Ультиматум Борна - Роберт Ладлэм

— Ангелюс Домини, сын Божий, — раздался голос. — Ты хорошо себя чувствуешь?

— Значительно лучше благодаря вашей щедрости, монсеньер.

— И слава Богу! Чем ты порадуешь меня сегодня? Что там в Андерлехте? Что может сообщить солдат моей верной армии?

— Мы рассредоточились по всей округе и работали не покладая рук последние восемь часов, монсеньер. Мы установили, что из Штатов прилетели два американца и сняли комнату в семейном пансионе, расположенном через улицу от того кафе. Они выехали буквально через несколько минут после взрыва.

— Я знаю. Это был заряд взрывчатки с радиодетонатором!

— По всей видимости, монсеньер. Больше ничего не удалось узнать.

— Но почему все-таки? Почему?

— Увы, нам не дано проникнуть в людские помыслы, монсеньер.

* * *

На берегу Атлантического океана, в роскошной квартире на Бруклин-Хайтс, сквозь окна которой сверкали огни с набережной Ист-Ривер и Бруклинского моста, развалившись на мягком диване с бокалом «Перрье» в руке, отдыхал саро supremo. Он был в обществе своего юного друга, который сидел в кресле напротив, попивая джин с тоником. Молодой человек был строен, темноволос и, что называется, хорош собой.

— Понимаешь, Фрэнки, я не просто умен, я — великолепен, ты понимаешь, о чем я? Я выигрываю на нюансах, то есть на намеках, которые могут быть важными, а могут и не быть: я воссоздаю полную картину жизни. Слушаю разглагольствования всяких дуралеев, а потом складываю четыре и четыре и вместо восьми получаю двенадцать. Бинго! Вот в чем секрет. Есть один кот, который называет себя Борном, ублюдок, вообразивший себя потрясающим бандитом, а на самом деле — всего лишь грязный подонок и приманка в охоте на кого-то другого. Но это фрукт, который нам нужен, понимаешь? Далее, этот пархатый лекарь выкладывает под действием всякой дряни все, что мне нужно: мол, у этого Борна всего половина головы и часто он не помнит, кто он такой, а возможно, и что делал. Понимаешь?

— Потрясающе, Лу.

— Этот самый Борн сидит во Франции, в Париже, всего в двух шагах от действительно крупной рыбы — придурка генерала, которого тихие парни с берегов Потомака хотят ликвидировать, как и двух болванов, которых уже убрали.

— Я capisce[74], Лу. Ты потрясающе умный.

— Ты ни черта не понимаешь, zabaglione[75]. Может, я сам с собой разговариваю, а почему бы и нет?.. Итак, я получаю свои двенадцать и думаю: дай-ка я брошу кости вдогонку, понимаешь?

— Понимаю, Лу.

— Нам надо было убрать этого болвана генерала, потому что он мешал тем парням, которым нужны мы, верно?

— Совершенно верно, Лу. Он им ме... он ме...

— Не трудись, zabaglione. Вот я и говорю сам себе, давай-ка отправим его на небеса и скажем, что это дело рук Борна, ухватил?

— Да, Лу. Ты действительно страшно умный.

— Мы избавились от помехи и подставили этого типа, этого Джей-сона Борна, у которого не все дома, верно? Если уж мы не достанем его и с ним не расквитается Шакал, тогда до него доберется федеральная служба, правильно я думаю?

— Эй, это здорово, Лу. Я хочу сказать, что я тебя страшно уважаю.

— К черту уважение, bello ragazzo[76]. В этом доме действуют другие правила. Иди-ка сюда, я тебя приласкаю.

Молодой человек послушно двинулся к дивану.

* * *

Мари сидела в хвостовом салоне самолета и прихлебывала кофе, стараясь припомнить все те места, где они прятались тринадцать лет назад. Маленькие кафе на Монпарнасе, дешевые отели и еще какой-то где-то в десяти милях под Парижем... Была гостиница с балконом в Аржантей, где Дэвид-Джейсон впервые признался ей в любви, но сказал, что не может остаться с ней, потому что он ее слишком любит. Проклятый осел! Еще было Сакре-Кёр, где Джейсон-Дэвид встретил человека, который сообщил им что-то важное. Но что он сообщил и кто был тот человек — она не знала.

— Дамы и господа, — раздался голос по радио. — Je suis votre capitaine. Bienvenu[77]. — Пилот говорил по-французски, а потом кто-то из его экипажа повторял информацию по-английски, немецки, итальянски и, наконец, по-японски. — Желаем вам приятного полета. Примерное время полета — семь часов четырнадцать минут. Посадка точно по расписанию в шесть часов утра по парижскому времени.

