Сильванские луны - Натанариэль Лиат

одни в доме – и в этих горах. Вокруг не было ни души, кроме бестолковых безгласых кошек. Неожиданно Царевна поняла, что, если ей понадобится помощь, ждать её будет неоткуда.

– М-мой отец знает, где я, – выговорила она, сама толком себя не слыша. – Рано или поздно он-…

– Знает? – Чародей взглянул на неё с непониманием, потом, кажется, вспомнил и вполголоса рассмеялся. – Айду! Конечно, нет! Извините меня, вы ведь на самом деле не думаете, что я настолько глуп?

Царевна задохнулась, чувствуя, как кровь бросилась ей в лицо.

– Вы меня похитили!..

Чародей взял в руки стопку листов и выровнял их.

– Получается, что так, – бесстрастно сказал он. – И нечего так бледнеть! Глупая вы девчонка, неужели вы никак не поймёте, что если бы я желал вам зла, то давно бы его причинил?

Царевна невольно сделала шаг к двери.

– Но з-зачем? – у неё к глазам подступили слёзы, и голос не слушался. – Зачем я вам нужна? Что вы собираетесь со мной сделать? Вы ведь волшебник моего отца! Вы не должны-…

– К моему безмерному счастью, я никогда не присягал вашему отцу, – прервал Чародей. – Это… несколько усложнило бы дело. Но прошу вас не падать в обморок от ужаса: вы здесь, потому что мне нужна ваша помощь с одним заклинанием, и когда я её получу, я постараюсь вернуть вас домой. Не бойтесь. Больно не будет.

– Но я не волшебница, – беспомощно пролепетала Царевна. – Я не умею колдовать!

Чародей вскинул брови и посмотрел на неё с чем-то вроде жалости.

– О, так вас не сочли нужным посвятить в вашу собственную маленькую тайну, – хмыкнул он. – Что ж, у меня для вас новости: вы особенная. Чары, которые убили бы меня на месте, отнимут от ваших сил только каплю. Не спрашивайте меня, почему. Суть в том, что без вас мне не заставить моё заклинание заработать… даже если я наконец его напишу.

Это всё было каким-то безумием. Страшным сном. Царевна не понимала, о чём он говорит. Папа не мог от неё ничего скрывать, он слишком её любит, это всё какая-то ошибка – какой-то бред…

– И что же это за заклинание? – фыркнула она, чувствуя, как страх на грани отчаяния на миг перерождается в гнев. – Нет, молчите! Не хочу знать! Что бы ни было, я в этом участвовать не стану!

Она злым движением перебросила за спину распущенные волосы и на каблуках развернулась к дверям. Сердце билось, будто во время болезни, когда начинаешь терять сознание от жара. Уйти. Просто уйти. Плевать, что бежать было некуда – она должна была сохранить остатки достоинства. Запереться у себя в комнате. Сбежать в горы и попытаться найти дорогу вниз. Если не получится, спрыгнуть. Неважно, что, неважно, куда, лишь бы не оставаться…

Уже взявшись за дверную ручку, Царевна услышала, как Чародей у неё за спиной опустился на стул и устало позвал:

– Амалия.

Она яростно закусила губу, потому что знала: он это нарочно. До этого дня, до этой минуты, он никогда не произносил ненавистного ей имени. Это было подло, низко, просто недостойно мужчины-…

– Я знаю, что вам не нравится ваше имя, – сказал Чародей. – Я бы с вами поменялся. Я своего не помню.

Его голос звучал иначе, чем минуту назад. Настолько иначе, что пальцы Царевны, стиснувшие ручку, разжались сами по себе.

– Как так? – спросила она растерянно. И страх, и гнев как-то разом схлынули, словно их и не было.

Она снова повернулась к Чародею и увидела, что тот сидит у стола, боком к ней, и смотрит в сторону.

– Кто-то сделал что-то с моей памятью, – сказал он отрешённо. – Я помню только последние несколько лет… не знаю, сколько именно, потому что из них тоже постоянно что-то ускользает. До этого – полный мрак. Ни одного связного воспоминания, только какие-то обрывки… сохранившиеся слова, привычки… и магия, – он горько усмехнулся. – Это всегда меня смешило: я помню десятки заклинаний, но понятия не имею, когда и где я родился. Настоящий волшебник. Мои учителя, кем бы они ни были, мной бы гордились…

Чародей помолчал, словно раздумывая.

– Это волшебство. Нет, я точно не знаю, быть может, мне стоило бы искать помощи у медицины, а не у магии, но это куда больше похоже на чары, чем на болезнь. И я даже думаю, что знаю, на какие. Только вот это знание всё равно ничего мне не даст…

Казалось, что он говорит не с Царевной, а с самим собой, но она всё равно ловила каждое слово, и у неё мучительно сжималось сердце. Так вот оно что! Она знала, с самого начала знала, что он – не злодей! Ну, может, на минутку поверила, и только…

– Кто же сделал это с вами? – взволнованно проговорила она.

Чародей передёрнул плечами.

– Откуда мне знать? Я ведь даже понятия не имею, кто я. Может быть, преступник, бежавший из тюрьмы, может быть, оттийский принц, чем пропасть не шутит!.. Я и друзей-то не помню, что уж говорить о врагах. Как знать, может быть, это вообще сделал я сам, потому что хотел забыть… Если так, то мне лучше вовсе не вспоминать дурака, которым я был. Любой приличный волшебник знает, что нельзя лезть человеку в голову!..

Царевна передумала убегать. Вместо этого она приблизилась к Чародею и села на пол у его ног. На столе горела лампа, в камине краснели уголья; из незашторенных окон в комнату заглядывали сумерки.

– Почему? – спросила она. – Я думала, волшебники могут всё…

Он слабо улыбнулся её наивности.

– Не совсем. Многое, но не всё. Мы можем обманывать законы природы и делать много чего с неживыми вещами… Но живые куда сложнее, особенно люди. Менять их тела, при этом не вредя, и то очень трудно, редкий волшебник решается быть врачом… А с нетелесным и того хуже. С душой, разумом, называйте как хотите – с тем, что делает человека собой. Если неосторожно их коснуться, можно случайно распустить разум по нитке. Все эти приворотные чары в детских сказках – полный бред: по-настоящему и рыцарь, и прекрасная дама скоро сошли бы с ума. Без вреда волшебство может разве что замутить мысли жертвы и что-нибудь ей внушить, но лишь на короткое время. Точно не на всю жизнь.

Царевна смотрела на него снизу вверх, и ей на ум не к месту и не ко времени пришло, какой же у него всё-таки красивый голос – тёмный бархатный баритон с непривычным выговором… Оттийским. Она поняла это только сейчас: так же