знал, что она его поддержит. Но Хён Сок этого не заслуживал. Пришло время расплачиваться за старые ошибки. У него их было много, и самый главный его долг уж с полчаса пытался решиться постучаться к нему. Лин всегда медлила точно так же, как и он. Но теперь она наконец решилась. Стоило ей замешкаться, как Хён Сок тут же разрешил ей войти.

— Я приготовила ужин. — Лин сделала к нему один короткий шаг. — Кэсси не придёт. Возле её дома с обеда бродят репортёры.

— Ясно. — Хён Сок продолжал сидеть на углу кровати, руками держась за голову. Раненая рука его больше не мучила. Он попросту не мог о ней думать. Это был самый печальный из видов, что только доводилось видеть Лин.

— Если бы я не знала тебя, то сказала бы, что ты без настроения. Но ты всегда такой.

Она замолчала, думая лишь о том, что прямо сейчас всё и случится. Давно пора было сказать ему обо всём том, что истязало её душу столько, сколько Лин себя помнила. И она уже было приготовилась к своему откровению, как вдруг Хён Сок начал своё.

— Я всех подвёл. — Он закрыл руками лицо, но это было ни к чему. Лин и без того не видела ни одной эмоции на его лице. Хён Сок с детства любил прятаться. — Я подвёл тебя, Лин. Я позволил им проникнуть в твой дом. За всю свою жизнь я не чувствовал себя хуже.

— Это наш дом. Не только мой. Я здесь на иждивении.

— О чём ты говоришь?

— Ты содержишь меня с пятнадцати лет. Так что это правда.

Хён Сок так привык быть главой семьи, что совсем позабыл о том, что и не обязан ею оставаться. Никто не просил его, но он сам всё решил. И решал до сих пор, ведь это было куда проще, чем признавать, что этим он пытается скрыть худшую из своих ошибок. Теперь они оба явно ощутили, как пространство между ними наэлектризовалось. Последние шесть лет их одинокой совместной жизни пролетели как миг. Они ничего в них не переменили. Всё настоящее стало старой бессмыслицей.

— Я скажу кое-что, и ты готова к этому разговору.

— Вернее, это ты готов.

— Может и так, но я начну его только потому, что тебе это необходимо.

— А ты делаешь всё, лишь бы не признаваться, что тоже что-то чувствуешь. — Былое сострадание к нему вдруг прошло. Хён Сок снова напомнил ей того самого брата, что легко позволял себе поднять на неё свою тяжёлую руку. — Отчаяние, обида, зависть, ревность — вот то, что ты готов бесконечно терпеть. Тебе главное перед самим собой выставить себя посмешищем.

— Не говори об этом так.

— Ты всегда ненавидел меня, — Лин пыталась оставаться уверенной, но голос её предательски задрожал, — но ты ошибался. Мама любила нас одинаково, и, хочешь ты или нет, это правда.

— Думай обо мне что угодно, но я никогда не объясню тебе всей истины. Так будет лучше.

И в этом он тоже был честным. Лин никогда не смогла бы принять того, что Бао была не идеальной. Ведь когда ни отца, ни брата в жизни нет, ничего другого не остаётся, кроме как ухватиться за последнюю спасительную соломинку. У Лин никогда не было никого, кроме мамы. Хён Сок же продолжать жить с одними лишь образами Му Хёна и Бао. Они оба были никудышными отцом и матерью. Родители давно ушли, а их бывшие дети стали несчастными взрослыми.

Хён Сок смог бы вынести любое презрение, только бы Лин не теряла того мнимого мира, в котором её оставила мать. Её бы это сломало. Квон Лин необходимо было знать, что хоть кто-то в этой Вселенной привязался к ней безусловной любовью.

— Тогда я просто не мог придумать ничего другого. — Начал Хён Сок, стараясь смотреть прямо на Лин, что отвечала ему тем же. Впервые за долгое время их глаза наконец встретились, но как неожиданно это случилось, так же стремительно и закончилось. Взгляд Лин остался прикован к насквозь проколотой руке брата. — Я никогда не видел, как вел себя отец, а парни в школе колотили друг друга направо и налево. Ты была права, я выбрал себе плохой пример. — Разум его в момент решил стушеваться, но он задержал его, замер и наконец произнёс. — Мне жаль, что тогда я допускал такого себя до тебя.

Он сказал лишь о себе, но на самом деле хотел всё списать на Бао. Она не могла не замечать. Любая хорошая мать тут же увидит, что с её детьми творится что-то неладное. А у Квонов всегда и всё шло не так. Для собственного же блага Бао закрывала глаза на