В этой истории не будет злодея, и человек есть закон - Дарья Милл

ухмылке, а смех резким толчком ударил по груди. Как бы она ни старалась что-то в себе исправить, без участия Хён Сока в этом не было смысла. Он стал причиной всех её неврозов.

— Считаешь это забавным? В наше время никто не застрахован.

— Хватит. — Хоть Хён Сок и думал о благополучии сестры, её это раздражало куда больше, чем три года, посвящённые не приносящему никакого удовольствия делу.

— Мне попросить Кэсси присмотреть за тобой?

— И вот опять! Ты никогда меня не слушаешь! — Лин по старой склонности сорвалась и повысила голос. — Просто отвали, ясно? Я же просила перестать. Что сейчас, что в детстве. Мне умолять тебя на коленях? Может тогда ты оставишь меня в покое?

— Не говори такого. — Хён Сока вмиг пробила дрожь. Он точно понимал, что сестра имеет в виду. От этого греха ему никогда не отмыться. — Я сам всё знаю.

— Знаешь? Ну надо же! Ещё бы ты смог такое забыть. Думаешь, стал мне братом просто потому, что после смерти мамы взял роль моего опекуна? — она била по самому больному. — Бред! В отличии от тебя она хотя бы пыталась любить меня. Наша мама всегда была заботливой.

— Твоя мать была безразличной. Это я заботился о тебе ещё тогда, когда отец был жив.

— А ты весь в него! Нет чтобы пойти со мной, ты собираешься сидеть дома и отговаривать меня тогда, когда я уже всё решила. Хён Сок, ты безработный болван, в тебе ни грамма от мамы. — Лин злилась сильнее прежнего. Больше всего в этой жизни она боялась того, что брат выберет неверный пример. Но именно его он и выбрал. — Посмотри на себя, да в тебе всё от отца!

— Ты не понимаешь того, о чём говоришь.

— Это ты совершенно не разбираешься в делах, что выходят за пределы твоей дурацкой работы. И в чём был смысл столько надрываться? Тебя уволили так же легко, как повысили Эндрю до твоей должности! — сказала Лин, одним быстрым движением сняв с крючка пальто. — Я ухожу, меня уже ждут.

— Кто? Человек или фолк?

— Тебе то какое дело? Боишься, что я прыгну под машину ради фолка, словно бы твой любимый папочка? — она в последний раз прокрутила нож в груди брата.

— Прекрати. — Хён Сок начинал задыхаться. Его сердце обливалась кровью, и всё только потому, что оно во всём было с ней согласно. Лин не сказала и одного неверного слова. И всё следующее было чистейшей правдой.

— А что ты мне сделаешь? — к глазам Лин подступили слёзы. Впервые за последние пятнадцать лет она решилась сказать это вслух. Хён Сок наконец понял, что его тайна всегда была явной. — Снова ударишь меня?

— Нет. — Она добила его. Маленькая Квон Лин наконец одолела своего старшего братца. — Ты же знаешь, что я не стану.

— Ну конечно не станешь, ведь тебе это так удобно. Сколько же в тебе лжи! И ни капли сожаления. Ты думал, что я совсем ничего не помню? Ты делал это тихо, но от твоего шёпота звенело в ушах. Если бы мама знала, она была бы на моей стороне. — Отдышавшись, примирив прежнюю боль с новой раной, Лин на прощание взглянула на брата. Её чёрные глаза блестели под куполом слёз. — Каков отец, таков и сын. И ты хуже его, потому что пытаешься исправиться и даёшь мне надежду. Но я не могу простить тебя.

Она вышла за дверь, сбежала по лестнице и скрылась вместе с давним знакомым своего брата, даже не обернувшись к нему. Хён Сок стоял у окна и заметил лишь то, что парнем тем был Гефест — сильный умом, но беспомощный телом студент-микробиолог. Если у кого против Лин возникнут злые идеи, он ничего не сможет сделать. Разве что подставит свою щеку заместо неё. Так ни один из них не избежит возможных последствий встречи человека и фолка.

Отношения отцов и детей всю историю человечества были сложны, но братьям и сёстрам вовек приходилось труднее. Хён Сок не ставил себе идеала, не ровнялся на Му Хёна, но не мог избежать его на себя влияния. Сам того не осознавая, Квон Му Хён приучил своего сына быть самонадеянной жертвой. Квон Бао же показала Лин, когда стоит молчать, но так и не успела ей объяснить, к чему приводит чрезмерное терпение. Что Хён Сок, что Лин — двое взрослых, не нашедших время пережить детские предрассудки. Они оба знали, чего им делать не стоит, но не понимали, что предпринять вопреки никуда не годным устоям.

Округ был взвинчен, а народ ещё больше. В этот день всё должно было встать на свои места. Те, кто ждал момента, наконец возьмут в свои руки господство точно так же, как то сделала Квон Лин, ткнув брата лицом в его былые ошибки. Когда Хён Сок был повержен, ему не осталось ничего другого, кроме как молча согласиться с любым условием судьбы. В День единения судьбой был подполковник первого отдела по делам межрасовых коммуникаций Эндрю Арно. Под вмиг возросшим грузом обязательств его плечи начинали трястись.

С самого утра Эндрю не находил себе места. То галстук на его шее выглядел петлей без эшафота, то новые туфли слишком сильно скрипели, то чёрный пиджак выглядел похоронным костюмом. Всё это были подарки министра органов внутренних дел, который никак не мог оставить его в покое. Чувствовал ли он угрызения совести от того, что не оставил Эндрю возможности отказаться от должности, или то была простая дружелюбность, подполковник Арно не мог разгадать. Лишь одно было известно ему наверняка — ровно через час, когда состоится его встреча с дато Кононом, весь мир найдёт в нём великого мученика. Дато впервые ступит на территорию Округа и люди наконец заметят в нём того, кого всё это время тщетно пытались разглядеть в небе. Дато предстанет пред ними новым Богом.

Несколько раз подполковник сверился с заранее заготовленной речью, пригладил волосы и пересмотрел напутственное слово министра. Сегодня Эндрю надлежало быть сопроводителем дато Конона, благо тот знал английский лучше, чем свой родной язык. По правде говоря, любой фолк владел всем человеческим куда искуснее самих людей. И даже Ики в свой последний момент оказалась куда человечнее патрульного, что своими руками сдавил её шею. Эндрю всё никак не мог забыть того, как тело Ики, окружённое чёрно-жёлтой лентой, лежало на тонком слое сена деревянного пола амбара. Бычок, что потушили о белую кожу. Ей наверняка было холодно, но Эндрю оказался больше не в силах