За бортом самолета лунный свет омывал океан. Мари Сен-Жак-Уэбб посмотрела в иллюминатор. Она долетела до Сан-Хауна в Пуэрто-Рико и взяла билет на ночной рейс до Марселя, где французская иммиграционная служба представляла собой чудовищную неразбериху и работала небрежно. По крайней мере, так было тринадцать лет назад. Потом внутренним рейсом она доберется до Парижа и найдет его. Так же, как и тринадцать лет назад, она обязательно найдет его. Она должна! Так же как и тринадцать лет назад, если этого не сделать, человек, которого она любит, погибнет.

Глава 21

Моррис Панов в оцепенении сидел в кресле у окна. Он видел луг перед какой-то фермой, как ему казалось, где-то в Мэриленде. Он находился в маленькой комнате на втором этаже здания. На нем был халат, похожий на больничный, боль в правой руке подтверждала мрачные предположения психиатра. Его накачивали наркотиками до совершенно бессознательного состояния, он оказался во власти людей, использующих такие методы. Он понимал, что стал жертвой насилия, из его разума при помощи химических препаратов извлекли самые сокровенные мысли и тайны...

Пагубные последствия этого невозможно было предсказать — это он понимал; единственное, чего он не понимал, так это почему он до сих пор жив. Надо признать, что к нему относятся очень бережно. Охранник в дурацкой черной маске был очень вежлив, а еды было много и вполне приличного качества. Казалось, что главная задача его похитителей — восстановить его физические силы, ослабленные действием наркотиков, и дать ему возможность чувствовать себя как можно более комфортно в исключительно неблагоприятных условиях. Почему?!

Дверь отворилась, и в комнату вошел охранник в полумаске. Это был коренастый плотный мужчина — Панову показалось, что он уроженец северо-восточной части Соединенных Штатов или Чикаго. В иной ситуации вид охранника мог показаться даже смешным: голова явно была слишком велика для идиотской полумаски а ля «одинокий странник», которая не могла помешать опознанию человека, скрывавшегося под ней. Но сейчас в нем не было ничего смешного, наоборот, даже что-то угрожающее. Он держал одежду психиатра.

— Док, вам надо переодеться. Здесь все в порядке: вычищено и выглажено вплоть до трусов.

— У вас что здесь — прачечная и химчистка?

— Да нет. Мы отвозим одежду... Черт побери, док, вам не удастся меня провести! — Охранник ухмыльнулся, оскалив желтоватые зубы. — Ну ловкач... Думаете, я скажу, где мы находимся?

— Мне просто интересно...

— Да, конечно. Как и моему племяннику, которому всегда «просто интересно»... Особенно когда мне неохота отвечать на его дурацкие вопросы типа: «Дядя, как это тебе удалось заплатить за мое обучение?» Он учится на доктора... что вы на это скажете?

— Скажу, что брат его матери — весьма щедрый человек.

— Да что там... Ладно, док, одевайтесь. Мы отправляемся на прогулку. — Охранник протянул Панову одежду.

— Полагаю, излишне спрашивать о маршруте, — сказал Панов.

— Да уж...

— Мой интерес понятен, а вот то, что ваш племянник не обратил внимания на симптом, который мне кажется тревожным... — Мо натягивал брюки.

— О чем это вы?

— Так, ни о чем, — ответил Панов, застегивая рубашку и присаживаясь, чтобы надеть носки. — Когда вы в последний раз виделись с племянником?

— Недели две назад. Подкинул немного деньжат, чтобы прикрыть его страховку. Черт, эти одинокие матери прямо все соки из тебя вытянут!.. А в чем дело, док?

— Мне просто интересно, говорил он вам что-нибудь или нет.

— О чем говорил?

— О ваших зубах. — Мо зашнуровал ботинки. — Посмотрите в зеркало.

Саро subordinato[78] подошел к зеркалу.

— Ну и что?!

— Посмотрите: на зубах желтоватый налет, бледные десны, а ведь они должны быть розовыми...

— Ну и что? У меня всегда так было...

— Может, и ничего, но ваш племянник должен был заметить это.

— Что заметить-то, скажите наконец толком?!

— Оральную амелобластому! Возможно...

— А что это такое, черт возьми? Я не слишком хорошо чищу зубы и не люблю дантистов. Они все садисты!

— Вы имеете в виду, что давно не посещали дантиста и отоларинголога?

— Ну? — Охранник вновь широко раскрыл перед зеркалом рот.

— Тогда понятно, почему ваш племянник не сказал вам ничего.

— Что понятно?

— Ваш племянник, вероятно, полагает, что вы регулярно проверяетесь у дантиста, вот, мол, пусть он вам и объяснит. — Зашнуровав ботинки, Панов встал.

— Я ничего не понимаю.

— Ну, он благодарен вам за все, ценит вашу щедрость... Я могу понять, почему он не решается сообщить вам об этом.

— Сообщить о чем?! — Охранник отпрянул от зеркала.