Ультиматум Борна - Роберт Ладлэм

— И эта сволочь повесила убийство на меня!

— Он — мастер блефовать, в этом ему не откажешь. Ты охотишься за ним, и он подкидывает в прессу ложную информацию, чтобы стреножить тебя и заставить остаться в Париже.

— Тогда мы вывернем все наизнанку!!!

— О чем ты, черт побери? Ты должен скрыться!

— Ну уж нет. Пусть он думает, что я бегу, прячусь, скрываюсь, а я заберусь прямо в его логово.

— Ты с ума сошел! Надо выбираться, пока мы в состоянии помочь тебе!

— Нет, я остаюсь. Во-первых, Шакал думает, что именно так я и поступлю, чтобы добраться до него, а кроме того, как ты выражаешься, он меня стреножил. Он рассчитывает, что я запаникую, как это бывало, и начну делать глупые ходы — как Бог свят, на острове Спокойствия ошибок хватало — и его старики без труда выследят меня, если будут искать в нужных местах. Боже правый, как же он все просчитал! Теперь надо тряхнуть этого ублюдка, чтобы он сам начал делать ошибки. Я знаю его как облупленного, Алекс. Знаю ход его мыслей... Я продолжаю идти тем же курсом, оставаться долго в безопасной берлоге не для меня.

— Берлоге? Что за берлога?!

— Это всего лишь метафора... Я был близок к цели еще до известия о смерти Тигартена... Со мной все о'кей.

— Ничего не о'кей, упрямый осел! Тебе надо сматываться!

— Прости, Алекс, но я почти у цели... Я продолжаю охоту.

— Ладно, может, мне удастся сейчас сдвинуть тебя с места... Пару часов назад я разговаривал с Мари. Догадываешься о чем? Ты, стареющий неандерталец! Она летит в Париж. Она решила разыскать тебя.

— Это безумие!!!

— Я пытался втолковать ей это, но она не пожелала и слушать. Она сказала, что ей известны все места, где вы скрывались тринадцать лет назад, что, мол, ты опять ими воспользуешься.

— Точно! Уже пользовался. Несколькими... Но все равно это безумие!!!

— Это ты ей скажи, а не мне.

— Как связаться с «Транквилити»? Я не хотел звонить ей: по правде говоря, я чертовски старался выбросить все мысли о них из головы...

— Это — первая разумная мысль, которую я от тебя услышал. Записывай номер. — Конклин продиктовал код и номер телефона, после чего Борн повесил трубку.

Стараясь преодолеть лихорадочное возбуждение, Джейсон провел нудные переговоры с телефонисткой: назвал код, номера телефона и кредитной карточки. Всю эту процедуру сопровождали гудки и заикающиеся переспрашивания, но в конце концов его соединили с карибским островом, и, преодолев последнюю преграду в виде какого-то идиота дежурного в «Транквилити Инн», он услышал наконец голос своего шурина.

— Позови Мари! — сказал Борн.

— Дэвид?!

— Да... Дэвид. Давай Мари.

— Она уехала. Уехала час назад.

— Ку-у-да?!

— Она не доложила. Собиралась вылететь чартерным рейсом из Блэкберна, но не сказала куда. Международные аэропорты только на Антигуа и Мартинике, но она вполне могла полететь и на Сен-Мартин или даже в Пуэрто-Рико. Она ведь собралась в Париж...

— И ты не мог ее остановить?!

— Я пытался, Дэвид. Черт подери, я пытался...

— Надо было ее запереть. Это тебе не пришло в голову?

— Мари?!

— Ладно, хватит... Сюда она доберется только к завтрашнему утру.

— Слышал новость? — закричал Сен-Жак. — Убит Тигартен. Пишут, что это дело рук Джейсона...

— Заткнись, — оборвал Борн. Повесив трубку, он вышел из телефонной будки и зашагал по улице, стараясь хоть как-то собраться с мыслями.

* * *

Питер Холланд, директор ЦРУ, вскочил со стула, выпрямился во весь рост и заорал на сидевшего перед ним человека:

— Как это — ничего не делать? Ты что, совсем обезумел?!

— А ты был в своем уме, когда выдал заявление о совместной англо-американской операции в Гонконге?

— Черт побери, это ведь чистая правда!

— Есть и другая правда, например, когда все отрицается, если это выгодно ЦРУ.

— Дерьмо!! Чертовы политики!

— Я бы не стал так кипятиться, мистер Чингисхан. Мне доводилось слышать о людях, готовых умереть, но не предать ту правду, которую им приказали отстаивать... Все это чушь, Питер.

Доведенный до белого каления Холланд тяжело опустился на стул.

— Мне действительно здесь не место...

— Может, и так, но погоди еще немного. Может, и ты обваляешься в дерьме, как все мы, — это случается, поверь мне.

Директор ЦРУ откинулся на спинку стула и глухо сказал:

— Я запачкан больше вас всех вместе взятых, Алекс. Я до сих пор просыпаюсь от ужаса и вижу лица парней, которым я вспарываю животы. Они смотрят на меня, смотрят, пока я приканчиваю их... Я прекрасно понимаю, что они ни при чем и ни в чем не виноваты.

