В этой истории не будет злодея, и человек есть закон - Дарья Милл

людей был Богом. Хён Сок оказался тем из немногих, кто сам его в себе обнаружил. А всё потому, что однажды один из бывших Богов убил его отца. Тогда Хён Соку пришлось взять всё в свои руки.

Му Хён никогда его не любил, но сын всегда надеется быть нужным своему родителю. Хён Сок должен был перестать быть плохим сыном, ведь папа не возвращался домой только потому, что не хотел видеть его таким ни на что неспособным. Он должен был стать лучше. Он должен был стать сильнее. Но вот теперь, когда Хён Сок наконец всего добился, Му Хён уже точно не вернётся. Хён Сок перестарался, но он и правда стал хорошим мальчиком. Настолько хорошим, каким только возможно, ведь теперь именно он определял что приемлемо, а от чего стоит избавится. Ведь так быть примерным сыном куда проще. Сыном, но никак не человеком.

Фолки вынудили Му Хёна пойти на верную смерть. Человек его нравственного статуса просто не мог отказать в помощи детёнышу фолка. Нормы морали того ему не позволяли. Так думал Хён Сок, оставляя без внимания тот факт, что Му Хён между возвращением домой и смертью выбрал последнюю. Теперь он вдруг оказался наравне с Богами. Для уже взрослого Хён Сока этот удар стал первым из всего того множества, что так настойчиво пыталось подкосить его и склонить в сторону ненавистников фолков. Ножом в спину оказался уход мамы Бао. Ненависть и презрение к нему Лин стали последней каплей. Так Хён Сок сломался. Всё человечное в нём, что заставляет разжигать конфликты и находить смысл в бойнях, едва не лишилось контроля рассудка. Детская обида и навязанная влиянием возраста злоба оставались храниться под сотней замков, но лишь до того момента, пока строившуюся годами дисциплину не сорвут нужды общества.

Хён Сока выбрали, использовали, да лишь потому, что разглядели в нём его проблему. В трудные времена из изгоев особенно просто выходит сделать подношение великому делу. И министерство знало об этом лучше других. Его наняли ради единственной простой цели — вовремя сыгранного увольнения. И вот теперь, пока одни возрадовались, а другие принялись сетовать на жестокую к Герою народа судьбу, третьи скрылись от лишних глаз, в сердцах затаив надежду на бунт. Волнения обещали смениться мятежом, и теперь подполковника Арно вместе с безработным Квоном это беспокоило ещё больше. Ведь первая жертва объявилась ещё вчера ночью. За ней должна была последовать вторая.

Хён Сок никогда не знал, когда нужно остановиться. Он молчал потому, что боялся, что если начнёт думать о своей душе, то больше не сможет взять себя в руки. Сейчас из плотно закрытого крана сочилась вода. Мелкими каплями она орошала землю, питала корни и взращивала семена, что оставались в Хён Соке ещё с первых детских игр с Му Хёном. Зависть, ревность, мнимая ненависть, разочарование в собственных силах — всё это большим снежным комом водрузилось на его плечи, норовя вот-вот похоронить беспомощное тело под своим бесконечно тяжёлым весом. Хён Соку вдруг почудилось, что ему снова восемнадцать, мамы Бао не стало с недели назад, учёба давит, а Лин надеется, что он поскорей от неё избавится. Давняя нужда в поддержке вдруг обострилась и костлявой рукой сжала горло. Хён Сок точно знал, что эти ледяные пальцы принадлежат Алеку, ведь думать о других мертвецах он просто не мог.

Кэсси вот уже пятнадцатый год ждала, когда наконец сможет вернуть ему долг. Правильное время наконец наступило. Хён Сок написал ей, и, не прошло и нескольких часов, как Кассандра Аллен оставила весь свой труд, что вмиг померк на фоне его просьбы. Она появилась на пороге с фолковской газетой в руках и всё прежней улыбкой.

— Ну, как ты? — с порога задала вопрос Кэсси, на ходу избавляясь от обуви. — Не то, чтобы я была удивлена тем, что меня в середине рабочего дня позвали в дом Квонов, но обычно таким промышляет Лин, но никак не её старший братец.

— Подумал, что хочу чего-то, но чего так и не понял. Ты первая пришла мне в голову.

— Как мило. — Бросив верхнюю одежду на кресло, а газету на журнальный столик, Кассандра подбежала к нему и оставила лёгкий поцелуй на его щеке. И снова пресловутая вишня. — Хоть я и польщена, но не слишком. Желание прийти к тебе заставило меня оторваться от дел.

— Другого от тебя и не ожидалось. Всё та же закономерность.

— Хочешь сказать, что я предсказуема?

— Просто ты не меняешься. По крайней мере, последние несколько лет.

— Я проделала столько работы, Хён Сок, что просто нечестно с твоей стороны указывать мне на то, что я позволила себе отдых. Мне некуда мчаться, незачем лишаться удовольствия в свои золотые годы. Сейчас я продуктивна как никогда, меня печатают больше, чем кого-либо другого на Вине. Я нежусь в лучах зенитного солнца и принимаю комплименты. Такой у меня период.

— И ты замечательная, Кэсси.

— Спасибо, теперь и я это знаю.

Она заняла диван, а Хён Сок подсел к ней так, будто бы это ему пришлось навестить её по одной только просьбе. Голова Кэсси щекой упала на изголовье, а тело приняло позу человека, абсолютно точно готового с полным вниманием выслушать даже самые отчаянные мысли. Волосы её спали на плечи, а глаза замерли на его лице. Она бы и не подумала отвести взгляда, даже если бы это стало для неё вопросом жизни и смерти.

— В чём дело? Тебе страшно?

— Почему ты спрашиваешь? — он чуть было не выдал своё замешательство, но смущение заставило его прикусить язык. Даже после стольких лет Хён Сок продолжал изумляться тому, как Кэсси разбиралась в нём лучше, чем когда-либо мог он сам. Она уже знала, что Хён Сок ужасно напуган, но он решил облегчить её участь и самостоятельно всё объяснить. С минуту он был вынужден доставать из себя ответ. — Я не могу позволить себе бояться. Мне всегда страшно, и, кажется, я боюсь себя самого. Но я не уверен. Не знаю. — Хён Сок замолчал, глубоко вдохнул и заметил то, как всё это время Кэсси была полна к нему соучастия. С самого начала она оказалась неспособна быть к нему равнодушной. — Никто раньше не спрашивал, боюсь ли я чего-то. Но, если честно, кое-что есть. Я боюсь одиночества. И смерти моей сестры. И своей собственной. Боюсь жить, повторить участь отца, лишиться Лин, тебя и Эндрю. Но, кажется, я уже сделал всё для того, чтобы это случилось. Нет смысла больше