Невеста по фотографии - Ли Кым-и

другу и слова. Хотя тетя говорит, что мама и отец очень любят друг друга. Я ясно помню, что мама сказала тете, когда вернулся отец. Когда я спросила у тети, не живет ли мама с таким отвратительным отцом из жалости, та отмахнулась, сказав, что я маленькая, поэтому ничего не понимаю, и что взрослые очень часто говорят то, чего они на самом деле не думают. Но в особенности, сказала тетя, это неправда, потому что моя мама действует многим в угоду, лукавя о своих истинных чувствах. Это мне показалось в какой-то степени правдой. Мама была из тех, кто старается не выказывать негативных эмоций.

– Они прожили с ним в разлуке больше времени, чем провели вместе. Ежели сосчитать дни, что они провели вместе, можно считать их новобрачными.

На эти слова тети Роуз я сделала вид, что меня тошнит. Словно бы в доказательство мама родила мне еще двух младших братьев, Пола и Гарри. Подобно ребятам в других семьях, разница в возрасте у мальчишек была два года. То, что родители дружны между собой, было, естественно, неплохо. За исключением того, что, рожая детей в позднем возрасте, мама чуть не умерла, а у меня появились младшие, за которыми мне снова нужно было следить вместо нее.

После рождения самого младшего, Гарри, я разозлилась на нее, сказав, чтобы она перестала рожать детей, на что она мне ответила, что у нее самой, как и у меня, был старший брат и трое младших и что она была единственной девочкой. Маме хотелось родить мне сестричку, но у нее не получилось. Я была обескуражена ее словами о том, что она рожала детей ради меня.

После роспуска Батальона независимости отец больше не вступал в политические кружки и организации. Он говорил, что основанная господином Пак Ёнманом организация не только спонсировала Движение за независимость, но и учредила в Гонолулу школу, тем самым дав детям корейской диаспоры возможность получать образование. Однако после смерти Пак Ёнмана Батальон независимости пришел в упадок, и через год после нашего переезда в Коко Хед эта организация примкнула к Корейской национальной ассоциации на Гавайях.

Отец, будто старик, с перерывами работал в поле либо, сидя в зале, безучастно смотрел на море. Ему было не под силу обучать нас корейскому письму, поэтому казалось, что у него болит не только тело, но и душа. Когда я подходила к рассеянно сидящему отцу, он медленно гладил меня по голове. Таким образом мы общались друг с другом без слов.

Поступив в среднюю школу Мак-Кинли и начав жить у тети Роуз, я еще сильнее полюбила наш дом в Коко Хед, где были чистый воздух, яркое солнце, цветочные поля и море.

Я держала в руках фотографию, на которой, выйдя со сцены, я в чосонской одежде и густо накрашенная стою вместе с тетей Роуз. Посмотрев на дату, подписанную ею, я поняла, что она была сделана в моем девятом классе, после окончания представления по случаю празднования Первомартовского движения. Каждый год празднование Первого марта было самым грандиозным событием в корейском комьюнити. В этот день члены Братского клуба были очень заняты.

Мама заставила меня и Дэвида вступить в Братский клуб – собрание для второго и третьего поколений корейцев. Мы собирались раза два в месяц и учили что-то о Чосоне. Родители хотели обучить своих родившихся на Гавайях детей истории Чосона и его традициям, поэтому отправляли нас в этот клуб; мы же в большинстве своем считали такие собрания поводом для знакомств. Кстати, именно там брат встретил свою первую любовь. Группы хоть и были поделены по возрасту, но слухи быстро разлетались через братьев и сестер.

Эмили, с которой встречался брат, была старшей сестрой моей одногруппницы из средней группы, Мэри. Когда меня выбрали главной танцовщицей в танцевальном представлении, эта Мэри стала откровенно мне завидовать и болтать за моей спиной о моих недостатках. Я ненавидела Эмили уже только за то, что она сестра этой девочки. Мне было противно, что брат обращается со мной неприветливо и зло, зато радостно улыбается сестре Мэри, да и с самой Мэри ведет себя обходительно. Я угрожала ему, что, если он с ней не расстанется, то я расскажу все маме, но Дэвид делал вид, что не слышит. Естественно, я не рассказала маме – я знала, что она расстроится, если узнает, что ее «первенец» не вслушивается в лекции по истории и культуре своей страны, а крутит роман с девушкой. Но первая любовь брата закончилась, когда Эмили стала встречаться со студентом из юнсекции. «Ему стоило бросить ее тогда, когда я ему говорила!» – думала я раньше, но сейчас знаю, что в любовных делах редко получается по-твоему.

В отличие от брата, я, пожалуй, достигла маминой цели, с которой она отправила нас в клуб, пусть и ограничилась лишь танцами. У госпожи Пак, недавно приехавшей из Чосона, я обучилась чосонским народным танцам: танцу марионеток, танцу с корзиной и танцу с веером. А еще благодаря приглашенному ради культурного обмена учителю-гавайцу обучилась танцу хула. Мне нравились и чосонские, и гавайские танцы. Двигаясь в такт музыке, я чувствовала, что нахожусь в нереальном, в каком-то другом мире.

Учитель хулы не только научил нас движениям, но и рассказал о духовном значении приветствия «алоха» и бус лей. Слово «Алоха!», которое слышится здесь повсюду, – не просто обычное приветствие. Оно составлено по первым буквам гавайских слов, означающих заботу, гармонию, радость, скромность и терпение. Таким приветствием местные гавайцы будто предлагают любить, ценить и заботиться друг о друге, разделяя вместе радость.

Когда заговорили о лей, мне стало еще интереснее, видимо потому, что я дочь родителей, у которых своя гвоздичная ферма. Лей тоже оказались не просто цветочными бусами: они означают «обнимать кого-то двумя руками», то есть любовь. Это не просто местный обычай – культура лей так широко распространилась, что существует даже День лей. Мне хотелось, чтобы все живущие на Гавайях люди делились лей так же часто, как принимали пищу. Так наши гвоздики будут хорошо продаваться. А я смогу со спокойной душой танцевать.

Мой интерес к танцам начался в средней школе. Вскоре после моего переезда к тете Роуз мы с ней и с Чарли пошли в кинотеатр. Мне говорили, что «Великий Зигфелд» – это фильм по известному бродвейскому мюзиклу. Я была так очарована пышными костюмами, сценой и красивыми актрисами, что мне некогда было размышлять о сюжете. Посмотрев фильм, я еще долго вспоминала великолепные сцены с изящными танцовщиками.

Я не делала особых успехов в чем-либо, но в танцах схватывала быстрее других ребят и получала комплименты своей грациозности. Похвала меня, конечно, вдохновляла, но больше нее мне нравились танцы сами по себе. Почти в