— Там не было выбора: либо ты их, либо они — тебя. Эти парни пустили бы тебе пулю в лоб, если бы могли.

— Да, это так. — Директор ЦРУ резко наклонился вперед и уставился на Конклина. — Кажется, мы отвлеклись?

— Считай это вариацией на тему...

— К черту это дерьмо собачье...

— Это просто музыкальный термин. Я люблю музыку.

— Тогда давай вернемся к главной теме симфонии, Алекс. Я тоже люблю музыку.

— Согласен. Борн исчез. Последний раз он сообщил мне, что нашел логово Шакала, — это его слова. Он не сказал, где это логово, и только Богу известно, когда он снова позвонит.

— Я послал нашего человека из посольства в «Пон-Рояль» поспрашивать о Симоне. Похоже, что Борн сказал правду: Симон зарегистрировался в отеле, ушел и больше не возвращался. Так где же он?

— Где-то за пределами видимости... У Бернардина на этот счет была идея, но все кончилось пшиком. Старик решил, что сможет подобраться к Борну, если сообщит полиции номерной знак арендованного «пежо». Но Борн не взял его из гаража, и мы оба полагаем, что и не возьмет. Он теперь не доверяет никому — даже мне. Если вспомнить его биографию, то для этого есть все основания.

Холланд подозрительно взглянул на собеседника.

— А ты не врешь мне, Конклин?

— Зачем мне врать в такой момент — да еще о моем друге?

— Это не ответ, а вопрос.

— Нет. Я не вру. Мне неизвестно, где он находится.

— Итак, ты полагаешь, что не надо ничего предпринимать.

— Да. Мы ничего и не можем сделать. Рано или поздно он позвонит мне.

— В таком случае, может, у тебя есть соображения по поводу того, скажут в сенатском следственном комитете, когда через пару недель или месяцев все это взорвется? Мы тайно посылаем человека, известного под именем «Джейсон Борн», в Париж, который столь же близок к Брюсселю, как Нью-Йорк к Чикаго...

— По-моему, даже ближе.

— Благодарю, для меня очень важно это уточнение... Верховный главнокомандующий войск НАТО в Европе убит, упомянутый Джейсон Борн берет ответственность на себя, а мы не говорим никому ни полслова! Боже, кончится тем, что я буду чистить гальюны на каком-нибудь паршивом буксире!

— Но Борн не убивал Тигартена!

— Это знаем ты и я. Но если полистать его досье, то там есть краткое упоминание о душевной болезни, которое всплывет, едва следователь потребует материалы, касающиеся Борна.

— Это была амнезия, не имеющая ничего общего с комплексом насилия.

— Черта с два, дело обстоит гораздо хуже: человек не помнит, что он делал.

— Мне плевать, помнит он или не помнит... В этом эпизоде что-то нечисто. Чутье подсказывает мне, что убийство Тигартена каким-то образом связано с «Медузой». Где-то что-то замкнуло, информация была перехвачена, в игру ввели чертову дюжину отвлекающих ходов...

— Мне казалось, что я говорю и понимаю по-английски так же хорошо, как и ты, — сказал Холланд, — но сейчас я не улавливаю ход твоих мыслей.

— Тут и улавливать нечего: никакой арифметики, никакой алгебры. У меня нет фактов... Но «Медуза» как-то с этим связана.

— В случае, если бы ты дал показания под присягой, я смог бы привлечь к суду Бартона, председателя Комитета начальников штабов, и, конечно, Аткинсона из Лондона.

— Оставь их в покое. Установи за ними слежку, но не топи их шлюпки, адмирал. Как и в случае с «уходом» Суэйна, мухи рано или поздно слетятся на мед...

— И что ты предлагаешь?

— То, что сказал, когда вошел сюда. Ничего не предпринимать: в этой игре надо уметь ждать. — Неожиданно Алекс со всего размаху стукнул тростью по столу. — Черт меня возьми со всеми потрохами, но это — «Медуза». Иначе быть не может!

* * *

Плешивый старик с изможденным лицом с трудом поднялся со скамьи в церкви Святого Причастия, расположенной в Нёйи-сюр-Сен, предместье Парижа. Он направился ко второй исповедальне слева от притвора. Откинув черную шторку, он вошел внутрь и тяжело опустился на колени перед черной деревянной решеткой.

— Ангелюс Домини, сын Божий, — раздался голос. — Ты хорошо себя чувствуешь?

— Значительно лучше благодаря вашей щедрости, монсеньер.

— И слава Богу! Чем ты порадуешь меня сегодня? Что там в Андерлехте? Что может сообщить солдат моей верной армии?

— Мы рассредоточились по всей округе и работали не покладая рук последние восемь часов, монсеньер. Мы установили, что из Штатов прилетели два американца и сняли комнату в семейном пансионе, расположенном через улицу от того кафе. Они выехали буквально через несколько минут после взрыва.