В этой истории не будет злодея, и человек есть закон - Дарья Милл

ты просто всегда был трусом. У тебя не хватает духу признать, что ты в чём-то плох. Например, ты всё никак не можешь принять то, что живёшь не свою чёртову жизнь. — Стоило Хён Соку подъехать к ПОПДМК, как Эндрю тут же вышел из машины. Она едва успела остановиться. — Сегодня можешь больше не заходить, но забери меня вечером. Порой мне кажется, что только этого я всю смену и жду.

И он ушёл, оставив Хён Сока в одиночку разбираться с его к нему отношением. Эндрю считал, что без работы Хён Соку станет легче, но вышло всё совершенно иначе. Теперь бывший подполковник не знал, куда деть своё время. Он продолжал свои старые тренировки, но удвоив усилия, и даже это не помогало. Свободы было слишком много, и никто не обучил его тому, как с ней обращаться. Хён Сок вдруг почувствовал себя фолком. Сколько бы Эндрю ни пытался закрывать на происходящее глаза, он не мог не разглядеть того, что бывший глава первого отдела по делам межрасовых коммуникаций был никудышным человеком во всём, что не касалось отдела.

Когда работы не стало, у Хён Сока появилось безмерное количество свободных часов между тем, как он отвозил подполковника Арно в отдел и обратно домой. Он не знал, чем застроить этот пробел в своей жизни, и лишь улицы первого Округа спасали его. Пока Кэсси работала, а Лин занималась учёбой, он оставался беспокойным и одиноким. Друзья у него были, но сам он никогда не приходился им другом. Потому что умел он быть лишь подполковником.

Этим утром Хён Сок невольно обратил внимание на проходящих мимо людей. Только сейчас он заметил, что и за их глазами что-то скрывалось. Они тоже жили. Каждый человек, любой фолк имел своё прошлое и настоящее. Они оказались не просто декорацией для событий его жизни, но, как ни странно, именно он решал, каким будет их будущее. Волнения растекались по улицам, разносились ветром и питали почву когда-то мирной земли. С последнего визита человека в Сварог никто более не знал покоя.

Что люди, что фолки, стоило им узнать об увольнении подполковника Квона, решили почувствовать себя безнаказанными. Разбой на окраинах участился, непринятие чужой расы обострилось, а шёпот на обычно тёмных улочках усилился. Фолки наконец осознали то, как много люди позволяли себе с самого своего появления. Человечество же пришло к выводу, что ему стоило давать фолкам меньше прав на решения. Но и тем, и другим виднелись неясные вихри обмана, что пустые головы не могли произнести без ужимок. Никто, кроме Хён Сока, не владел истинной правдой. И особенно это касалось Алека, главы патруля третьего Округа. Ни одна душа, за исключением Хён Сока и его собственного сердца, не ведала именем Александра. Но было это лишь к лучшему. Алек никогда не хотел своего позора.

Только теперь Хён Сок вспомнил о том, как однажды Кэсси и правда поверила, что не скрывающий себя фолк и человек могут быть братьями. Если бы не это детское заблуждение, её бы не смогли провести. И если бы не тот случай, они с Хён Соком так никогда бы и не познакомились. Похоже, Кэсси с самого начала знала, что люди и фолки равны не только перед законом. Чувствуют они тоже одинаково. Фолки могут и любить, и ненавидеть совсем как то делают люди. Но не за каждым они повторяют. Один единственный всегда был, есть и будет их общим примером.

Прохаживаясь по незнакомым улицам, заглядывая в лица людей, не имеющих к нему никакого отношения и не знающих, что главный герой их новостных лент стоял прямо перед ними, Хён Сок впервые в жизни почувствовал, что действительно понимает фолков. Вдруг пантеон его Богов рухнул. Вся старая вера испарилась и на века стёрлась из всеобщей летописи. Привычное, давно насиженное место оказалось занято кем-то другим, прошлое высмеяно, а будущее неопределенно. Пустыми и беспочвенными казались все переживания, что не касались бы этой одной единственной мысли. Без надежды всё грядущее становилось неважным. Иллюзиями строился каждый преследующий его день.

Фолки сами же подавляли собственные силы. Они и желали бы приблизиться к совершенству, обучившись неведомым им тонкостям человеческой жизни, да только вот никогда не пользовались своим главным преимуществом. «Тот, кто пришёл к ним первым, на чистом листе расписал свои проповеди» — так думали люди, совсем не принимая во внимание то, что лист тот был уже чем-то заполнен. Первый человек перечеркнул их наследие, отравил людским ядом и принудил фолков верить, что они могут надеяться на Бога. А те, кто Господу доверяли, никогда не пользовали всего своего потенциала. Милостивый Бог сам должен был пойти им на встречу. На него переложили задачу их с людьми сплочения. Но этот самый миротворец выбрал для них другой путь, что не знал пощады для тех, кто по глупости на него встанет.

Хён Сок презирал религию, смеялся над культом реки Кали с Ньюэры, мимо ушей пропускал рассказы бабули Ии о её первом человеке и Творцах, а ритуалы Кэсси со старомодной бумажной газетой и фарфоровой чашкой считал причудой, присущей людям современных искусств, что всегда так любили крайности. С детства он понимал, что все системы ценностей условны. Ещё девять лет назад Хён Сок единственно верной для себя принял идею того, что ни одна живая душа не может стоять выше него. Но дело было отнюдь не в том, что он вдруг посчитал себя великим. Просто если кто и был главней Хён Сока, то у него явно не хватало компетенций держать его непокорный дух в узде. Над ним не свершили правосудия, не приказали быть смиренным и следовать предназначению хранителя домашнего очага, покровителя мамы Бао и Лин. Ему самому пришлось себя ограничить. Хён Сок всю жизнь чувствовал, что доделывает работу за своим отцом. Но за Му Хёном ему уже не успеть.

«Почему она не любит меня? Почему волнуется о нем, а не обо мне, если я делаю для неё всё?». Раньше Хён Сок ни раз бил кулаком о стену, сокрушаясь от того, что каждый их совместно прожитый день Лин предпочитала запираться в комнате, а не говорить с ним. Тогда он все вечера просиживал в гостиной с надеждой, что она к нему выйдет. Но Лин боялась и никогда не выходила. Теперь же, когда её страх отступил, Хён Сок никак не мог покинуть своего кабинета.

Истина меньших групп уж полный век оставалась неизведанной, но большинство фолков считало, что каждый из